- Ах, Джена? – высоким голосом произнес человек и что-то быстро напечатал на своем планшете.
Только тогда я осознал свою ошибку, ту фамильярность, с которой позволил себе говорить о ней, но мое лицо осталось бесстрастным.
- Мне казалось, называть людей их именами – обычное дело, - бросил я в ответ, будто мой собеседник был идиотом, - особенно, учитывая, что вы освободили ее от звания, тем самым сделав гражданским лицом.
- В таком случае, штабной коммандер, раз уж вы так хорошо ее знаете, скажите как, по-вашему, нам следует поступить?
- Дайте ей возможность объясниться, пусть даже считаете, что она лжет, - ответил я, а про себя добавил: «Ты такой лицемер, Аленко. Если бы она слышала тебя, то без сомнения сказала бы, какой ты бесстыжий и бесхребетный лицемер».
Стоило мне только увидеть, как они с ней обращаются, как я позабыл все свои сомнения и уже был готов кинуться ей на помощь.
- У нее нет ни единой причины выдумывать подобное, - добавил я.
- То есть вы на самом деле верите в ее историю? – переспросил мужчина, словно эта идея казалась ему смехотворной.
- Да, верю, - твердо ответил я, вспоминая Стража и Властелина, а также остальные неопровержимые доказательства, которые нам удалось собрать. – И я считаю, что и вам следует. Если она лжет, а вы поверите ей, то в худшем случае просто будете глупо выглядеть. Но если она говорит правду, а вы проигнорируете ее слова, то мы все обречены.
- Вы имеете в виду, когда заявятся эти «Жнецы»?
Я практически видел воздушные кавычки, в которые он заключил это слово, хотя его руки по-прежнему сжимали планшет.
- В отличие от вас я на самом деле видел Жнеца, - абсолютно серьезно заметил я. – А также присутствовал при ее разговоре с ним. Я был с ней на Айлосе, нас предупреждали обо всем этом. Доказательства повсюду, даже если никто не желает их видеть. Но вы не можете себе позволить ошибиться на этот раз. Земля не может себе этого позволить, как и вся остальная галактика. Это слишком важно, чтобы не обращать внимания.
Человек потер лоб и устало вздохнул, будто я был последним из череды лунатиков, с которыми его вынудили разговаривать. Я раздраженно стиснул зубы.
- Вам есть, что еще добавить к своим показаниям, коммандер Аленко? – спросил он безо всякого интереса.
- Нет, но, возможно, будет, если вы позволите мне увидеть ее. Она станет со мной разговаривать, - заявил я, понятия не имея, правда ли это. Она вполне могла отказаться даже встречаться со мной, но я должен был попытаться. Я должен был увидеть ее, пусть лишь для того, чтобы сказать, что верю ей, хотя другие и не разделяют моей убежденности.
- Мы уже говорили, что не можем этого позволить, - тоном уставшего от жизни бюрократа заявил он. – Контакты с посторонними запрещены, правила есть правила.
- И вы все еще продолжаете утверждать, что она гостья, а не узница, да? – бросил я, глянув на монитор камеры, следящей за ее дверью, у которой стоял вооруженный охранник.
- Джина Шепард – наша гостья, - бойко проговорил человек, произнося ее имя неправильно, хотя я упомянул его каких-то две минуты назад. – В конце концов, она пришла сюда добровольно, как вы сами сказали.
- И, стало быть, уйти она сможет, когда пожелает, - заметил я, поднимаясь и направляясь к двери. – Помните об этом, продолжая ставить под сомнение слова женщины, которая уже спасла галактику однажды.
************
Шепард
«Может, все же стоило послать ему видео», - размышляла я, вспоминая те напряженные до предела часы перед прыжком через ретранслятор «Омега-4». По крайней мере оно являлось бы доказательством того, что я на их стороне. И пусть даже они не поверили бы мне, но у них имелась бы запись того, как я оглашала свои планы по поводу «Нормандии»; они бы знали, что «Цербер» не имел никакого отношения к инциденту - как его называли в Альянсе - в системе Бахак, и что я сделала это не по велению террористов.
Но в то же время ему стало бы известно о том, что я все еще чувствовала к нему, а я не была к этому готова. Во всяком случае, не сейчас. Может быть, никогда.
Я выключила планшет, отложила его на прикроватный столик, откинулась назад и уставилась в такой знакомый теперь серый потолок. Планшет практически не содержал информации о последней миссии – я была слишком ослеплена успехом, слишком полна оптимизма, чтобы вести журнал, а кроме того, до прибытия на Землю я убедилась, что стерла все, что могло ухудшить мое положение.
Я удалила фото Кейдена вместе со всеми остальными – это был мой маленький секрет, и я с каким-то мазохистским удовольствием постоянно напоминала себе, что того времени не вернешь. В любом случае это не имело значения – вскоре он прибудет на Землю, так? Он обещал поручиться за меня, если возникнет такая необходимость, и сейчас я, черт возьми, нуждалась в нем.
Меня никто не слушал. Казалось, они просто хотели, чтобы я на самом деле оказалась преступницей, хотели доказать, что я всего лишь псих, видящий сны о космических монстрах, якобы заставивших меня уничтожить целую звездную систему. Никто не желал слышать мои предупреждения, мои слова о том, что время уходит, и нам надо успеть подготовиться.
Мне вспомнилась наша с Кейденом беседа, состоявшаяся несколько лет назад. Я как в воду глядела. Они не слушали, потому что не хотели, чтобы я оказалась права. Я бы тоже не захотела.
Порой я спрашивала себя, почему беспокоюсь о нашей судьбе, если никто больше не волнуется? Почему я должна бросаться на передовую и спасать их задницы, в то время как они даже выслушать меня не могут – будто не желают, чтобы их спасали. Ведь я была права в прошлый раз.
Дождь наконец-то прекратился, и сквозь серые, тяжелые тучи я видела голубое небо. Иногда я думала о том, чтобы бросить Альянс и сбежать; украсть «Нормандию» - в этом у меня уже имелся опыт – и улететь далеко-далеко. Использовать свои контакты и связи и самой организовать сопротивление силам Жнецов, может быть, даже взять под крыло какую-нибудь колонию – с пляжем – и превратить ее в убежище. Тогда в Альянсе поймут, насколько они ошибались. Тогда они станут молить меня о помощи.
И все же я ничего не делала. Сидела на месте, покрываясь ржавчиной, отвечала на вопросы, так ничего и не добившись…
Стены давили на меня.
Я взяла планшет, открыла крошечное отделение сбоку и достала длинное, тонкое устройство, врученное мне Касуми, пообещавшей, что его не засекут никакие датчики. Я поднесла приборчик к окну, коснулась сенсорной кнопки и принялась наблюдать, как открываются замки и отключается сигнализация.
С ловкостью, пришедшей с практикой, я открыла окно, ухватилась за выступ над ним и вылезла наружу. Я находилась на высоте восьми этажей над бетонной парковкой, однако, к счастью, десять лет, проведенных на улицах метрополиса, сделали меня очень цепкой. Не теряя времени, я двинулась привычным маршрутом, которым пользовалась уже в течение двух месяцев всякий раз, когда моя комната становилась слишком тесной. Непростое занятие, однако я быстро училась, и в этот раз даже практически не вспотела к тому моменту, как, оттолкнувшись от последней выбоины в стене, забралась на крышу, тонувшую в послеполуденной тени.
Меня держали не в тюремном блоке – тогда им пришлось бы признать, что я заключенная – и местная охрана не особо свирепствовала. Если здесь и были камеры, то они работали не слишком хорошо, потому что меня пока еще ни разу не отругали за эти прогулки.
Усевшись на практически сухой бетонный пол, я облокотилась на вентиляционную трубу и достала из рукава пачку сигарет, которую вытащила из кармана одного из охранников. Тогда я еще не знала, зачем сделала это – может быть, чтобы отомстить ему за то, что он доставал меня – но сейчас радовалась этому факту. Внутри осталась всего одна сигарета – в конце концов, это были два довольно тяжелых месяца, и то, что меня не пускали в спортзал выпустить пар, только усугубляло дело. Я казалась себе механизмом, оставленным ржаветь; мне хотелось бежать и бежать только чтобы почувствовать, что мое тело снова работает.
