- Удивлял, - кивнула Лиара, стараясь разложить все это в своей голове по полочкам. Странность была в том, что головой-то она все это понимала, а вот сердцем – нет, никак. Это было так откровенно глупо, что просто невозможно было поверить в то, что люди действительно могли так заблуждаться.

- Старшие Расы отличаются от людей лишь тем, что живут дольше них. Это обстоятельство вызывает их зависть и ненависть такие сильные, что, имей они возможность, они бы вырезали нас всех, - мрачно проговорила Рада, разглядывая проплывающие мимо берега. – Да вот только нас многовато слишком для этого, к тому же, некоторые из нас чтут Молодых Богов, что не оставляет Церкви возможности провозгласить Священный поход против неверных. Ну, а к эльфам они не сунутся, потому что боятся их. Вот и остается им только кусать локти и ненавидеть издали. Так что не удивляйся тому приему, что будет ждать тебя в людских государствах. Мелония в этом плане – едва ли не лучший край для проживания эльфов, по крайней мере, отношение к ним лучше, чем в других странах.

Лиара даже содрогнулась, вспомнив все те взгляды, которые ловила на себе в детстве в провинции Карамон, отношение местных и пришлых к ней. Если это было лучшим из всего, что можно получить…

- А как же Бреготт? – буквально вцепилась она в последнюю надежду. – Сказания говорят, что Бреготт всегда был союзником бессмертных.

В последнее время, правда, большая часть того, что она слышала из сказаний, оказалась не соответствующей действительности, но Лиара упрямо верила в то, что хоть что-то должно было быть в них правдой. На этот раз Рада одобрительно кивнула, хоть во взгляде ее и было недоверие.

- Бреготт – совсем другое дело. Все эти долгие века они стоят одни против Хмурых Земель и Темной Страны, и другие людские государства не слишком-то стремятся им помогать. Пограничные заставы Мелонии – одно название, там дермаков не видели со времен Танца Хаоса, если не раньше. Зато Бреготту помогают гномы на юге, ильтонцы юго-запада, те же лесные эльфы, с которыми у них союз. Бреготт еще держится старых договоров, чтит данные обещания, но кроме них больше никого и нет. Остальные – под пятой Церкви, и влияние ее все больше разрастается, - Рада поморщилась. – Я верую в Грозара, но то, что творят его жрецы – отвратительно.

- Да, - тихо кивнула Лиара, придвигаясь к ней поближе, когда проходящий мимо матрос бросил на них тяжелый взгляд, пробурчал что-то себе под нос и отвернулся.

Тяжелая рука Рады слегка сжала ее бок и придвинула ее к себе чуть ближе, а тихий голос проговорил прямо куда-то ей в висок:

- Не бойся ничего, искорка. По одному – они лишь стая трусливых псов, а сбиться вместе и попытаться наброситься на нас им не позволит страх перед Алеором. Мы здесь в безопасности, и я всегда буду рядом, чтобы защитить тебя. Так что не беспокойся об этом.

Но Лиара все равно беспокоилась. Все эти взгляды нервировали ее, и она совершенно не понимала, чем же вызвала к себе такое отношение. Знала, но не понимала. И на палубе этого корабля ей совсем не хотелось доставать из чехла арфу и петь хоть одну, даже самую простенькую человеческую песню.

Чем дальше они плыли на юг, тем сильнее становилась и тревога в ее груди. Все то время, что присутствие Рады не заставляло кипеть кровь в ее жилах, она думала о том, что ждет ее впереди, в Иллидаре. Городе речных эльфов, укрытом от смертных Мембраной, городе, куда не пускали никого, кроме Первопришедших, и городе, куда ей нужно будет идти совсем одной, потому что никто из спутников не сможет переступить через эту преграду. И это тоже казалось ей смутно неправильным.

Почему Первопришедшие так отгораживались от всего остального мира, не позволяя ему приближаться к себе? Ведь Высокие в Лесном Доме этого не делали, а там тоже была Мембрана, но проницаемая для смертных. Можно было списать все на ненависть людей к Первопришедшим, но ведь ненависть не рождалась на пустом месте, а взаимная подозрительность имела свойство лишь усиливаться со временем. Так неужели же такие мудрые бессмертные существа, как Первопришедшие, видевшие мир еще до прихода людей, участвовавшие в его создании и формировании, были не в состоянии договориться со смертными и решить с ними какие-то проблемные вопросы? Ведь это было не так сложно, и примером тому могла служить, например, многолетняя дружба Рады с Гарданом.

Чем дольше Лиара думала об этом, тем больше страшил ее Иллидар. В детстве, когда она старательно собирала каждую ниточку, каждый обрывок песни или сказки про великие государства эльфов, с чего и началась ее любовь к музыке, эти государства казались ей прекрасными и волшебными садами, где все цветет, а жители добры и приветливы, где ее обязательно ждут и бесконечно любят. Но чем больше она узнавала об эльфах, тем меньше ей хотелось иметь с ними дело. Алеор и Рада в счет не шли – они явно были чем-то вроде изгоев среди своего народа, которых соплеменники были вынуждены терпеть из-за их имен и происхождения. А вот остальные эльфы вызывали в ней поначалу настороженность, а теперь и некоторое желание держаться подальше от них. И что будет, если Лиара найдет там свою мать? Какой эта мать окажется? Такой же надменной, холодной и чопорной, как все остальные Первопришедшие, не желающей и слышать о мире за границей Мембраны? Воображение Лиары рисовало ее самые добрые руки, самые теплые глаза, самый уютный дом где-то на краю мира, и теперь ей стало по-настоящему страшно, что это все – могло быть лишь ее воображением и ничем больше. И с каждой милей, что отмерял корабль на пути на юг, этот страх становился все сильнее.

Даже Рада почувствовала его в ней, как-то раз нахмурившись и долго пристально разглядывая ее. В конце концов, она негромко спросила:

- Что-то происходит, искорка? День ото дня ты как будто темнеешь.

- Я просто… - говорить об этом было тяжело, но Рада была единственным человеком, кому Лиара могла бы сказать все, даже самое сокровенное. Потому она собралась с силами и едва слышно призналась: - Я просто боюсь не найти в Иллидаре своей матери. А еще больше боюсь найти ее.

- Почему? – нахмурились брови Рады.

В груди теснило. Все это было очень трудно объяснить, так сложно облечь в слова десятки этих совершенно разных чувств, тревог и страхов, но Лиара постаралась это сделать, почти что утыкаясь носом Раде в плечо и пряча лицо в ее теплой шерстяной куртке.

- А что, если моя мать окажется такой же надменной и холодной, как Алеор в те моменты, когда он говорит со смертными? Она ведь Первопришедшая, она же может быть такой.

Некоторое время Рада молчала, явно подбирая слова, а Лиара лишь наблюдала за тем, как тянутся мимо борта корабля длинные побуревшие берега, поросшие прошлогодней травой. Пустынные равнины Лонтрона под стальным тяжелым небом навевали уныние, но смотреть здесь просто было больше не на что.

- Послушай, искорка, эльфы – такие, какие они есть, и изменить их ты уж точно не сможешь, - зазвучал, наконец, голос Рады над ее головой. – И все же, рано гадать об этом, пока еще ничего не случилось, правда? Может, твоя мать и такая, а может, и нет. Я все думаю о том, почему она оставила тебя в Мелонии одну, в приюте, при том, что ты – чистокровная. Для этого у нее должна была быть очень веская причина, ведь обычно Первопришедшие до безумия дорожат своими детьми. Я думаю, это было сделано для твоей безопасности, и явно потому, что она любила тебя. Разве может быть другая достаточно веская причина для такого поступка? Тебе просто нужно пойти туда, найти ее и поговорить с ней. И не гадать о том, что тебя там ждет, ведь это не приносит тебе ничего, кроме тревоги. Так что не переживай ни о чем. Скоро мы причалим в Рамаэле, и ты пойдешь на ее поиски. И все выяснится. Не рви себе сердце раньше времени.

Ее тихий голос успокаивал, и Лиаре очень-очень хотелось верить ей, верить, что так оно и будет. Но сомнения все равно пробивались сорной травой со дна ее души, и ничего поделать с ними она никак не могла.

Полторы недели день и ночь под полными ветра парусами и на веслах «Быстрый» упорно карабкался вверх по течению Тонила со всей возможной скоростью, на которую был способен. С присутствием на борту пассажиров эта спешка была связана ровно в той же степени, в которой капитан Вилней хотел поскорее избавиться от их общества. Но подгоняли его не только они. Подступала зима, и ветры с востока день ото дня становились все более злыми, недовольными, холодными. Облака все ниже и ниже нависали над равнинами вокруг, полные тяжелых дождевых капель, а, возможно, и первого снега. По ночам ветер становился таким пронзительным, что от воя снастей, похожего на голодный волчий плач, Лиару пробирала дрожь. Подмораживало, и на утро палуба была покрыта тонким слоем инея, который первым же делом принимались счищать матросы, вовсю кляня погоду. Берега стояли замерзшие, унылые, покорные судьбе и ветрам, а река в них ворчала, недовольно плеская стальными волнами и плюясь белой пеной. Все выглядело так, будто вот-вот должны были уже ударить морозы, и Лиара начинала нервничать, успеют ли они добраться до Рамаэля, пока река не встанет, или нет? Впрочем, кроме нее никто об этом, похоже, не волновался. Разве что Улыбашка начала прикашливать и возить носом, то и дело ворча о сквозняках и «проклятущем бхарском ветродуе».