Тем утром я смотрела на полыхающую Землю, думая, что оставила там людей на верную смерть. Сейчас на моей родной планете уже далеко за полночь, но на Цитадели дневной цикл только начался, а вместе с этим пришел и невероятно яркий искусственный свет. Я не спала, не ела. Каждое мгновение последних суток было наполнено связанными с внезапно разразившейся войной тревогами и хлопотами. А потому я решила, что могу позволить себе нечто сугубо эгоистичное.
Я заперла за собой дверь и с помощью инструметрона уменьшила прозрачность окна, чтобы никто снаружи не смог меня увидеть. Только потом, стараясь унять колотящееся сердце, я повернулась и посмотрела на Кайдена, подключенного к различным аппаратам. Он выглядел все так же плохо и до сих пор находился без сознания.
Создавалось впечатление, что я разглядывала отчет какого-то страшного несчастного случая, полный настолько ужасных снимков, что они выглядели ненастоящими. Каждый сантиметр лица Кайдена покрывали синяки и ссадины, и он походил на… на мертвеца. Под резким светом цвет его кожи выглядел бледно-голубым, и хотя он дышал, но этот звук был поверхностным, затрудненным. Казалось, его лицо превратили едва ли не в кровавое месиво, а потом протащили по земле. Не двигаясь, я стояла посреди палаты и чувствовала, как холодело мое сердце.
А затем вдруг осознала, что в помещении, кроме нас двоих, никого нет, и Кайден не проснется в ближайшем будущем, а потому неважно, что я скажу, или сделаю, или…
Тяжело выдохнув, я расслабилась. Он жив. Он жив.
Однако он чудом избежал смерти. Видеть его в таком состоянии было больно, но я не позволяла себе отвести глаз, продолжая смотреть на то, что натворила, на то, к чему привели мои ошибки.
«Посмотри, что ты сделала, - сказала я себе, - посмотри на его лицо, его закрытые глаза. Посмотри, что ты сделала, прими последствия, прочувствуй их и никогда не позволяй подобному случиться снова. Никогда. Ты не имеешь права на такие отвлечения, не имеешь права…»
Вот к чему приводит забота о ком-то.
«Ты не имеешь права заботиться о других».
Не задумываясь, я подтащила кресло ближе к кровати, но так и не села. Тело налилось свинцовой тяжестью, а кожу покрывал холодный пот, словно я приняла слишком много стимуляторов.
Почему нельзя просто моргнуть и проснуться, обнаружив, что все это – просто дурной сон? Я хотела бросить все и сбежать.
Под носом Кайдена виднелась засохшая кровь, а на шее, в том месте, где эта штука пыталась вытрясти из него жизнь – необработанные порезы и синяки. Врачам приходилось действовать быстро – новые пациенты продолжали поступать – и они лишь уделили внимание самым тяжелым повреждениям, а затем предоставили медигелю возможность заживлять оставшиеся раны.
Так нельзя. Кайден походил на труп, тогда как на самом деле являлся майором Альянса, героем, хорошим человеком, едва не погибшим, защищая Лиару и следуя моим приказам.
Сама не понимая, что делаю, я направилась к раковине и, наконец оторвав взгляд от лежавшего на кровати мужчины, смочила найденную салфетку в воде. Оглянувшись на дверь и убедившись, что она все еще заперта, чувствуя себя глупой, сентиментальной и слабой, я опустилась в кресло рядом с Кайденом и протерла его лицо, саму себя удивив нежностью своих прикосновений.
Я до сих пор относилась к живущим во мне чувствам к нему, как к своему маленькому секрету. Каждый раз, когда я смотрела на него, мое сердце переполнялось сладким томлением, только чтобы болезненно сжаться при очередной ссоре.
«Вот куда заводит забота», - говорила я себе, продолжая касаться влажной тканью кожи под его глазами, про себя надеясь, что они вдруг откроются, и он спросит, какого черта я делаю – ведь тогда по крайней мере он будет разговаривать. «Вот что происходит, когда ты впускаешь людей в свое сердце – ты уже не можешь выгнать их, что бы ни происходило. И когда ты допускаешь ошибку, они расплачиваются за нее, и это гораздо страшнее, чем что-либо».
- Это нечестно, - сказала я неожиданно вслух; в этом месте, где тишину нарушал только писк аппаратов, мой хрипловатый голос прозвучал невероятно громко. – У тебя было два года форы, чтобы пережить мою потерю. И ты справился: то, что между нами произошло – всего лишь история для тебя. Ты можешь смотреть на меня и видеть только коммандера Шепард, как тебе и полагается, но… но я еще не сумела забыть. Для меня все это еще свежо, и я до сих пор… Я до сих пор забочусь о тебе гораздо сильнее, чем должна, даже несмотря на то, что ты ведешь себя, как последний кретин.
Кайден ничего не ответил, даже не пошевелился. Его дыхание оставалось размеренным, но затрудненным, и я стерла последние следы крови под его носом.
- Я не знаю, как мне справиться с этим, - продолжила я, понятия не имея, как остановиться. – Со мной такого никогда прежде не случалось, я никогда… не чувствовала ни к кому того, что все еще чувствую к тебе.
Критически оглядев свою работу и убедившись, что его лицо теперь «украшают» только множественные синяки и ссадины, я отложила салфетку. Теперь Кайден действительно выглядел так, словно его избили, а не как без пяти минут покойник.
Протянув руку, я остановилась в каком-то сантиметре от его кожи, а затем, сказав себе, что нас никто не видит, коснулась его, осторожно провела кончиками пальцев по его шрамам: старым и новым, незнакомым мне. Один из них пересекал левую сторону его рта – крошечный, едва заметный, но я прекрасно его помнила, потому что однажды утром, целую вечность тому назад, проснулась, пока Кайден еще спал, в его объятиях. Я склонилась, чтобы поцеловать его и вдруг поняла, что нож батарианского пирата оставил на моем лице шрам, идеально совпадавший с его, когда наши губы оказывались прижатыми друг к другу. В те дни я неустанно поражалась, как мы можем быть столь разными и столь похожими одновременно. Каким образом такой человек, как Кайден – простой и надежный – смог проникнуть мне в душу и завладеть моим сердцем.
Тогда мне было все равно, я лишь хотела, чтобы он никогда не уходил, чтобы я никогда не утратила это чувство, поднимавшееся во мне всякий раз, когда он находился рядом. Сейчас же я сожалела, что повстречала его. Если бы наши дороги не пересеклись, мне бы не пришлось прикладывать столько усилий, чтобы вытеснить его из своего сердца.
- Это все твоя вина, - грустно улыбаясь, произнесла я. – Мне не удается просто отмахнуться от всего этого, как раньше, и я не знаю, почему. Полагаю, ты сломал меня.
Проведя пальцами по его лбу, я откинула прядь темных волос с лица, впервые заметив серебро седины на его висках. Вокруг его глаз появились новые линии – почти невидимые и неглубокие, но раньше их не было.
Только в этот момент я окончательно осознала, что на протяжении тех двух лет, что я проспала, пока меня омолаживали и улучшали, Кайден работал, жил и сражался. Без «Нормандии» и без меня.
Глаза защипало, и я тихо-тихо прошептала:
- Тебе не удалось остаться невредимым, да?
Придвинув кресло еще ближе – слишком близко – я положила голову на подушку рядом с ним, до сих пор перебирая его волосы.
- Я знаю… Я знаю, это было тяжело. Моя смерть. И мне хотелось бы, чтобы этого никогда не происходило. Я никому не могу этого рассказать, но я потеряла не только время – я потеряла и тебя тоже. Потеряла что-то, что никогда не надеялась иметь, и по какой-то дурацкой причине это гораздо больнее, чем отношение ко мне Альянса или осознание того, что две мои конечности вовсе не мои, а когда ты умираешь, тебя не ждет ничего, кроме черноты.
- Я потеряла тебя, - добавила я. – И даже не знаю, хочу ли тебя вернуть, потому что в этом случае мне придется признать, что ты был моим, а поскольку это первый раз, когда я позволила себе даже подумать об этом, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух, сомневаюсь, что подобное случится в обозримом будущем.
Заключив покрытую синяками ладонь Кайдена в свою, я мечтала избавить его от этих страшных меток и исцелить.
- Я не знаю, какого черта мне нужно от тебя, Кайден. Я хочу перестать чувствовать то, что чувствую каждый раз, глядя на тебя. Я хочу, чтобы ты был счастлив и находился в безопасности, но сомневаюсь, что это возможно рядом со мной. В моем окружении люди… страдают.
