- Джена.

Я понятия не имел, откуда взял это имя, как сумел его произнести, но тем не менее прохрипел его. И сразу же, будто сорвав плотину, воспоминания хлынули в мое сознание: наша первая встреча, первый раз, когда я почувствовал ее запах, наш первый поцелуй и тысячи, что последовали за ним, как я спасал ей жизнь, как она спасала жизнь мне – судьбе наперекор, мы сражались друг за друга, за шанс быть вместе; первый раз, когда я сказал ей, что люблю ее, что никогда не отпущу.

Услыхав свое имя, она издала сдавленный, задыхающийся звук и бросилась ко мне на кровать, заключила в ладони мое лицо и принялась целовать мои глаза, губы, и ее горячие слезы возвращали жизнь моей сухой коже. Я повторил это волшебное слово, ставшее моим якорем в реальном мире, и секунда за секундой новые воспоминания возвращались ко мне, соединяя островки памяти из прошлой жизни с тем, что происходило сейчас. Ощущение ее кожи, касающейся моей щеки, было невероятно живым.

- Ты помнишь? – спросила она, ее лицо в каких-то сантиметрах от моего озарено надеждой и страхом, переплетенными друг с другом. – Ты помнишь меня? Нас?

Я смотрел в ее янтарные глаза в окружении густых влажных ресниц, на ее раскрасневшиеся щеки, яркие шрамы и спрашивал себя: как, черт возьми, я мог когда-либо забыть? Мне хотелось сказать ей об этом, но губы едва шевелились. В итоге я лишь что-то промычал в ответ и слегка кивнул головой на одеревенелой шее, но и это зажгло на ее лице улыбку, подобную солнцу, проглянувшему через грозовую тучу. Она хохотнула, и мне показалось, что этот звук так долго был заперт внутри.

- Ты… помнишь еще что-нибудь? Как попал сюда? – спросила она, все еще нервно, будто старалась сохранять видимость спокойствия, тогда как мысли неслись вскачь. Я с трудом отрицательно качнул головой, и она продолжила: - Война окончилась. Мы победили. Ты в больнице.

Война? Мысль об этом казалась знакомой, привычной, словно была связана с чем-то реальным, важным, но я не мог думать об этом.

Я в больнице – это объясняло писк приборов на заднем плане. Это также объясняло уродливое постельное белье, белый халат Джены и тот факт, что я до сих пор не мог пошевелиться.

- Ммм… - пробормотал я еле шевелящимися губами, - я… порядке?

В ее глазах искрился смех, хоть лицо и было печальным, и она кивнула, выглядя так, словно едва держала себя в руках.

- Да, - ответила она натянуто, - да, я полагаю, что в порядке. Думаю, с тобой все будет хорошо.

Мне хотелось задать ей столько вопросов: что, черт возьми, случилось? почему я не могу пошевелиться? как я попал сюда? Но затем я заметил выражение ее лица – она смотрела на меня так, будто боялась, что разожми она пальцы, и я исчезну, и вдруг куда более важный вопрос возник в голове.

- А ты… в порядке? – с трудом произнес я, чувствуя, как силы наполняют мое тело, но до сих пор ощущая себя истощенным. Мои слова, казалось, вернули ее в реальность, и она провела ладонями по своему лицу, одновременно кивнув, а затем сделала глубокий вдох и сосредоточилась на мне, как будто стараясь совладать с эмоциями. Она опять мне улыбнулась, и мне так захотелось улыбнуться в ответ.

- Да, - снова ответила она, и я поверил ей. Ее улыбка говорила мне, что все остальное неважно – ничто не имело значения, кроме того, что она была рядом, она была жива, я был жив, и вскоре все наладится само собой – я знал это наверняка.

Джена прочистила горло, сжала мою руку и села на кровать рядом со мной.

- Теперь мне гораздо лучше.

========== Загробная жизнь ==========

Шепард

Мне довелось повидать множество удивительных вещей, но вид из занимавшего всю стену окна передо мной до сих пор завораживал. У меня просто не было шанса вдоволь насмотреться: жизнь здесь всегда била ключом. То, что я видела сейчас, так сильно отличалось от того, на что я смотрела в детстве через пыльное окно нашей крохотной квартирки, расположенной на одном из последних этажей здания. Мы жили в грязном и опасном квартале, и все мои развлечения сводились к наблюдению за компаниями наркоманов и пытающимися изловить их полицейскими.

Восстановление станции шло полным ходом, прибывало все больше новых жителей, и, каждый раз выглядывая в это окно, я видела что-то новое.

Мое окно. Непривычная мысль.

Андерсон решил остаться на Земле и подарил эту квартиру мне, но только спустя несколько месяцев, в течение которых многие районы Цитадели отстраивались заново, я смогла въехать. Я находилась здесь уже целую неделю, но до сих пор не привыкла к тому, насколько огромны эти апартаменты. Казалось, я обманом заняла чей-то дом, выдавая себя за кого-то, кто мог бы в нем жить, хотя теперь я была в состоянии себе это позволить. Андерсон так и не объяснил, зачем ему понадобились четыре спальни и чертово джакузи, но я не собиралась жаловаться, ведь это означало, что у меня была возможность просыпаться каждое утро, смотреть в мои огромные окна и, образно говоря, держать руку на пульсе галактической жизни.

Прошло пять месяцев с того дня, как я пробила себе дорогу на эту станцию и только благодаря упрямству и силе воли вырвала галактику у Жнецов. Пять долгих месяцев больниц, военных баз, бесконечных брифингов и – слава Богу – настоящих спортзалов, и вот она я, здесь. Поразительно, как скоро нам удалось восстановить эту станцию. Те, кто жили здесь и были эвакуированы в конце войны, прилетели обратно, как только смогли. Цитадель быстро возвращала себе статус галактического центра, по большей части, полагаю, из-за того, что все расы были слишком горды, чтобы признавать чужую планету за свой новый опорный пункт.

Я с удовольствием узнала, что восстановление ретранслятора Вдовы, рядом с которым вновь дрейфовала Цитадель, тоже шло полным ходом. Уже в скором будущем планировалось провести несколько тестовых прыжков, и этой расторопности мы были обязаны огромной команде ученых, оставшихся без дела после создания Горна. Мы освободили галактику от гнета машин, старавшихся контролировать нашу эволюцию, и создание ретранслятора масс собственными силами стало символом того, что теперь мы сами будем творить свою судьбу.

Благодаря связям Андерсона, я официально пребывала в отпуске, и только обязанности Спектра могли заставить меня вновь взяться за оружие. Кто-то должен был защищать новый Совет, и число Спектров значительно сократилось – ведь столь многие пожертвовали своими жизнями, защищая родные планеты. Невероятно, но советники азари и саларианцев выжили, и новые представители от землян и турианцев были выбраны в кратчайшие сроки – Совет обеспечивал межрасовое взаимодействие в проводимых восстановительных работах. Поговаривали также о включении в Совет представителя кварианцев, учитывая их роль в войне, однако кроганам пока не приходилось рассчитывать на подобную позицию. До недавнего времени выжившие советники находились на секретном объекте Альянса, до которого не добрались Жнецы, и я бывала там лишь однажды до того момента, как помогла им втайне перебраться сюда всего неделю назад. Сегодня должны были прибыть два новых советника – каждый на своем корабле, символизирующем их расу, и по этому поводу планировались всевозможные официальные мероприятия.

Советник от человечества прибудет на «Нормандии-СР3» - по сути, новом корабле, воссозданном на частные инвестиции на основе прежнего. После крушения «Нормандии-СР2» ремонтникам пришлось переделать очень многое, в том числе бортовой компьютер. Новый корабль стал символом жизни после смерти, силы человечества и идеализма. Джокер снова занял место за штурвалом – никто не смог бы заменить его, а из того, что я слышала, выходило, что командование с радостью отдаст корабль мне, как только я решу снова тронуться в путь.

Я смотрела на проносящиеся мимо окна аэромобили и улыбалась. Я не могла дождаться вечера, когда увижу свой новый корабль. Он станет отличным подарком ко дню рождения – в этом я не сомневалась.

Однако это была не единственная причина моего возбуждения. Этим утром я проснулась с ощущением нервного предвкушения, потому что сопровождать консула с Земли будет единственный, помимо меня, Спектр людей. Я наконец-то увижу его – на ногах – практически впервые с окончания войны, и у нас будет время друг на друга.