«Как вы видите, наихудшие повреждения пришлись на эту сторону, - произнес за кадром женский голос с весьма специфическим акцентом, часто присущим богатым колонистам. – Мы предполагаем, что именно в этих местах произошел разрыв скафандра при входе в атмосферу, однако нам неизвестно, как именно это случилось».
Казалось, мои внутренности вдруг свернулись в тугой узел, страх сковал горло. Неужели это?..
«Первые тесты показали, что мозг и внутренние органы сравнительно целы, хотя, разумеется, технически она мертва. Но поскольку смерть стала следствием удушья, а не физической травмы, мы высоко оцениваем наши шансы».
Запись длилась еще несколько минут; голос продолжал объяснения, которых я не понимал, используя при этом слова, которых я никогда прежде не слышал. С ужасом я вдруг осознал, что вижу перед собой. Изображение резко дернулось, и камера переместилась к правой стороне тела.
На поверхности стола лежала рука – вялая, безжизненная и покрытая ожогами. Камера сфокусировалась, стало чуть светлее, и я заметил, что уцелевшие ногти до сих пор окрашены в бутылочно-зеленый цвет. Воспоминания о той ночи, что мы впервые провели вместе на Цитадели, нахлынули сокрушительной волной: ее пальцы, кокетливо поигрывавшие стаканом, ее бедра, чуть сместившиеся ближе ко мне. Я вспомнил последние проведенные с ней часы, ее руку в моей руке и коротко остриженные ногти того же самого цвета, как и на мертвых, почерневших пальцах на экране. Мне вдруг стало трудно дышать.
Камера переместилась к ее лицу с правой стороны, и хотя оно было обожжено и покрыто ранами, я узнал ее. Стоявший рядом врач приподнял веко, демонстрируя отсутствие реакции зрачка на свет; ее блестящие когда-то, янтарные глаза теперь выглядели безжизненными и тусклыми. К горлу подступила тошнота. Это действительно была она, и только сейчас, видя ее такой поломанной и обгоревшей, погибшей, в то время как я спасся, я осознал весь ужас произошедшего с ней. Мне с трудом удалось подавить рвотные позывы. Судя по дате, видео было снято чуть более двух лет назад, и она, очевидно, была мертва. Но ведь каких-то несколько месяцев назад она стояла передо мною – живая и невредимая всего лишь с новыми красными шрамами, испещрявшими ее лицо.
«Лазарь». Слово эхом прозвучало у меня в голове. Это невозможно. Я был уверен, что она лежала в коме, возможно, не имела доступа к средствам связи. Когда она сказала «мертва», я и подумать не мог, что…
Тяжело сглотнув, я стиснул зубы. Джена всегда говорила, что думала, напрямую.
Я коснулся экрана планшета, останавливая это видео и открывая следующее, и моему взору предстала та самая женщина с холодными, серьезными глазами, которые сейчас лучились воодушевлением.
«Получается! Проект дает результат. Мы только начали, и он уже обошелся нам в миллионы, однако сегодня утром мы закончили работу над ее сердцем, и я рада сообщить, что оно бьется без помощи извне. Мы использовали ее собственные стволовые клетки, чтобы вырастить ткань, так что, за исключением нескольких усовершенствований, орган полностью состоит из органического материала. Сейчас все кажется мне весьма многообещающим, хотя пока неизвестно, можно ли рассчитывать на подобный успех с мозгом. Как и ожидалось, на данный момент мы не обнаружили никаких признаков мозговой активности, но этой проблемой занимается целая группа специалистов, и у них имеются строгие инструкции. Разумеется, существует целый ряд вопросов, которые нельзя упускать из вида, занимаясь нейропрограммированием, но… мы подумаем над ними, когда придет время».
Женщина опустила взгляд, и на экране появилось новое видео. Теперь я смотрел на левую руку Шепард – или, вернее, на то, что от нее осталось, пока Миранда объясняла, как нанороботы прилаживали искусственную кость на место обломанного предплечья. Следом запустилось похожее видео, показывающее такие же манипуляции с ногой.
С невероятной четкостью я вспомнил, как проснулся, прижимая ее к себе, как переплел пальцы наших рук, как касался татуировки, изображавшей пятерку крошечных черных воробьев, на ее запястье, которое теперь просто не существовало. Я смотрел видеозапись за видеозаписью и постепенно начинал осознавать, что это тело, лежащее на операционном столе, на самом деле ее – то самое, что я обнимал всего за – я глянул на дату – месяц до того, как это было снято.
Время от времени я отстраненно улавливал такие слова, как «имплантаты», «улучшения» и «робототехника». Они воссоздали ее, сделали ее лучше, быстрее, сильнее. По большей части, как Миранда и сказала, использовался органический материал, но «Цербер» не смог удержаться от того, чтобы не внести некоторые изменения: ее кости стали прочнее, давным-давно поврежденные нервные волокна снова функционировали, рефлексы улучшились. Надеяться на то, что они потратят столько денег, чтобы просто вернуть ее такой, какой она была, не приходилось. Что еще они поменяли? Может быть, что-то, невидимое невооруженным глазом?
Я вспомнил фразу из ее послания: «Я делаю это без тебя и без Альянса, потому что это должно быть сделано». Возможно, ее запрограммировали таким образом, чтобы она сказала это? Подумала это? Если «Цербер» практически создал ее, стали бы они рисковать, возвращая ее к жизни прежней, зная, какую опасность коммандер Шепард представляла для их организации? Даже если они и вправду сделали это, способа убедиться в том, что она является самой собой, не существовало: ей могли внушить любую ложь, и она до последнего верила бы в нее. Любой самый крошечный обман изменил бы ее поведение, упростил бы задачу контроля над ней.
Да, подобный вариант заслуживал бы самого пристального внимания, если бы Шепард с момента пробуждения своими действиями не доказывала его ошибочность. Ходили слухи, что до того, как взорвать ретранслятор и сдаться властям, Шепард присвоила «Нормандию-СР2» и порвала с «Цербером», заявив, что не подчиняется никому. Мне хотелось, чтобы так оно и было – правда, хотелось – но даже если она сама верила в это, произошедшее все равно могло оказаться частью чьего-то грандиозного плана. «Цербер» не оставляет незаконченных дел. Если они сумели вернуть к жизни умершего, то… все возможно.
Я продолжал смотреть запись за записью, с ужасом понимая, что Джена говорила правду от начала и до конца, а я швырнул ей в лицо обвинения. Она на самом деле была мертва, все случилось без ее согласия или ведома; ученые и врачи обращались с ней, как со своим научным проектом, а не с личностью. Она пришла в себя в новом мире и новом теле, понятия не имея, как все это произошло.
Извинившись перед ней, я все равно продолжал считать ее лгуньей и предательницей. Я чувствовал, как щеки горят от стыда.
Нанороботы сновали по ее лицу, восстанавливая плоть и ткани глаза. Тысячи волосяных луковиц внедрили в кожу головы, а затем стимулировали рост волос. Ее густые ресницы создавались ресничка за ресничкой, словно финальные штришки на фарфоровой кукле.
Я продолжал смотреть, снова и снова вспоминая нашу встречу на Горизонте. Она пыталась рассказать мне, но я не захотел слушать. Даже по прошествии двух лет я все еще обвинял самую могущественную женщину из всех, что когда-либо встречал, в том, что она оставила меня, что она погибла.
Компьютер начал фиксировать элементарную мозговую активность. Пока врачи работали над восстановлением ее сознания, специальные машины воссоздавали татуировки на новенькой коже ее шеи и рук. Я посчитал это весьма милым жестом. Джена обожала свои татуировки, даже те, что принадлежали прежней ее жизни. Весьма предусмотрительно с их стороны было позаботиться о том, чтобы эти рисунки оказались на месте, когда она проснется. Так она хотя бы будет считать эту кожу своей.
Вскоре они начали сеансы физиотерапии, чтобы после двухлетнего сна она смогла двигаться. Направленные электрические импульсы постепенно возвращали в ее мышцы былую силу, и я наблюдал, как ее неподвижные и истощенные руки обретали так хорошо знакомую мне форму.
Я запустил быструю перемотку, однако заметив, как она шевельнулась, с замиранием сердца нажал кнопку воспроизведения. Сознание Шепард, как и прежде, сумело пробиться из небытия, в которое ее погрузили медикаменты, но на этот раз это произошло слишком рано: ее все еще восстанавливаемую кожу покрывали красные шрамы. Врачи, заметив, что их пациентка просыпается, ввели ей еще больше снотворного, и она снова обмякла.
