Мне хотелось кричать. Хотелось шипеть и царапаться, бросаться на стены.
Остальные исчезли после того, как я сообщила им, что мне придется вернуться на Землю. Все члены моей команды ушли, искренне попрощавшись и пообещав, что когда придет время, они будут готовы. Наверное, это все, на что я могла рассчитывать. Они все находились на свободе, занимаясь своими делами и, я надеялась, добивались успехов, в то время как я сидела здесь, одинокая, отрезанная от всего света. Бесполезная.
Сначала я проводила дни, яростно расхаживая взад-вперед по своей комнате и превращая жизни несчастных солдат, приставленных ко мне, в ад.
Затем я стала читать все, что только могла найти – старые отчеты, книги о протеанах, легенды о Жнецах, мои собственные записи о Страже и Властелине. Я пыталась хоть как-то подготовить себя к пришествию Жнецов.
Когда же чтение надоедало, я начинала писать. Я решила воспользоваться свободным временем и напомнить себе о том, что считала по-настоящему важным. Я размышляла над тем, кем являлась и кем хотела стать. Я вспоминала Сарена, кем был он, и что с ним произошло.
Я думала о Жнецах, о том, что узнала от них, о том, чего будет стоить не просто выжить, а победить. Я воскрешала в памяти слова Стража о том, что нужно искоренять одурманивание. Жнецы уничтожат нас изнутри, если мы не окажемся достаточно сильными. Я не могла позволить этому случиться – я должна стать оплотом силы.
В результате подобных размышлений я составила список приоритетов – вещей и идей, за которые буду держаться, если почувствую, что контроль ускользает из моих рук. Список состоял из трех пунктов. Я записала их, запомнила и порой, проснувшись среди ночи, шепотом повторяла вслух. С таким оружием я не могу проиграть.
Первый пункт гласил: «Держись за своих друзей». Я знала, что с поддержкой моей команды способна на что угодно. Они доверяли мне свои жизни, а в ходе штурма базы коллекционеров мне пришлось доверить им свою. Если единственным шансом на победу являлся межгалактический союз, то по крайней мере «Нормандия» способна была подать хороший пример.
Да, я собиралась выкрасть ее обратно. Этот корабль, черт побери, принадлежал мне, и меня не волновал его текущий статус, пока он находился на Земле. Прежде, чем я покинула судно, СУЗИ сказала: «Предоставь это мне». Я могла только довериться ей.
Вторым пунктом было «Помни о своей человечности». Призрак нарушил это правило давным-давно, но я не собиралась следовать его примеру. Моя человечность являлась моим кодексом, и только благодаря ей я знала, что поступаю правильно. Этот свод содержал много правил, главным из которых было «не убивать гражданских». Я уже нарушила его триста тысяч раз, но не собиралась делать из этого привычку. Порой цена оказывается слишком высокой.
Существовал еще один аспект этого пункта, который возвращал меня к моей последней беседе с Лиарой, когда я объясняла ей, за что борюсь. Для меня быть человеком означало верить, что всё то, что делало нас несовершенными, помогало достичь совершенства. То, что другие расы считали нашими слабостями: нашу безрассудную горячность, наши короткие жизни, яростную и гордую индивидуальность – именно за это я почитала десять пальцев на руке, волосы на голове и тонкую, мягкую кожу за счастье. Цели для эволюции и жизни не существовало – это просто случилось, и единственной нашей обязанностью было прожить отведенный нам срок как можно лучше, суметь отыскать в бушующем вокруг нас шторме драгоценные мгновения счастья и покоя – чего-то, что мы и не мечтали получить.
Жнецы полагали, что это ничего не стоит, и за это я ненавидела их. Они не понимали того, о чем взялись судить, потому что неспособны были чувствовать. И что бы они ни думали, они не являлись богами. И их можно было убить. Я уже уничтожила одного и покончу с остальными точно так же. Я найду способ.
И эти мысли подводили меня к последней записи – третьему приоритету, следовавшему за первыми двумя.
«Убивай Жнецов». Здесь не было места компромиссам. Сарен был одержим идеей эволюции органической жизни, он хотел присоединиться к ним, и они просто превратили его в свою игрушку. Призрак хотел изучать их, хотел присвоить их невероятную мощь, подчинить себе существ, которых он не в состоянии был даже постичь. Я не повторю его ошибки. Я убийца, лучшая в своем роде, и я убью их безо всяких раздумий. Моя рука не дрогнет до тех пор, пока сердце бьется в груди.
И в то время, как Жнецы приближались, а дни проходили впустую, эти мысли не покидали меня, заставляя оставаться сильной.
Они помогут мне пережить шторм, позволят остаться в живых.
========== Молчание ==========
2186 год. До вторжения Жнецов осталось четыре месяца
Кейден
Я закрыл папку и положил ее на стол, а затем, откинувшись в кресле, тяжело вздохнул и попытался переварить все, что увидел. Я знал, что информация неполна – отчеты с миссий были обрывочными - в лучшем случае краткое изложение – но даже имеющиеся сведения… по меньшей мере поражали. «Цербер» завербовал Шепард, чтобы совершить невозможное, и именно это она и сделала. Со всех уголков галактики она собрала группу разношерстных индивидуумов – лучших из лучших в своем деле, научила их доверять друг другу и превратила свою команду в многорасовую семью. Ради каждого из них она прошла огонь и воду, добившись абсолютной преданности.
Джена умела понравиться. Меня всегда это удивляло, учитывая, насколько невыдержанной и резкой она частенько бывала, но… что-то в ней заставляло вас пытаться стать лучше, стать похожими на нее. Горящий внутри нее огонь манил людей, и они шли за ней куда угодно, помогали в любом ее начинании. В те же редкие мгновения, когда вам доводилось почувствовать тепло ее души, вы считали себя самыми счастливыми на свете.
Я вспомнил, как Джена смотрела на меня на Горизонте, как она поджала губы, осознав, что на этот раз я не последую за ней. Неужели все, случившееся прежде, было игрой? Может быть, та уязвимость, что она показала мне когда-то, являлась всего лишь тщательно продуманным ходом, призванным привлечь меня на ее сторону? Эта возможность казалась мне столь же вероятной, как и все остальные невообразимые вещи, произошедшие в последнее время. Я так давно не видел ее.
Я даже не знал, какой вариант бы предпочел: чтобы она притворялась, чтобы на самом деле была предательницей, и в таком случае женщины, по которой я сходил с ума, не существовало, или чтобы оказалась настоящей – жертвой обстоятельств, отчаянной и одинокой, в то время как я просто отказался слушать, и тогда…
Черт, я понятия не имел, что бы сделал.
Я посмотрел на часы – до прибытия на Землю осталось два часа – и вытащил последний планшет. Когда я включил его, содержащаяся на нем информация автоматически раскодировалась, и на экране появилось слово «Лазарь». Мне и прежде доводилось слышать его в контексте обсуждения деятельности «Цербера» - специалисты разведывательной службы предполагали, что именно так назывался отдел, занимавшийся этой конкретной миссией. Но я знал, что у этого слова было и другое значение. Так звали героя древней истории, который, пролежав несколько дней мертвым, вернулся к жизни.
Я пролистал файлы, походящие на записи персонального видеожурнала. Автором каждого из них являлась оперативник Лоусон – я держал в руках ее личные отчеты. Она была верноподданной «Цербера», а следовательно, мне представилась возможность взглянуть на события с их точки зрения, попытаться понять, что они планировали для Шепард. Несколько записей, очевидно, отсутствовали, однако остальных было более чем достаточно для того, чтобы составить целостную картину.
Я выбрал случайное видео – одно из первых – но изображение, появившееся на экране, стало для меня полнейшей неожиданностью. Моему взгляду предстала лаборатория, оборудованная по последнему слову техники и изукрашенная символами «Цербера», а в центре помещения на металлическом столе лежало то, что корректно можно было назвать частично прикрытым телом, однако слово «труп» подходило куда лучше. Что это, какой-то морг? Камера взяла крупным планом левую половину тела, и я заметил, что обе конечности - от локтя и от колена – отсутствовали, а на месте чудовищных ран из обгоревшей плоти торчали осколки костей. Лицо было совершенно неузнаваемым, большая часть кожи обуглилась. Я видел много смертей, однако подобное зрелище не оставило меня равнодушным. Резкий свет придавал изображению тошнотворную реалистичность.
