- Вы хотите сказать, что я лгал, держа руку на Вагросе?
- Остынь, мальчик. Разве я обвинил тебя во лжи? И потом, лгущие Вагросу не выходят своими ногами из Зала Истины. Я сказал лишь, что не помню этого разговора. И еще, Мэль, я бы никогда не отказал тебе в помощи, особенно в таком вопросе. Я знаю, как ты любил Эйлинэ. И даже несмотря на натянутые отношения с Главой рода Тонг, я бы тогда вмешался.
Мэль смотрел в глаза Императора и вновь видел сквозь маску самодержца того, с кем провел немало времени в отрочестве, того, кому когда-то слепо доверял. Он вновь видел рау Тауриса. Своего рау, на которого равняешься, чьим суждениям доверяешь. Тень улыбки скользнула в глазах Императора Тауриса.
- Видя в твоих воспоминаниях нашу встречу, Исмаэль, я понимаю, что для меня ее не было. И при всем этом возникает закономерный вопрос: почему? Почему я ее не помню?
Тишина напряженным покрывалом окутала присутствующих. Мэль пристально глядел на своего рау и картинка, складывающаяся в мозгу, его совсем не радовала.
- Ментальное воздействие?..
Его вопрос был подобен взрыву, яростным лучом осветив то, что боялись озвучить остальные.
- Невозможно. – Почти беззвучно выдохнул Трибун. – Венец Звезд защищает от подобного вмешательства, к тому же литусы, подчиненные лично Императору, также служат щитом.
В памяти Мэля вновь всплыл тот взгляд литуса. Литус... Литус?.. Невозможно...
- Зонгар, судя по воспоминаниям Исмаэля, Венца на мне не было, а вот литус... был.
- Кто?
- Орисван, из личной гвардии… Он тогда погиб внезапно, я помню, ммм… Получается, спустя буквально пару дней после твоей, не запомнившейся мне, аудиенции – во время своего следующего дежурства. Тогда вроде и особого напряжения не было, но он сгорел махом, едва войдя в Святилище. – Император замолчал, прикрыв глаза. – Так, давайте еще раз. Орисван дежурил в покоях, охраняя мой отдых. Я был без Венца, Исмаэль пришел просить помощи, я ему отказал и совершенно этого не помню. В свое следующее дежурство, спустя пару дней, Орисван попадает со мной в Святилище и моментально сгорает.
Мэль, хищно прищурившись, подался вперед.
- Мой Император, и много таких… внезапно сгоревших, было?
Таурис задумчиво смотрел в ответ, чувствуя, как напряжение сковывает мышцы.
- Трое… Нет, четверо. Первым был Орисван, потом Учин, Нарс и Расим. Да, Расим был последним. Четверо сгорели, абсолютно одинаково. Потом было Вторжение, погибли почти все литусы Императорской гвардии, включая моего младшего брата, и все камни саарэ в Святилище выгорели. А после Вторжения, Син... занял место Раиса и подобных случаев больше не случалось.
- Значит, было четыре попытки управления?..
Напряжение в комнате можно было черпать ложкой. Тан пристально вглядывался в лицо отца, ловя малейшее изменение.
- Но это точно не Паутина Иста, ведь стоит надеть Венец, и он ее выжжет на раз, вместе с тем кто умышляет. Да и достославному Исту удался его фокус лишь потому, что предок не ожидал от фаворита такой прыти, и непозволительно расслабился в его присутствии. И хотя вся эта история не афишировалась, слухов избежать все равно не удалось...
- Значит, не Паутина, а попытка точечного влияния?
Император встал с кресла и подошел к шкафу, слепо касаясь полок и повернувшись спиной к присутствующим.
- Получается так... Перед псикоррекцией… Син сказал: я нужен тебе, даже больше чем ты думаешь... Я позабочусь о тебе и об Империи, а когда опасность минует, и я проснусь, то устрою себе самые шикарные каникулы, какие можно вообразить.
Мэль видел, как окаменела спина Рау, а лицо Тана на миг исказилось судорогой, впрочем, он быстро справился с собой, вернув на место маску принца. От боли сжалось собственное сердце. Он помнил Сина, что веселым добродушным щенком таскался по пятам обожаемого старшего братца. Помнил его уморительные проказы, его лукавые глаза полные света… А ТанАис так и не сказал ему, кем стал Син. Принц криво усмехнулся в ответ.
- Ты был на Рогосе тогда. Тяжелое время, много погибших, ты сам уцелел лишь милостью Госпожи. Я справился, а потом… Было слишком больно вспоминать.
Мэль кивнул. У каждого свой ад.
Кое-как отдышавшись, я соскреб себя с пола и огляделся. Ну, не то чтобы получилось, но я честно попробовал. Темнота была плотная, густая и очень уютная, особенно если не вспоминать о гипотетических зверушках, так что разницы не было идти с открытыми глазами или закрытыми. Ну и толку тогда таращиться в темноту?.. А Мыша уже без моих просьб развернул перед глазами план новых коридоров, впрочем, принципиального отличия от предыдущих я не заметил, все тот же безумный крольчатник с кучей перекрестков и ответвлений. И куда пойдем? Где выход искать будем? Мыша словно задумался, а потом в голове знакомо возникло направление, так что, с трудом поднявшись на подламывающихся ногах, я пошагал вперед.
Схлынул адреналин, захлестнувший меня, после встречи со Жрицей, и я вновь стал замечать холод. Мокрая одежда все так же липла к коже, меня потряхивало, а зубы выбивали тарантеллу. Похоже, я все-таки простудился. С каждым шагом голова тяжелела, наряду с ознобом меня периодически окатывало жаром и в висках что-то весело стучало… В общем, клиника налицо. Выберусь отсюда живым, Мэль меня запрет в каюте месяца на два, это точно. Да я, в общем-то, согласен.
Я уже на все согласен, лишь бы выбраться отсюда. Ужасно хотелось пить, губы пересохли и потрескались… Как-то они оперативно очень, или я уже здесь давно блуждаю? Не помню… В голове все плыло, меня шатало, а от температуры, кажется, даже глаза вспотели. Куртку я выкинул уже давно, ботинки бросил сейчас, невыносимое пламя жгло изнутри, так что хотелось выпрыгнуть из собственной шкуры, а не только разуться. Господи, счастье-то какое, ступив на холодный пол босыми ногами, я едва не прослезился, жар словно устремился с пяток в камень, и плевать, что пол грязный, и что ноги проваливаются в пыль едва ли не по щиколотку… На очередном повороте меня слегка мотануло, пришлось даже за стенку подержаться. Однако, это я зря сделал, меня аж передернуло… Гадость какая, вся стена словно покрыта толстенным слоем слизи, пальцы, соскользнув, проехались по ней, и я едва не упал. Вот же блин… Брезгливо отряхнув руку, я медленно пошел дальше, недоумевая, странно, вроде сыростью не пахнет, почему же стена такая? Впрочем, сил размышлять уже не осталось, и я машинально передвигал ноги, не думая ни о чем… Брезгливость тоже кончилась очень быстро, иногда я все же опирался на склизкую стену, иногда шел, чертя пальцами на ней полоски и находя в этом хоть какое-то развлечение. Осталось только написать, здесь был Алис… Короче, психоз полный. А почему бы и нет?.. Писать на ощупь было занятно, так что я периодически подхихикивал, понимая в глубине души, что неотложка по мне не то чтобы плачет, а уже рыдает.
В очередной раз привалившись к стене и пережидая приступ головокружения, я усмехнулся, похоже, самому мне отсюда не выбраться, я элементарно не дойду, а вероятность встретить здесь спелеолога-спасателя совсем невелика. Мыша тихонечко сопел в ухо, ободряя, и я вздохнул, случись со мной чего, малыш пострадает также. Полностью завися от меня, он не сможет спастись в случае опасности. Значит, надо идти… Надо… Сейчас постою еще немножечко, чуть передохну и пойду…
Рив гладил тонкие нежные пальцы, покрытые ритуальным рисунком, с тревогой вглядываясь в усталое лицо матери. Осторожно отведя прядку волос с испачканного лба, он повернулся к Лайзу.
- Ну что ты там копаешься? Давай быстрее…
- Поучи меня еще…
Лайз методично перетряхивал походную аптечку, искоса кидая взгляды на мать Униса. Та бледной измученной тенью лежала на коленях сына, и Рив нежно баюкал ее в своих объятиях, неверяще вглядываясь в ее лицо. Найдя наконец нужные ампулы, Лайз присел рядом с ними.
- Заверни рукав… Угу, вот так…
Лайз сделал женщине пару укрепляющих уколов и опустил рукав на место, мимоходом внимательно рассмотрев на руке под сбившейся повязкой следы многочисленных порезов: старых, уже заживших и совсем новых, едва покрытых нежной корочкой.
