- И ты не считаешь, что это достойное занятие? – спросил я, ухватившись за единственное светлое пятно, которое смог разыскать. – Давать людям надежду.

- Нет, если она необоснованна, то есть… - Джена снова отвернулась от меня, как будто ей невыносимо было находиться рядом, как будто она не заслуживала утешения. Когда же она заговорила вновь, ее голос звучал медленно, осторожно и абсолютно честно: - Я знаю, что не должна говорить этого, даже думать об этом, но… что, если я ошиблась, разорвав связь с Призраком?

Я нахмурился, пораженный ее словами – я никак не ожидал, что она когда-либо скажет это. Мне приходилось слышать, как она кричит на него, я был уверен, что она ненавидит все, что он олицетворял, но ее слова о том, что он в чем-то мог быть прав, заставили меня внутренне ощетиниться.

- Что? – переспросил я, подходя ближе, чтобы иметь возможность смотреть ей в лицо, потому что Джена стояла, опустив голову, будто от стыда.

Она снова пожала плечами, и я заметил, что красные шрамы, покрывавшие ее предплечья, из-за горячей воды выделялись гораздо сильнее.

- Просто подумай над этим. Может быть… может быть, проявив упрямство, я подписала нам всем смертный приговор. Может быть, у меня получилось бы переманить его на нашу сторону, и он помог бы нам. Или… - ее голос стих, и она вдруг замерла на месте, словно парализованная неожиданной пугающей идеей, - или мне следовало слушать его с самого начала. Он умнее меня, я знаю это, так что… возможно, он всегда знал, что нужно делать. А я – нет.

Джена посмотрела на меня, взглядом призывая начать доказывать, что это все глупости, что все в мире можно поделить на черное и белое, и что хорошие парни всегда правы и великодушны и в конце их обязательно ожидает победа, что я всегда был прав насчет «Цербера». Я не мог сделать этого. Даже офицер Альянса во мне – такой самоуверенный и честный – не мог посмотреть ей в глаза и заявить, что она абсолютно заблуждается.

- Если бы это не было настолько ужасно, - серьезно заметила Джена, - я бы от души посмеялась. Вся эта ситуация, когда все верят в «коммандера Шепард» и «Нормандию», даже несмотря на то, что я иду практически вслепую. Почему все решили, что я должна стоять во главе всей гребаной армии?

То, что она сказала, никогда не могло покинуть этих стен, потому что эти слова обладали силой уничтожить как этот корабль, так и весь Альянс. В груди у меня что-то болезненно сжалось.

Что, если мы ошибаемся?

Эта мысль не в первый раз пришла мне в голову, но только сейчас я позволил ей задержаться, окрепнуть до такой степени, чтобы начать рассматривать ее как реальную возможность. По спине пробежал холодок.

- Они назначили ответственной тебя, - сказал я, стараясь унять неожиданно стиснувший горло страх, - потому что прежде ты всегда оказывалась права. Каждый раз. Твои инстинкты никогда тебя не подводили – ни по поводу Сарена, ни по поводу Жнецов, никогда.

- Но все когда-нибудь случается в первый раз, не правда ли? – возразила она. – Рано или поздно я ошибусь или же, опьяненная собственным успехом, брошусь в какую-нибудь авантюру.

Вдруг ко мне пришла блестящая идея.

- Имеешь в виду, как на первой «Нормандии»? Когда мы нарушили все правила, какие только смогли, украли корабль и спасли галактику, действуя лишь на основании твоего предчувствия?

Когда все казалось настолько безнадежным, и я так сильно хотел тебя, что готов был послать к черту годы самовоспитания и обучения, только чтобы провести с тобой одну ночь. Я сделал бы все это снова.

- Но тогда… - Джена пожала напряженными плечами, - тогда все было совсем иначе. Тогда все, что нам было нужно, находилось в моей голове, а не в каких-то полузабытых чертежах, которые мы едва понимаем, оставленных после себя цивилизацией, не сумевшей самостоятельно воплотить их в жизнь. И… и тогда, если бы мы потерпели неудачу, никто бы даже не узнал об этом – они все были бы мертвы.

- И это вся разница? – я уцепился за вторую часть ее объяснений, проигнорировав все слова о том, что протеанские артефакты сообщали нам, что мы точно так же обречены, как были обречены они пятьдесят тысяч лет назад. – В факте, что на этот раз все будут наблюдать за концом света? За нашим провалом?

Это множественное число никого бы не одурачило – все знали, что именно она стояла во главе всех наших действий, и что именно ее обвинят в неудаче, случить таковая. Однако мне не нужно было напоминать ей об этом, она и без того никогда не забудет после сегодняшних событий.

- Да, - твердо ответила она, - может быть… Я… я не знаю.

- Итак, - продолжил я, - что бы изменилось, если бы свидетелями были только мы сами? – Я поднял руки и заключил в ладони ее лицо, и она закрыла глаза, прижимаясь щекой к моим пальцам; на ее лице застыло выражение боли и скорби. – Если бы за плечами не стоял Альянс, и Совет не рассчитывал бы на нас, если бы это были только ты, и я, и Джокер, Гаррус, Тали, Лиара – все те, кто последовал за тобой до самого края света и обратно, не требуя никаких доказательств. Только мы и «Нормандия». Что бы ты сделала?

Джена медленно покачала головой и как-то сжалась, словно стараясь занимать как можно меньше места.

- Я не знаю, - прошептала она, цепляясь пальцами за мою промокшую на груди рубашку.

- Зато я знаю, - сказал я твердо, вспоминая, как эта женщина впервые поднялась на борт «Нормандии», излучая силу и уверенность в себе каждой клеточкой тела. С того самого мгновения я уверился в ее всесильности. Та же самая женщина стояла сейчас передо мной – побежденная, искалеченная и вновь собранная воедино, но ее сила все еще дремала внутри нее – я сам видел доказательства этому. Мне лишь надо было разбудить ее. – Ты не стала бы сидеть и упиваться своей виной, ты сделала бы все возможное, чтобы взять реванш. У «Цербера», у Жнецов, у самой себя – тебе нужно одолеть ту преграду, которая не позволяет тебе достигать своих обычных результатов. Ты должна помнить, кто ты.

На мгновение мне показалось, что моя речь возымела желаемое действие, и Джена взяла себя в руки, готовясь встретить ожидающие ее трудности с высоко поднятой головой, но в последний момент ее лицо исказила гримаса, она стиснула зубы, и в ее глазах я увидел знакомый затравленный взгляд.

- И кто же я? – спросила Джена надломившимся голосом. – Коммандер Шепард? Она даже не существует на самом деле, Кайден. Я лишь… маленький сломанный полукиборг-получеловек, - она словно выплюнула эти горькие слова. – И я всю свою жизнь лгала и притворялась. Даже это имя вовсе не принадлежит мне.

- Что? Ты имеешь в виду имя Шепард? – озадаченно переспросил я. – Но оно же выбито на твоих жетонах. О чем ты говоришь?

- Я присвоила его, - неожиданно призналась она, и я почувствовал, как задрожали ее руки – казалось, она сама была удивлена и шокирована тем, что сказала это вслух. – В юности у меня была подруга Мира. Ее убили – это являлось одной из причин, по которым я уничтожила «Красных». Я попала в руки Альянса, и когда они спросили мое имя, я… я назвала ее фамилию, потому что не хотела, чтобы меня хоть что-то связывало с прежней жизнью – я никогда не хотела смотреть назад. Я понятия не имела, как мне жить дальше, я хотела просто затеряться, может быть, погибнуть на задании где-нибудь на краю галактики, но этого так и не произошло. Я просто… добивалась успеха раз за разом, оттачивая умения, а потом… ну, ты знаешь, что со мной происходило с тех пор. Ты знаешь, как я оказалась здесь. Ничто в моей жизни не сделало меня подходящей кандидатурой на пост верховного главнокомандующего, ничто не подготовило к ситуации, где я вынуждена признаться, что понятия не имею, что делать дальше. А после сегодняшнего дня я чувствую себя гребаной обманщицей.

От изумления я мог только молча смотреть на нее. Имя по большому счету было сущей безделицей, но неожиданно мое восприятие этой женщины изменилось, показалось, что я вовсе не знаю ее, хотя и чувствовал себя так, словно знаком с ней всю свою жизнь. Я снова вспомнил, что все это случилось, когда ей было всего семнадцать. В семнадцать я убил учителя и считал, что моя жизнь кончена. Она же убила десятерых, чтобы доказать свое мнение, и ее жизнь только началась.