Вдруг кое-что любопытное привлекло внимание Фабио и он увеличил изображение до допустимой величины, позволявшей без потери качества разглядеть мельчайшие подробности. В левом нижнем углу картины стояли, судя по всему, инициалы художника – две буквы «Х» и «Н». Сами по себе они ничего не значили, если бы не стояли на портрете разыскиваемого за подстрекательство и организацию мятежа преступника! Открыв информационный терминал, Фабио задал компьютеру задачу найти в базе любое соответствие по этим инициалам. И спустя полчаса ожидания ответом ему была пустота. Никто из современных художников-портретистов не подписывался подобным образом!

Может, псевдоним? – Размышлял Фабио, однако тут же прервал сам себя: – в таком случае, зачем вообще эта подпись? Нет. Художники, как и все творческие люди, натуры весьма тщеславные. Если и ставить клеймо на свою работу, то никак не поддельное, иначе всё теряет смысл. Значит, нужно спросить тех, кто работал с более поздними мастерами, а «вождя» писал именно мастер, в этом не было сомнений даже у Фабио – человек казался почти живым, настолько ярко и достоверно передан этот образ!

Решив вплотную заняться интересующим его вопросом, молодой лорд спустился на «мастеровой» уровень Дворца, чьи обитатели в той или иной степени были полезны Двору и Его Величеству. В частности, именно там жили художники, работающие с императорской семьёй, скульпторы, в обязанности которых входил декор и украшение комнат изысканной лепниной, барельефами и, разумеется, великолепными статуями, о красоте которых ходили легенды. Словом, богема была весьма почитаема, и на нужды этого сектора Дворца Император отводил немалые деньги, что всегда бесило Араши. Наверное, такому уроду, как слепой братец, были чужды художественные изыски.

Усмехнувшись про себя, Фабио зашёл в мастерскую старого Нарима. Когда юного герцога Турио только представили ко Двору, именно мастер Нарим занимался с капризным, своенравным ребёнком, заставляя его сидеть прямо и неподвижно, что в принципе было невозможно. Должно быть, Фабио доставил немало неприятных часов старику, но всё же, был ему благодарен. С помощью старого художника-портретиста маленькому лорду удалось выработать правильную осанку, чего никак не могли добиться гувернёры. Теперь же, не смотря на то, что глаза мастера стали совсем плохи, а слышал он и того хуже, к нему по-прежнему относились почтительно и он работал больше для себя, потому как, по его словам, не мог и дня прожить без искусства, остальные свои обязанности распределив между пятью учениками – необыкновенно талантливыми юношами.

В большой и светлой комнате пахло красками, известью и холстом. В столбах солнечного света, падавших сквозь прозрачный купол крыши, танцевали причудливый танец серебристые пылинки. Мастеру Нариму отвели одно из самых лучших помещений и его рабочая комната выдавалась далеко за пределы основных ячеек Дворца, напоминая застеклённый балкон огромных размеров.

Некоторое время понаблюдав за тем, как скрупулезно и тщательно старик смешивает краски на палитре, Фабио нарочито громко постучал в дверь. Художник вздрогнул и оглянулся. Тотчас же на его морщинистом лице показалась добрейшая улыбка и он провозгласил скрипучим голосом:

- О, мальчик мой! Вы выбрали время, чтобы посетить старика или вам нужен новый портрет? Боюсь, мои руки уже не так верны, как раньше…

- Не беспокойтесь, мастер Нарим, – Фабио тепло улыбнулся и пожал старческую лапку со следами въевшихся в кожу красок. – Я не настолько бессердечен, чтобы заставлять вас писать мою персону!

- Да уж, в последний раз это было весьма затруднительно сделать. – Золотые лучи искрились в ставшими близорукими серых глазах мастера и в них Фабио читал нисколько не фальшивую радость от встречи. Наверное, именно этой незамутнённой искренности он так желал добиться от отца, каждый раз испытывая всё новое разочарование, боль от которого не притуплялась, сколько бы лет не прошло. Почему же вышло так, что старый мастеровой встречает лорда Турио, как добрый дедушка, тогда как настоящие его родственники лишь холодно кивали проходя мимо?

Поговорив немного о разном, Фабио, чтобы не выглядеть неучтивым, приступил к волнующему его вопросу только после восхитительного травяного чая с печеньями и мастер Нарим, надев на нос очки, внимательно осмотрел работу неизвестного художника.

- Очень необычный стиль, – наконец, вымолвил он, – примерно в 1300 – 1548 годах прошлой эпохи был модным подобный реализм. Некоторые портретисты доходили до того, что тщательным образом прописывали каждую морщинку, каждую ресничку заказчика, из-за чего получалось изображение, сходное с застывшим отражением в зеркале. Очень кропотливый, сложный труд. Работа, несомненно, принадлежит кисти Мастера. «Н.Х.»… К сожалению, юный лорд, моя память стала подводить в последнее время и я не смогу вот так вспомнить нужное вам имя, но у меня есть каталоги, в которых можно обнаружить нечто весьма познавательное и, скорее всего, искомый мастер окажется среди этих страниц.

- Но почему вы не оцифруете все эти данные? – С некоторым недоумением спросил Фабио, глядя на то, как старик возится с кипой папок. Тот остановился и строго посмотрел на принца поверх очков, назидательным тоном сообщив:

- Молодой человек! Вот когда вы научитесь оцифровывать и переводить в голограмму душу, красоту и свет, тогда, возможно, художники позволят вам войти в святая святых мастерской. А пока… поизучайте вот эти работы и особое внимание обратите на подпись. Всё же, первая треть предыдущей эпохи… Удивительно, что ещё появляются экземпляры работ, да ещё в таком хорошем состоянии… – Мастер Нарим склонился над голограммой, придирчиво рассматривая снимок.

- Действительно, странно, – согласно протянул Фабио. Теперь, когда он был осведомлён о предполагаемом возрасте портрета, а значит, и изображённого человека, ниточка, ведущая к «вождю», стала буквально расползаться в пальцах. Кто может прожить так долго? Обычному человеку подобное долголетие только снится! Разве что представители Великих Домов жили дольше отпущенного срока лет на сто, ну, и, конечно же, Императорская семья. Проснувшийся интерес заставил Фабио безропотно принять драгоценные каталоги и удалиться в кабинет, где начальник «Акелла» и провёл весь остаток дня, рассматривая портреты неизвестных людей минувшей эпохи.

Понимая, что необходимый объём в краткие сроки ему не осилить, Фабио взял каталоги домой, так что за семейным ужином и в супружеской постели продолжал листать тонкие хрупкие страницы, пока не вызвал этим бурное негодование жены.

- Что такого в этих картинах? – Раздражённо спросила, нахмурившись, Шэнни. – Ты не обращаешь внимания на домашних, пропустил мимо ушей жалобы гувернёров на твоих старших сыновей! А, между прочим, заниматься их воспитанием должен их отец, не находишь?!

- Дорогая, не сердись, – примирительно улыбнулся Фабио, сочтя за лучшее отложить в сторону сведения о художниках минувшей эпохи. – Знаешь, если будешь так хмуриться, между бровями заведётся морщинка. «Сердитка» называется. Я в курсе о шалостях Вестена и Вероена, но в их возрасте мальчикам положено хулиганить! Беспокойство вызвало бы их тихое поведение, и потом… ты слишком опекаешь их.

- Зато ты всегда спокоен, не так ли?

Жена собралась всерьёз обидеться и пришлось герцогу Турио на несколько часов забыть о своих делах, подозрениях и расследованиях, чтобы полностью раствориться в атмосфере семейного уюта и счастья, которое так щедро дарила ему Шэнни. Наблюдая за тем, как довольная проведённым временем женщина спит, устроив голову на сгибе его руки, Фабио не мог перестать думать о том, что его жизнь могла сложиться иначе.

====== Глава 15. Дом с привидениями. Часть 2 ======

Искомая расшифровка инициалов нашлась на триста сорок третьей странице каталога известных портретистов 1445 – 1602 годов прошлой эпохи. Нолан Хант. Придворный художник и самая настоящая звезда на небосклоне богемы. Однако, несмотря на то, что заказчики становились в очередь у дверей его мастерской, своим приоритетом он сделал работу для одного из четырёх Великих Домов – Эшли.