- Ну и как себя чувствует наш старпом? – поинтересовался капитан обыденным голосом, хотя от моего внимания не ускользнуло то, как его глаза осмотрели все эти машины, подсчитывающие каждый мой вдох, каждый удар сердца на случай, если вдруг что-то пойдет не так.

- Похоже, что ей удалось отделаться небольшой головной болью, - ответила Чаквас. – Ей очень повезло.

- Небольшой? – пробормотала я с возмущением, потирая болезненную точку, вновь сместившуюся к основанию черепа.

- Рад слышать, - произнес капитан, а затем повернулся ко мне. – Шепард, мне нужно с тобой поговорить, причем еще до того, как мы прибудем на Цитадель.

Поведя рукой, я показала, что в ближайшее время точно никуда не денусь, и Чаквас послушно направилась к двери в свой кабинет. Четко отсалютовав, Аленко тоже покинул медицинский отсек, бросив на меня напоследок взгляд через плечо.

«Я найду его позже», - решила я, с проворством, пришедшим с практикой, вынув иглу капельницы из руки. Судя по виду лейтенанта, ему не помешает еще раз обсудить случившееся.

Я рассказала Андерсону то, что утаила от остальных двоих - все, что смогла поведать о картинках, вспыхивающих в моем разуме. Я знала, что он поверит мне – капитан всегда давал мне возможность доказать свои слова, объяснить свои действия. Он первым выделил меня из толпы и сказал, что я особенная, так что лучше бы мне вести себя соответственно и использовать свои способности должным образом. Я была настроена провести предписанный мне срок, словно наказанный ребенок, упрямо не признающий своей вины. Именно он сделал так, что это время не прошло впустую. Он являлся причиной того, что я все еще служила Альянсу – уже спустя год после того, как могла бы уйти. Многое изменилось за минувшие десять лет.

- Что ты думаешь об отряде, с которым была на поверхности? – спросил он наконец, после того, как я отчиталась настолько подробно, насколько могла.

- Уильямс хороша, сэр, - начала я, стараясь быть объективной и учесть то, что весь ее взвод уничтожили на ее глазах. – Если мы собираемся продолжить эту миссию, думаю, вам стоит оставить сержанта на борту. Ей и возвращаться-то некуда.

Андерсон задумчиво кивнул.

- А что насчет Аленко?

- Хорошо исполняет приказы, наблюдателен, сохраняет холодную голову в сложных ситуациях, неплохой солдат, - сказала я и вспомнила, как он взял под контроль все свои эмоции, стоило нам лишь двинуться дальше, оставив тело Дженкинса позади. – Надежный. И… возможно, я просто не привыкла работать с биотиками, сэр, но он держит свою силу на коротком поводке. Он использовал ровно столько энергии, сколько было нужно, чтобы получить необходимый результат, даже когда мы оставались без укрытия. – Это показалось мне странным. Если бы я обладала способностью искривлять пространство силой мысли, я бы использовала для этого любую возможность и наслаждалась бы подобной властью, однако Аленко не походил на человека, находящего упоение в хаосе. – Он хорош, но… кажется, будто он боится пользоваться своей биотикой. Это так их нынче обучают?

- Он L2, - произнес Андерсон таким тоном, словно поделился со мной трагичным секретом. – Их имплантаты обладают большей разрушительной силой, но нестабильны – возможно, его тревожат последствия, а может быть, дело в головных болях. Если хочешь, я заменю его на кого-нибудь более подходящего, как только мы прибудем к месту назначения.

- Да нет, - отмахнулась я. Это было необдуманное решение, однако я привыкла доверять своим инстинктам. – Оставьте его. Лучше иметь кого-то, кому требуется чуть больше времени, чтобы начать, чем кого-то, кто не знает, как остановиться. У него есть потенциал.

************

Все, что я говорила тогда, отражало мои мысли. Помню, как думала, что любого человека, способного оплакать павшего на глазах друга и вернуться в строй в течение нескольких секунд, я хотела бы видеть в числе своих соратников. Казалось, что чем выше ты взбираешься по лестнице рангов бойцов N, тем все более сумасшедшими становятся окружающие тебя люди. Полубезумные наемники, считающие убийство своего рода развлечением или же полагающие, что слабые не заслуживают спасения; бойцы с зачерствевшими сердцами, которым даже в голову не придет помочь павшему товарищу. Мне нравилось работать в одиночку, но это не означало, что я когда-либо хотела стать похожей на них. Так просто было бы вернуться к старым привычкам, превратиться в одну из тех, кого я ненавидела в «Красных».

Андерсон вытащил меня из этой трясины, Андерсон обращался со мной так, будто я была хорошим человеком и отличным солдатом, и то, чего он ждал от меня, стало реальностью, которой мне хотелось соответствовать. Именно он смог вытащить меня из черной дыры, в которую скатывалась моя жизнь. Кажется, Аленко считал примерно так же – думаю, именно поэтому он ждал рядом, пока я приду в себя. Чувство вины за свою ошибку не могло быть единственной причиной. Я нуждалась в как можно большем количестве таких людей вокруг, пусть всего лишь для того, чтобы иметь возможность игнорировать их советы. Кроме того, он был чертовски привлекателен. Так что я решила оставить его.

Так просто было оглядываться назад, сидя в своей скудно обставленной комнате в ожидании суда, и думать, что этим я совершила ошибку, что мне нужно было заменить его на кого-то холодного и жесткого, кто не позволил бы мне волноваться о том, что происходило вокруг меня. Но потом я вспомнила ту ночь перед Айлосом, когда навалившаяся на меня ноша оказалась чересчур тяжелой, и я не знала, как смогла бы пережить все это без его веры в меня.

Переосмысливание произошедших событий должно помогать. В моем случае этого не случилось. Я до сих пор не могла решить, стоило ли время, что мы провели вместе, того дерьма, что последовало за ним – ошеломляющего осознания, что мое сердце оказалось таким же наивным, уязвимым и глупым, как и любое другое. И это было самым ужасным.

************

Я нашла его в столовой позже, уже после того, как ушел Андерсон. Кейден стоял, прислонившись к стене, и держал в руках вилку и контейнер с чем-то похожим на вчерашний разогретый обед. Кивнув, я подошла к ящику и, покопавшись внутри, достала привычного вида питательный батончик. В тот момент меня не заботило, что эта масса на вкус вовсе не походила на еду; все, чего я хотела – это утолить зверское чувство голода, появившееся за пятнадцать часов, проведенных мною без сознания. Я до сих пор не могла поверить, что мое тело подвело меня подобным образом. Мне редко удавалось поспать больше шести часов даже в отпуске, а потому пятнадцать часов сна казались непозволительной роскошью.

- Рад видеть, что с вами все в порядке, коммандер, - сказал он, когда я облокотилась на столешницу и надорвала обертку. – Какое-то время мы даже не знали, придете ли вы в себя.

- Спасибо, Аленко, – ответила я, откусив большой кусок батончика и лишь сейчас обратив внимание, что он был рассчитан на две порции. Заметив, что смущение и дискомфорт, вызванные оплошностью лейтенанта на Иден Прайме, буквально волнами исходят от него, я милосердно добавила: - И спасибо за то, что вытащил меня. Я ценю это.

Я не стала упоминать, что если бы не он, я могла бы провести последние пятнадцать часов, находясь в сознании, и с целым маяком на борту. Не стану лгать, иногда иметь его под рукой было полезно, однако, как правило, я не любила полагаться на других людей, и особенно я не любила, когда мне приходилось следить за ними во время задания. Да, он вполне мог за себя постоять, и никто не знал, что маяк среагирует подобным образом, но из нас двоих вина за произошедшее определенно лежала не на мне.

- Самое малое из того, что мы могли сделать, мэм. – Я строго глянула на него, и, мгновенно смутившись, он поспешил исправиться: - Простите, «коммандер».

Я просто ненавидела обращение «мэм». Это несправедливо, что к мужчинам обращались «сэр» - это слово излучало авторитет. «Мэм» же звучало так, словно я была слабоумной, заблудившейся в трех соснах старушкой, которую добрый прохожий довел до дома. До сих пор в нашем мире существовали лингвистические неравенства, которые не смогли исправить даже двести лет борьбы за равноправие женщин. Я знала, что на три года младше стоявшего передо мной мужчины, и только через свой труп я позволю ему или кому-либо другому называть себя «мэм».