Я замерла, пораженная ошеломляющей серьезностью его речи. Мне вспомнились прощальные слова Мордина – ясные и отчетливые, и только сейчас я поняла их.

«Это должна быть я, - осознала я, дрожа, - кто-то другой допустит ошибку. Это должна быть я».

Я ощущала себя жертвенным агнцем, ведомым на заклание во благо остальных. Я сказала Явику, что всегда знала о своей судьбе, потому что в некотором роде это действительно соответствовало истине. Никому не удавалось сделать то, что делала я. Я всегда отличалась.

Но нет, решила я, стоя снаружи и пытаясь унять колотящееся в груди сердце. Не может быть. Я не верила в такие вещи, как мировой порядок, или в то, что все происходит по причинам куда более глубоким, нежели простое «потому что». Иногда, пребывая в отчаянии, я убеждала себя в том, что если стерплю боль, если буду бороться и сражаться достаточно усердно, то в итоге получу награду. Но я знала, что это лишь удобная ложь, и в конце концов я останусь одна-одинешенька – просто еще одно маленькое создание, доказывающее свое право на жизнь. Культура протеан была невероятно далека от нашей, и те же самые понятия они трактовали иначе. Для Явика – символа возмездия и последней надежды мертвой цивилизации – я могла представляться чем-то особенным, кем-то, чья цель в жизни или даже «судьба» были определены с самого рождения. Но на самом деле я являла собой одно из многих отродий мегаполиса, которому выпало множество вторых шансов.

Удача. И способности.

Не так ли?

Закрыв глаза и не обращая внимания на трясущиеся руки, я уперлась лбом в прохладное стекло окна, выходящего в ангарный отсек.

«Вы преуспели там, где других ожидал бы неминуемый крах».

К горлу подступила волна тошноты. В своем воображении я всегда выходила победителем, потому что была лучше остальных. Несмотря ни на что, я отказывалась сдаваться и побеждала, потому что заслуживала этого. Но сейчас я начала гадать: а что, если причина в другом? В каком-то смысле я всегда знала, что отличаюсь от остальных; всегда знала, что когда дело касается действительно серьезных вещей, это должна быть я.

Мне никогда не дозволялось иметь нормальную жизнь. Я не знала ни спокойствия, ни радости, ни остальных мелочей, которые все воспринимали, как должное. Я всегда являлась инструментом, оружием, призванным обеспечивать нормальное течение дел кого-то другого. Вот почему моя роль в нынешней ситуации казалась справедливой. Вот почему я не могла сдаться. Ни сейчас, ни потом, потому что никто не сумеет заменить меня. Кто-то другой допустит ошибку, путь даже я сама понятия не имела, как сделать это правильно.

Отчасти мне всегда было известно об истинном положении вещей. В словах Явика, сказанных с нерушимой уверенностью в правоте, я услышала призыв о помощи всей галактики, цивилизаций, давно исчезнувших и настоящих, словно миллиарды голосов заверяли меня: «Да, только ты сможешь закончить войну, мы рассчитываем на твою победу».

Казалось, снова и снова эти слова звучали в моей голове, образовывая белый шум и заглушая звуки корабля. На коже выступил холодный пот.

Открыв глаза, я оглядела транспортный ангар и заметила Джеймса и Кортеза, что-то оживленно обсуждавших. Еще два члена экипажа несли какой-то ящик, шутя и смеясь. Они тоже рассчитывали на меня. Все ожидали, что я найду решение с легкостью фокусника, вытаскивающего кролика из шляпы. Прежде так оно и было. Я не такая, как остальные.

Упершись ладонями в стекло, я вдруг почувствовала невероятную усталость. Мне захотелось стать слабой – такой, как другие. Всего на несколько дней, которые я провела бы на солнечном пляже в отпуске, обещанном себе самой много раз, но так и оставшемся в планах. Черт, я согласилась бы на пару часов свободного времени, чтобы, не ощущая угрызений совести, посмотреть какую-нибудь мелодраму, попивая что-нибудь горячее и сладкое; может быть, даже накрасить ногти и как следует выплакаться. Именно этим, как я всегда считала, должны заниматься женщины моего возраста. Даже закаленные в боях коммандос время от времени устают от роли неуязвимых героев.

Мне хотелось, чтобы кто-нибудь обнял меня и заверил в том, что все будет хорошо. Чтобы я, пусть лишь на несколько кратких мгновений, сумела поверить в это и обрести покой.

Да хотя бы просто не просыпаться каждую ночь от того, что призраки в моих снах снова и снова вопрошали, почему моя сила и скорость не помогли спасти их? Я хотела выспаться.

Но я обязана была оставаться сильной, не запинаться и не ошибаться. Напротив, что бы ни случилось, мне следовало мгновенно оценить обстановку, стиснуть зубы и двинуться вперед, подавая пример всем остальным. Никто не мог заподозрить, как мне тяжело; все видели во мне островок покоя посреди шторма, ось, вокруг которой сосредотачивалась борьба. И все потому, что я - коммандер Шепард, первый Спектр человечества, первая женщина, достигшая звания N7, необоримая, свирепая, легендарная разрушительная сила и одновременно луч надежды, аватар своей расы и этого цикла.

И если бы кто-то заподозрил, что на самом деле я невероятно напугана опасением, что все наши усилия напрасны, и наша последняя надежда - «Молот» - обречена на провал, а мы лишь насекомые, пытающиеся противостоять урагану… Что ж, это плохо отразится на боевом духе, не так ли?

Моя рука обессилено соскользнула с окна. Я окинула взглядом дверь в дальнем конце коридора, за которой когда-то обитал Заид. Сейчас это помещение занимала Диана Аллерс, а я была не в настроении для болтовни. В инженерном отсеке, даже на нижних уровнях, кипела работа – все старались как можно продуктивнее использовать время перелета до кварианской флотилии.

Я подумала о том, чтобы пойти и поговорить с Джеймсом, но отмела эту идею, не будучи готовой к его непременной попытке развеселить меня. Я могла бы разыскать Гарруса, но, учитывая обстановку на Палавене, ему хватало забот и без меня. То же самое касалось и Лиары: Тессия подверглась первым атакам. Так и не придя ни к какому заключению, не совсем понимая, куда направляюсь, я зашла в лифт и нажала кнопку следующего этажа.

Я старалась не думать об этом с того самого момента, как поддалась искушению и начала жалеть себя, однако я точно знала, кто мне нужен, и он находился где-то на этом самом корабле.

Кайден всегда мог унять мои тревоги, даже в те времена, когда я еще практически не знала его. И речь идет не о чем-то очевидном, хотя он на самом деле помог мне в ту ночь перед Айлосом. Дело в другом. В нем всегда было что-то, не поддающееся определению, какая-то искренность, означавшая, что он может предложить сочувствие, при этом не проявляя снисходительности. Кайден мог взглянуть на самую невероятную ситуацию, как, например, охота на Сарена, борьба с Властелином, общегалактическое вторжение непобедимых армий разумных машин, и заверить тебя, что да, это чистое безумие, и да, он понимает, что просить кого-то сохранять спокойствие и присутствие духа перед лицом подобного бедствия – невероятная глупость, но… мы делаем это. Именно мы всегда делаем это. Казалось, ему и в голову не приходило просто оставить тебя бороться в одиночку и уйти.

Когда ты лучший в чем-то, люди стараются работать с тобой, быть твоими союзниками, но им никогда не понять простой истины: они всегда будут стоять за тобой. На этом корабле находились те, кому я доверяла свою жизнь, те, в ком я была полностью уверена, но они не осознавали, каково это – оказаться на моем месте. По крайней мере, не полностью. Кайден же отличался ото всех. Он находился рядом и без тени иронии говорил, что готов ко всему. Всегда. До самого конца. И я верила ему. Вот, что отличало его от других. Он единственный смог заставить меня поверить в то, что я не одинока в своих стараниях, что я не являлась чьим-то оружием, пустой оболочкой, а ведь многие обращались со мной именно так. На несколько великолепных часов до приземления на Айлосе мой мир замер, и я по-настоящему поверила, что все будет хорошо. Так оно и вышло, и я обрела покой.

Черт.