Подтащив ногой стул, Борцэус сел и крепко задумался, вспоминая всё, что он знал о Ликсе, о чём они с ним разговаривали, и постепенно в голове оформился план, осуществив который, можно будет получить парня в своё вечное пользование или самому стать вечным пользуемым, но это не суть важно, главное, они с Ликсом будут вместе.
План был до смешного простым: не показываться парню на глаза, одновременно засыпая его письмами, записками и мелкими подарками. На все просьбы о встрече, а такие обязательно будут, уклоняться, бесконечно сожалея о всяких препятствиях. Нужно заронить в сердце Ликса каплю сомнения в искренности Борцэуса, но только каплю, иначе парень сбежит. Хотя, если подумать, не может возлюбленный сбежать от своего вампира, но зачем им такая грубая привязка, всё надо сделать тонко и изящно, балансировать на грани, как это нравится Ликсу, да что греха таить, и самому Борцэусу.
На крохотное письмо ушло два часа, что было необычно для Борцэуса, умеющего быстро и сразу набело писать довольно длинные послания. А с этим, по сути, первым любовным письмом всё было очень непросто: скомканные испорченные листы, разбросанные по комнате, сломанные перья, вспотевший от умственных усилий автор, но за полночь послание было закончено и запечатано, оставалось его отправить. Борцэус взялся за колокольчик, но потом вспомнил, что уже ночь, да и в доме Стасиса все спят, а главное, по плану спешка была категорически запрещена, и отложил всё до утра.
Уже лёжа в постели, Борцэус ещё раз прокрутил в голове план, настраивая себя на длительную осаду крепости по имени Ликс, потрогал записку под подушкой и закрыл глаза. Сон долго не шёл, в голову лезли мысли о дамах с веерами, картинка от морока так и повисла перед мысленным взором: тринадцать дам почти одного роста, в одинаковых париках, лишь украшения и заколки разные. Кстати, надо ещё ювелиров расспросить. Борцэус вылез из кровати и поспешил к бюро, там, не зажигая свет, набросал на бумаге все те побрякушки, что он видел на злодейках. Ушёл ещё час.
Окончательно вымотавшись, принц отложил карандаш и пошёл спать, вот теперь его никакие мысли уже не беспокоили, он упал лицом в подушки и мгновенно уснул.
Наутро Борцэцус проснулся довольно легко и так же легко покинул постель, не забыв прихватить и записку – он решил носить её с собой постоянно. Хотел уже отправить посыльного с письмом, но передумал, вскрыл конверт, черкнул там ещё пару строк, вновь запечатал и уже после этого позвонил в колокольчик. Послание ушло, оставалось дождаться ответа.
Настроение у юноши было замечательное, хотелось петь, бегать, были бы крылья, то и летать. В животе заурчало, и Борцэус вновь схватился за колокольчик и приказал немедленно подавать завтрак и одеваться. Пока не совсем проснувшийся камердинер занимался одеждой, принц поинтересовался, а который сейчас час? Шесть, был ему ответ. Сколько?! Это вместо обычных десяти?.. Борцэус хлопнул себя по лбу – письмо же! Он отправил его слишком рано, а по плану он не должен был так спешить. Ну, да ладно, на первый раз сойдёт, пусть Ликс думает, что это от любовного нетерпения, хотя, если подумать, это так и было на самом деле, даже больше, ведь он чуть не отправил письмо прямо ночью.
Борцэус успокоился и стал ждать завтрак. Вскоре пожаловал слуга с подносом, расставил посуду на столике и удалился. Камердинер тоже ушёл, досыпать, наверное. Взявшись за салфетку, принц окинул взглядом тарелки с едой, принюхался к аромату, исходящему из кофейника, и вдруг ясно так понял, что есть это не хочет. Совсем. Рука с салфеткой опустилась. Он совсем забыл, что не это теперь его главная еда, а Ликса, чтобы поделиться своей кровью, под рукой не было, и сколько ни съешь булочек и не выпей кофе, голод будет не унять.
Настроение сразу испортилось, было совсем не радостно от сознания, что в таком хорошем стратегическом плане оказалась дыра, причём серьёзная, и если её не закрыть, то идею с завоеванием Ликса придётся отбросить, а самому стать рабом своего возлюбленного. Поднявшись из кресла, Борцэус вышел на террасу. Покои выходили на северную сторону, так же, как и королевские, солнца здесь было меньше всего, вот и сейчас оно светило справа, и пока не больно для глаз. Облокотившись о перила, принц стал смотреть вниз: там щебетали птицы, раскрывались уснувшие на ночь цветы, блестела роса. Всем было хорошо, всем, кроме бедного одинокого вампира, которому сейчас очень хотелось есть. И ведь не сходить на кухню и не спросить там мяса, его не то что не поймут, его испугаются. Вон у Слая, когда тот голоден, глаза бывают такими, что впору бежать и прятаться, а тут он с утра пораньше заявится на кухню пугать поваров и кухарок. Кухарок… Точно, Розалин же!
Борцэус сорвался с места и бросился вон из покоев, но возле столика с завтраком задержался, подумав мгновение, схватил кофейник и булочки и вернулся на террасу. Там вылил кофе в один из цветочных горшков, а булочки покрошил птицам. Похвалив себя за находчивость, вернул кофейник на место и уже спокойнее зашагал к дверям.
Следом увязался слуга, осведомляясь, какие будут распоряжения и что сказать, если кто будет спрашивать его высочество. Борцэус бросил на ходу, что едет кататься верхом. Один. Спутники ему не нужны. Обратно он пожалует к полудню. Слуга тотчас отстал.
На конюшне все уже были на ногах, так что лошадь подали быстро. Вскочив в седло, Борцэус направил коня к выходу и пришпорил. Цокот копыт разорвал утреннюю тишину, подняв в воздух тучу испуганных птиц и растревожив собак. Так, под сопровождение лая сторожевых псов и птичий щебет, всадник вынесся на ближайший мост и полетел к улице, ведущей к заветному кабачку. Спустя двадцать минут Борцэус уже спешился, накинул повод на крюк в стене и забарабанил в дверь.
Стучал он громко, и, наконец, по ту сторону двери послышалось недовольное:
– Кого там чёрт принёс в такую рань?
Борцэус усмехнулся и ответил:
– Открывай, Розалин, это твой новый постоянный клиент.
– Мамочки!.. – пискнули за дверью, и та с грохотом распахнулась. – Простите, ваше высочество, проходите, пожалуйста, милости прошу.
– Благодарю, – Борцэус шагнул в сумрак помещения.
– Что ж вы так рано, случилось что? – женщина закрыла дверь и грохнула тяжёлым засовом.
– Случилось, – обернулся к кухарке принц. – Я есть хочу.
Светящиеся в полумраке глаза вампира выбили из лёгких женщины воздух, она засипела и отшатнулась обратно к двери, Борцэус же остался неподвижен, чтобы ещё больше её не напугать.
– Я вас не трону, Розалин, не бойтесь, – заговорил он как можно мягче. – Мне нужно сырое мясо, а в такую рань, не вызывая подозрений, его можно найти лишь у вас. Вот я и приехал. Надеюсь, не прогоните?
Женщине удалось отдышаться, вытирая пот с лица, она быстро закивала.
– Конечно, конечно, ваше высочество, проходите, я сейчас всё сделаю в самом лучшем виде. Всё, как и их величеству.
Пробежав вперёд, хозяйка отставила стул, приглашая гостя сесть за стол, и укатилась на кухню. Борцэус сел, стянул перчатки и огляделся по сторонам: окна были ещё закрыты ставнями, сквозь щели лезвиями пробивались солнечные лучи, было тепло, пахло луком, вином и… кровью. Видимо, Розалин уже резала мясо. В желудке заурчало, и вампир занервничал, скорее бы уже подавали.
Не выдержав ожидания, Борцэус поднялся со стула и прошёл на кухню, там, на широком столе уже стояло большое блюдо с кубиками мяса. Протянув руку из-за спины женщины и вновь испугав ту, принц схватил пару сочных кусочков и бросил в рот. Это показалось божественным. Прикрыв глаза и замычав от удовольствия, вампир схватил ещё.
– Ваше высочество, его надо специями посыпать, так вкуснее будет, – заметила Розалин.
– Сыпь, – согласно кивнул принц.
– И вы бы вилку взяли.
– Неси вилку.
Женщина вытерла руки о передник и покатилась за вилкой, и вскоре уже Борцэус ел цивилизованно, а Розалин, осмелев, заставила его ещё снять камзол, закатала ему рукава рубашки и завесила большим чистым полотенцем на манер детского слюнявчика.