Джена вздернула подбородок, и хотя ее голос все еще дрожал, в нем теперь звучала гордость, словно она не собиралась извиняться за ложь.

- Меня зовут, - сказала она медленно, - Джена Харпер. Моя мать – законченная наркоманка, которая ненавидит меня, а отца у меня никогда не было. Я ни разу в жизни не промахнулась, потому что являюсь каким-то чертовым мутантом. К тому моменту, когда мне было десять лет, я убила троих, а к моменту зачисления в военные силы Альянса уже перестала считать. Только когда мы уничтожили Властелина, я впервые ощутила гордость за то, кем являлась, но… это чувство не прожило долго.

- Так что… теперь ты видишь, - продолжила она, сглотнув, будто слова больно ранили ее, - люди верят в коммандера Шепард, считая ее некой легендарной волшебной силой, способной спасти всех и каждого. Но я-то знаю правду, я знаю, кто она на самом деле, и я знаю, что она чертовски напугана.

Джена смотрела на меня, безмолвно спрашивая, что я – или кто-то другой – смогу сказать, чтобы исправить ситуацию?

- Я тоже знаю, кто она, - произнес я спустя некоторое время, отчаянно надеясь, что это правда, что женщина, которую разглядел под созданной ею броней, на самом деле настоящая. – А твое имя… для меня оно не важно, Джена, правда. Твое прошлое, вся та боль, через которую тебе пришлось пройти – я ненавижу все это, но вовсе не твое происхождение сделало тебя той, кем ты являешься сейчас. Не из-за этого я люблю тебя. – При этом невольно сорвавшемся с моего языка слове Джена резко подняла на меня взгляд, но ничего не сказала. – Ты преодолела все это и стала той, кем являешься. Многие даже не утруждают себя выбором собственных поступков, а ты сделала свою жизнь такой, какой захотела, ты изменила под себя все, даже имя.

Чем больше я думал об этом, тем менее неприятным и более восхитительным мне это казалось. Для того чтобы оставить позади свое имя, жизнь и личность и начать все сначала, требовалась сила характера, которой обладали редкие индивиды, а с тех пор Джена стала лишь сильнее.

- Ты сама управляешь своей жизнью, - продолжил я. – Ты всегда видела, когда кто-то пытался использовать тебя – твоя мать, «Красные», «Цербер» - и ты сумела разбить все оковы и жить по своим правилам. Даже… даже Жнецы не в состоянии использовать тебя, хотя они очень старались. И я знаю, что сейчас тебе кажется, что ты попала в западню, что тебя несет по течению, и что абсолютно напрасно все рассчитывают на тебя, но… просто помни, что твоя жизнь принадлежит только тебе. Она твоя – каждый божий день, и именно это – то, кем ты являешься. Ничто не может изменить этого.

То, что я сейчас говорил, было не утешительной ложью, а фактами, правдой о том, кем она была. Часть меня всегда будет принадлежать Альянсу, родителям и родному городу – пусть он и лежит в руинах, но стоящая передо мной женщина принадлежала лишь себе. Она была независимой и чертовски сильной, даже сейчас, когда ей с трудом удавалось оставаться на ногах.

- Мне… - начала Джена так тихо, что я едва слышал ее, - мне всегда казалось, что я существую только для того, чтобы обеспечивать жизнь другим, понимаешь? Будто я ненастоящая – что-то вроде инструмента, оружия. И эта идея все упрощала – я смирилась с фактом, что именно я должна все это делать, потому что у меня не было выбора – ведь никто другой не сможет заменить меня. Но после встречи с мамой и произошедшего сегодня я… я не знаю, кем - или чем – являюсь.

Мне представлялось безумием, что самый яростный и самоуверенный человек из всех, кого я когда-либо знал, мог думать о себе подобным образом. С самого начала меня привлек необычный блеск в ее глазах, и даже несмотря на то, что я старался перестать думать о ней, я был не в состоянии сделать этого. И дело не в том, что она была прекрасной, как ночное небо, освещенное вспышкой молнии, и доброй, и сильной, и заставляла меня чувствовать себя самым важным человеком во всем свете. Дело было в том, что, учитывая все, произошедшее с ней, она заслуживала чего-то лучшего, нежели страх и неуверенность. Не в моих силах было остановить эту войну или выследить и убить Кай Лена, но я мог стать ее якорем, чем-то, что поможет ей возвращаться живой из битв.

- Джена, - выразительно проговорил я, наклоняясь и касаясь ее лба своим; в ответ она встретилась со мной взглядом, и я видел в ее глазах боль, причиняемую ей осознанием собственной слабости. – Ты самый сильный человек на всем белом свете, и ты знаешь это. Но… ты также самый настоящий человек, и… что бы ты там ни думала про себя, ты… ты все, о чем я только мечтал. И даже больше.

Джена приоткрыла рот, будто для ответа, и ее красные припухшие губы дрожали, а затем неожиданно на ее лице появилось печальное выражение, и она уткнулась мне в шею, притягивая меня ближе судорожно сжатыми пальцами. Я обнял ее крепче, ощущая, как расслабляются ее мышцы, и мне подумалось, что она – самое дорогое, что есть в мире.

Что бы ни случилось далее, чем бы все ни закончилось, здесь, сейчас мы были вместе, мы поддерживали друг друга. Этого должно оказаться достаточно.

- Я… - это слово прозвучало почти как всхлип, и я еще сильнее прижал ее к себе. – В моей жизни было не так уж много хорошего, но ты… - Джена держалась за меня так, словно если между нами не останется свободного места, это каким-то образом развеет ее тревоги, - ты заставляешь меня верить в лучшее. Только ты.

- Впереди нас ждет много хорошего, - прошептал я, касаясь губами ее волос, вдыхая ее запах, - столько всего произойдет, когда закончится война.

Наш недавний разговор про колонию на берегу моря и дом со стрельбищем теперь казался мне глупым, по-детски наивным, почти жалким, но нам всем было необходимо верить в мечту, во что-то, ради чего стоит продолжать сражаться. Сама Джена являлась таким стимулом для меня.

- Спасибо, - хрипло проговорила она, - за… за то, что спас мне жизнь.

Я закрыл глаза, снова вспоминая тот ужасный момент, когда был уверен, что разверзшаяся под ее ногами земля вот-вот поглотит ее. Я представил себе, что потерял бы ее сегодня, и самой мысли, что сейчас не смог бы держать ее в объятиях, оказалось достаточно, чтобы, несмотря на ее злость, несмотря на то, что ускользнул Кай Лен, я ни на секунду не сожалел о своем мгновенно принятом решении.

- Всегда пожалуйста.

Просто чтобы нарушить установившуюся тишину, я сказал, что все будет в порядке. Я не мог подобрать слов, чтобы опровергнуть все, что она только что сказала, или вдохновить ее на разработку какого-то невероятного плана, с помощью которого мы сумели бы победить в этой войне. Все, что было в моих силах – это надеяться, что если я буду повторять это достаточно часто, если буду надеяться на это достаточно сильно, каким-то образом это станет реальностью.

- Я не… - пробормотала Джена хрипловатым голосом, неожиданно всхлипнув, - не верю тебе.

Так что я повторил свои слова снова, а потом еще раз, на самом деле не зная, как сказать ей, что в данный момент и сам не верил себе.

************

Шепард

Мне казалось, что мое лицо до сих пор оставалось опухшим и покрасневшим, несмотря на то, что минуло уже несколько часов. Я лежала в постели – уставшая до изнеможения, однако сон не шел. Кайден находился рядом, крепко обнимая меня, и в призрачном свете аквариума я видела его умиротворенное лицо – наверняка ему снился мир, в котором сегодняшний день просто не случился. Мне тоже хотелось спать, хотелось позабыть обо всем хоть на время, но я знала, что единственными моими сновидениями будут кошмары, полные всех мук ада и невообразимых разрушений, которым стала свидетелем ранее.

Если бы Кайден знал, что творится в моей голове, он не заснул бы, а продолжил лгать мне своим успокаивающим голосом, стараясь заставить меня поверить в то, что все будет хорошо. Однако ему и без того несладко пришлось сегодня, а потому я притворилась спящей, и прошло совсем немного времени, прежде чем я ощутила, как он расслабился. Теперь я коротала часы, разглядывая его – человека, который думал обо мне гораздо лучше, чем я сама о себе, лейтенанта, который стал Спектром, но не растерял при этом искренности и способности сопереживать и по-настоящему заботиться о ком-то. Не знаю, почему кричала на него, почему обвиняла в чем-то, использовала, как боксерскую грушу, на которой можно выместить собственные страх и вину. Мне бы уже давно следовало знать, что, чувствуя угрозу, я набрасываюсь на первого, кто попадается мне под руку. Я ненавидела себя за то, как раз за разом поступала с ним, наказывая за то, что он посмел заботиться обо мне.