Спустя час моя консоль вернулась к жизни – очевидно, сигнальный буй наконец починили. Тяжело вздохнув, я сел за рабочий стол, глядя на буквально астрономическое число входящих сообщений. Эта часть моих обязанностей – необходимость разгребать все эти отчеты и уведомления с Цитадели - была неимоверно скучной, но дело есть дело. Повышение до штабного коммандера имело свои минусы, и это, несомненно, был один из них.
Я пролистывал сообщения, задерживаясь взглядом на темах писем, когда заметил нечто, заставившее меня замереть, ловя ртом воздух, словно рыба на берегу. После того, как год назад на Земле был основан Фонд Памяти Джены Шепард, я подписался на уведомления о новостях в экстранете. Как правило, фильтры прекрасно справлялись со своей работой, и я получал только действительно важные весточки – приятно было осознавать, что в мире порой происходит что-то хорошее, и я нуждался в подобных напоминаниях. Иногда я узнавал, что несколько новобранцев были набраны в городе А или в банде Б, и мне нравилось думать, что, возможно, один из них может стать следующим великим героем Альянса. Обычно уведомления приходили редко, но сейчас, казалось, система сошла с ума.
Упоминания о Шепард сыпались со всех уголков экстранета, включая официальные каналы Альянса. Прочитав несколько заголовков тем, я почувствовал, как липкий, холодный ужас забирается в душу.
«Коммандер Шепард жива!»
«Свидетели утверждают, что видели коммандера Шепард, но разве ей не полагается быть мертвой?»
«Шепард вернулась к жизни в роли церберовского шпиона?»
Набрав полные легкие воздуха, я медленно выдохнул, отказываясь делать какие-либо скоропалительные выводы. Люди достаточно глупы, чтобы раз за разом вестись на обман, и это может быть очередной мистификацией или каким-нибудь усовершенствованным ВИ. Я был уверен в этом.
Но, продолжая читать сообщения, я ощущал, как сердце все ускоряло ритм, и пульс громким стуком отдавался в ушах. Вопросов было гораздо больше, чем ответов. В одном из писем я обнаружил фотографию с указанной на ней датой. Качество снимка оставляло желать лучшего, но изображение оказалось достаточно четким, чтобы разглядеть женщину, облаченную в броню с логотипом N7. Большую часть ее лица скрывал визор шлема, но, увеличив фото, я узнал ее подбородок и губы, изогнутые в так хорошо знакомую мне усмешку. Словно электрический разряд пронзил меня, болезненный узел стянулся в животе, и когда я попытался что-то напечатать, то заметил, что руки трясутся.
Это может быть кто угодно, уговаривал я себя. Я так давно не видел ее, что мой разум, узнав броню N7, дорисовал все остальное, создавая образ женщины, которую я когда-то любил. Наверняка, так оно и есть. Или же фото поддельное, а дата просто добавлена, чтобы выдать его за свежее.
Видео тоже имелось, и, не обращая внимания на подступившую к горлу желчь, я нажал на кнопку воспроизведения. Временной штамп свидетельствовал о том, что запись была сделала всего несколько дней назад, и поверхностная проверка не показала следов фальсификации. Да и когда в последний раз Шепард бывала в системах Терминус как агент N7? Это… это должно быть что-то недавнее. Какой-то прохожий на Омеге сумел снять на видео, как она в сопровождении двух оперативников с логотипом «Цербера» на форме входила в клуб. К концу просмотра на меня накатил приступ тошноты. Эта женщина обладала ее походкой, ее манерой держаться, а когда она обратилась к одному из своих спутников, я с замиранием сердца узнал ее голос. Потратив еще немного времени, я нашел записи камер наблюдения, фотографии – и все это датировалось теми несколькими днями, в течение которых буй связи Горизонта не работал. Это была она.
В голове роилось множество теорий, и, с трудом вдыхая кажущийся невероятно густым и душным воздух, я нашел объяснение, которое обладало неким извращенным смыслом. Мое дальнейшее изучение отчетов с Омеги и других планет и станций в системах Терминус, в течение которого я узнал о церберовском судне, словно в издевку носящем название «Нормандия», я только укрепился в своих подозрениях. В распоряжении «Цербера» имелись самые передовые технологии, они могли позволить себе лучших ученых и при этом не были скованы ни моралью, ни этикой. Ради достижения своих целей они пойдут на что угодно. И я видел только одно возможное объяснение происходящему – они создали машину по ее подобию, робота с ее лицом и голосом, находящегося под их полным контролем.
На самом деле эта теория отлично вписывалась в общую картину. «Цербер» хотел, чтобы на него смотрели, как на последнюю надежду человечества, а с начавшимися атаками коллекционеров вера колонистов в Альянс, и без того слабая, окончательно рушилась. Коммандер Шепард была величайшим бойцом нашей расы – иконой, которую Альянс до сих пор представлял идеалом, хоть и предал забвению ее идеи. Люди верили ей, верили в нее; большинство новичков были наслышаны о ее невероятных способностях и при первой же возможности последуют за ней. С таким человеком на передовой «Цербер» без труда привьет людям свой образ мышления. Это казалось мне извращенным даже по их меркам.
Я ни на секунду не позволил себе подумать, что эта женщина и правда та, за кого себя выдавала. Все это представлялось мне жестокой шуткой «Цербера», и одна мысль о том, что кто-то может принимать это всерьез, выводила из себя. Шепард бы никогда не стала работать с ними, даже если бы и оказалась живой, а я присутствовал на ее похоронах. Черт побери, это я первым узнал, что она мертва. «Цербер» просто использовал память о ней, ее лицо в своих личных целях. Идея казалась мне тошнотворной – все равно, что выкопать труп, привязать к его конечностям веревки и заставить плясать.
Я находился здесь только потому, что Альянс всерьез подозревал – за нападениями на колонии стоит именно «Цербер». Почерк им вполне соответствовал – придумать угрозу, реализовать ее, а затем создать кого-то вроде нее, чтобы решить проблему и завоевать всеобщее доверие. Манипулирование людскими страхами являлось их величайшим оружием. Однако это не сработает. Джена не была роботом, она представляла собой личность столь уникальную, что никому – и им в том числе - не удалось бы воссоздать ее.
Костяшки моих пальцев полыхнули голубым пламенем, и я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Меня одолевало сильное желание что-нибудь сломать, найти ответственного за этот абсурдный обман и заставить его заплатить.
Я провел еще много часов, изучая всю доступную мне информацию, упорядочивая свидетельства, сверяя время и пытаясь понять, какова их конечная цель. Вскоре я начал просматривать информацию по церберовским лабораториям, которые нам удалось обнаружить, надеясь найти хотя бы какие-то упоминания о подобном плане или же свидетельства того, что развитие их отделений робототехники достаточно продвинуто, чтобы создать что-то вроде того призрака, что я видел на видеозаписи.
Где бы она ни объявлялась, самозванка утверждала, что ищет помощь для того, чтобы сражаться с коллекционерами. Они набирали людей и использовали ее для этих целей. Как я и думал.
Это неправильно. Зло, порожденное больной фантазией. Она была мертва, и им следовало позволить ей покоиться с миром.
Я послал Андерсону зашифрованное письмо, в котором сообщал обо всем, что нашел, а также спрашивал, не известно ли ему что-либо еще. Я написал старым друзьям и сослуживцам, прося их о помощи. Я сделал все возможное, чтобы раскопать как можно больше информации об этом… создании с лицом Шепард.
Не знаю, сколько просидел там, уткнувшись в голографический экран, но к тому моменту, как в сопровождении шипения открывающейся двери в помещение зашла встревоженная Лилит, на улице уже стояла кромешная тьма.
Только тогда, ощущая жгучий стыд, я вспомнил об условленной встрече.
Я извинился перед девушкой, а затем, потому что она спросила, рассказал ей правду или, вернее, ту ее часть, которую смог. Я заменил имя Шепард на «старого друга» и поведал все, что знал о происходящем. Я изо всех сил старался сделать так, чтобы это выглядело достаточно важной причиной для моей забывчивости, в результате которой я так и не явился на свидание. Время уже давно перевалило за полночь, и все заведения закрылись. Никогда прежде я не опаздывал на встречу с девушкой и уж тем более не забывал о ней начисто. И сейчас, когда меня вырвали из моего маленького мирка, я чувствовал себя ужасным эгоистом.
