Мне казалось, что я опять стою на краю обрыва, глядя вниз на то, что чувствовал к ней, что хранил в своем сердце. Так просто будет просто спрыгнуть, присоединиться к ее команде и послать ко всем чертям свои принципы; заключить ее в объятия и сказать все, что не сумел сказать прежде – поведать все те идеи и эмоции, глупые наблюдения, так мало значащие до тех пор, пока ты не понимаешь, что уже не можешь поделиться ими, потому что находишься в одиночестве в гостиничном номере, облаченный в удушающий костюм, и пытаешься придумать, как пережить ее похороны и не сломаться.

Но если я снова спрыгну, то в этот раз мне уже не удастся взобраться назад. Если все то, чего я боялся, окажется правдой, если «Цербер» на самом деле управляет ею, словно марионеткой, если мне опять придется расстаться с ней… это убьет меня.

Поэтому я заставил себя отпрянуть от края, вновь запрятать воспоминания о ней в дальний уголок памяти вместо того, чтобы позволить эмоциям взять над собой верх. Я был так близок к тому, чтобы забыть ее и двинуться дальше, но теперь…

Каждый раз, подумав о том, что она жива, мне приходилось тратить несколько мгновений на то, чтобы убедить себя в реальности этого.

Я глядел на фото, всматривался в ее сияющие, искрящиеся радостью глаза, и думал о той холодной, черствой женщине, которую оставил на Горизонте – женщине, тщательно скрывающей свои эмоции за щитом имени и брони. Сделав глубокий вдох, я удалил фото, а затем и всю папку. Либо мы сумеем справиться с этим и создать новые воспоминания, либо она навсегда потеряна для меня, а я лишь цепляюсь за тени и сны – за что-то, что уже давно не существует. Может быть, и никогда не существовало.

Последние два года я мечтал только о том, чтобы еще раз увидеть ее. И я ушел от нее, несмотря на то, что она до сих пор была мне нужна. Теперь я мог успокаивать себя лишь тем, что хотя бы остался верен себе. По крайней мере, скорбя по ней, я не убедил себя в том, что любил ее до такой степени, что последовал бы за ней куда угодно вне зависимости от обстоятельств. Не то чтобы я понимал эти обстоятельства – ведь я не дал ей даже возможности объясниться.

Выругавшись, я провел рукой по волосам и в миллионный раз отчаянно пожалел, что выполнил ее приказ и бросил на верную гибель.

************

Шепард

Иллиум стал нашей следующей остановкой после Горизонта. Личные дела, переданные мне Призраком, выглядели весьма многообещающими, хотя с каждым нашим разговором он все больше и больше выводил меня из себя. Мне не нравилось отчитываться перед человеком, считавшим, что может манипулировать мной – каждое его слово было тщательно подобрано на основе моего психологического портрета, с целью заставить меня реагировать определенным образом, вынуждая поступать согласно их целям.

Я ненавидела отдавать Призраку то, в чем он, как мне было известно, нуждался, взамен получая лишь крохи информации. При этом он точно знал, как я поступлю с полученными сведениями, лишая меня хоть какого-то выбора. В такие моменты только мой тайный план, моя путеводная звезда, помогал мне держать себя в руках. Только благодаря ему я продолжала говорить нужные слова и совершать нужные поступки, убеждая Призрака, что верю ему. Конечно, я не забывала сопротивляться и по-детски возмущаться, чтобы он не заподозрил, что на самом деле творилось у меня в голове, но напряжение внутри росло, словно черная грозовая туча, вот-вот грозившая разразиться первыми раскатами грома. Призрак мастерски манипулировал фактами с тем, чтобы все держать под своим контролем. Придурок дразнил меня человеческими жизнями, при этом делая так, что мне не к кому было больше обратиться за помощью, кроме как к «Церберу».

И все же надо отдать ему должное: то, что я получала взамен, было поистине бесценным: битвы, следовавшие одна за другой, множество миссий, для завершения которых мне требовалось применять все свои знания и умения, задания, которые научили меня паре-тройке важных вещей. С лучшей в галактике командой, не заботясь о правилах, я могла потерять себя в бою, могла использовать технологии, которые сочла бы опасными и рискованными прежде, и наслаждаться своими сверхчеловеческими способностями. Это было поистине великолепно.

С такими же чувствами мы пробивались через башню в поисках Тейна. Да, пару раз нас спасло лишь чудо, но мы поспели вовремя, чтобы насладиться зрелищем профессионального убийцы за работой. Он оказался совершенно не таким, как я ожидала, и заинтриговал меня. Он умирал, и я уже умерла однажды. Я знала, что многому могу у него научиться.

Гаррус, однако, злился на меня. С того нашего разговора он взял на себя обязанность следить за моим состоянием, что я находила одновременно раздражающим и, где-то в глубине души, приятным. По его словам, кое-что из сделанного мною во время этой миссии было глупо и безрассудно, и я могла погибнуть. Я ответила, что теперь это не имеет значения, потому что мы победили, и, наклонившись ко мне так, что наши лица оказались совсем близко, он возразил низким серьезным голосом, что мы были на грани провала.

«Если ты погибнешь, - сказал он, - миссия обречена, и все те, кто рассчитывает на тебя, тоже. Я – один из этих людей. Не глупи, Шепард. Дело не только в тебе, пора бы уже это осознать».

Эти слова… потрясли меня сильнее, чем должны были. Я вдруг поняла, что возвращаюсь к старым привычкам. Когда-то я являлась свирепой коммандос, которая плохо ладила с другими и не желала тратить свое время на дилетантов. «Нормандия» изменила меня, заставила беспокоиться о том, что я делала, вместо того, чтобы просто оставаться в живых до следующего выброса адреналина. И я знала, что только это помогло мне одолеть Сарена – моя уверенность в том, что я могла положиться на окружавших меня людей, в том, что, работая с ними, я становилась сильнее не вопреки нашим различиям, а благодаря им. В тот момент, когда, вдавив в пол педаль газа и направив «Мако» к ретранслятору, я оглянулась на Кейдена и Гарруса и поняла, что они готовы были пойти за мной на край света – это осознание дало мне силы, необходимые, чтобы продолжать.

Кейден ушел, я потеряла его. Но Гаррус все еще был рядом. И остальные… черт, они все довольно быстро становились незаменимыми.

У нас может получиться, у нас действительно может получиться! Эта мысль наполняла меня странным ликованием. Я смогу победить коллекционеров, украсть корабль и использовать церберовские активы и свою великолепную команду, чтобы остановить Жнецов. Если все пойдет по плану, они даже не понадобятся нам.

Я вышла из душа со знакомой ухмылкой на губах, появлявшейся на моем лице всякий раз, когда я ощущала себя неуязвимой. Завтра нам предстояла еще одна операция на Иллиуме – мы должны были найти юстицара Самару, но пока…

На моем столе мигал огонек. Натягивая длинную футболку, я подошла ближе и обнаружила, что это маленький коммуникатор, который Лиара, обняв меня, вложила в мою ладонь не далее, как вчера. Она сказала, что перешлет мне всю найденную ею информацию касательно моих целей, но я не думала, что это произойдет так скоро. Я подключила устройство к консоли и принялась наблюдать, как оно запустило виртуальную машину с непреодолимой системой безопасности, отгораживаясь от всех церберовских шпионов, а затем на экране появился перечень входящих сообщений. Однако стоило мне открыть новое, я поняла, что оно вовсе не от Лиары. Пропустив содержание, я глянула в конец письма – Кейден – и почувствовала, как желудок сжался в тревоге. Казалось, мое собственное тело не слушалось меня, и, опустившись на стул, я вернулась к началу сообщения и принялась читать.

«Шепард».

В последние недели до моей гибели он называл меня так только в присутствии других. Так мы четко разграничивали время, когда находились наедине, и время, когда я была коммандером. И вправду, многое изменилось за прошедшие два года.

«Я сожалею о том, чем обернулась наша встреча на Горизонте. Я провел два года с момента крушения «Нормандии», пытаясь наладить свою жизнь, и наконец-то мне стало это удаваться. Без тебя было так трудно. Много времени у меня ушло на то, чтобы просто смириться с тем, что тебя больше нет, и еще больше на то, чтобы начать жить дальше».