Он толкнул дверь и вошел в дурно пахнущее помещение, битком набитое пьяницами и усталыми путешественниками, особо не выказывающими радости от нахождения в этом месте. Но близилась гроза, а другого ночлега поблизости не находилось, поэтому выбирать было не из чего. В деревне, напугавшись известий об активировавшейся королевской армии, не пускали постояльцев даже за неплохие деньги. Пользуясь случаем, хитрые хозяева постоялых дворов вздернули цены за койку до заоблачных высот.
Мукуро подошел к стойке, где вовсю вертелся хозяин, подгонявший подавальщиц, едва ли не валящихся с ног.
— Добро пожаловать! — преувеличенно радостно поприветствовал он нового гостя, глядя на него смертельно усталым взглядом. Это очень контрастировало с его доброжелательной улыбкой. — Все места заняты, так что я могу предложить лишь выпить и идти пытать счастья дальше…
— Мне бы просто уголок, необязательно кровать. Я прекрасно высплюсь и на стуле, — улыбнулся Мукуро и, встретив скептичный взгляд в ответ, подкинул на пальце серебряную монету. — Заплачу как за полноценную постель.
— Найдем местечко, — повеселел хозяин, пряча деньги в увесистый кошель под стойкой. — Выпить желаете?
Мукуро едва сдержал смех.
— Нет, благодарю. Только перекусить.
— Рисовая каша закончилась, если хотите, можем подать овсяную. Только она остыла.
— Обойдусь, — открестился Мукуро, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз ел кашу. Кажется, в прошлой жизни. — Покажете мне место для сна?
Хозяин отвел его в уголок за старым потрескавшимся камином, насквозь пропахшим курятиной и покрытым толстым слоем сажи как внутри, так и снаружи.
Мукуро сел на дощатый пол, подтянув к груди колени, и надвинул на глаза полы шляпы.
Шум не дал бы ему уснуть, даже если бы он очень захотел, но ему нужно было просто отдохнуть в относительном спокойствии, без страха быть застигнутым погоней.
Он выиграл как минимум несколько часов, сумев незаметно сбежать из столицы. Если Виллани занят подготовкой к осаде Фиора, то вполне возможно, что солдаты все еще пытаются найти Мукуро в городе. Хотя слишком надеяться на это все же не стоило: среди многочисленной стражи наверняка должно быть хоть немного здравомыслящих людей.
Мукуро вздохнул, невольно сжимая кулак.
Рискуя нарваться на солдат, он полдня потратил на то, чтобы найти Бьякурана. Джессо, конечно, вряд ли ждал бы его — все же возможность побега была совсем крохотной, но на всякий случай Мукуро прошелся по окрестностям, прячась в кустах и за заборами чужих домов.
Если бы они были вместе, было бы намного легче. Раньше он в полной мере этого не осознавал, принимая его отношение как должное, но сейчас… ему не хватало, действительно не хватало. Непринужденного общения, беззлобных насмешек, бесконечного оптимизма. Поддержки. Просто дружеского присутствия рядом.
Но Бьякурану поддержка в данный момент понадобилась бы куда больше. Очевидно, что Бельфегор или Виллани, или они оба, опасаются, что тот начнет против них игру, а карты в его руках были козырные. Если, владея такой опасной и серьезной информацией, переманить на свою сторону хоть один завалященький орден сопротивления — игра выиграна наполовину сразу. Конечно, Бьякурану не поверили бы, будь он идиотом, пытающимся собственноручно развязать бунт — аристократу, даже бывшему, ни за что не поверят, а вот повстанцам… повстанцам поверят даже самые скептично настроенные люди.
Первым порывом Мукуро, когда он узнал о надвигающемся на Фиор войске, было сразу желание помчаться туда и помочь всеми силами, но, с трудом успокоив себя, понял, что Бьякуран сунется туда в последнюю очередь. Действия новоиспеченного короля и его верного вассала настораживали и сбивали с толку: Бьякуран был объявлен изменником королевства, Фиора в любом случае он бы лишился, какой смысл отправлять для захвата целую армию? Да и какой болван вернется в место, которое во всеуслышание объявили засадой?
Бьякуран не был дураком и он не любил свое графство, но искренне любил свой замок и своих людей. Точнее, своих стражников. Стража тоже души в нем не чаяла, и это несмотря на то, что прислуга Джессо ненавидела всем сердцем, да и он платил им той же монетой. Если он и мог вернуться в место, готовящееся стать его могилой, то лишь ради них.
Вдруг раздался громкий хлопок, и рядом с Мукуро, прямо к его ногам, упал грузный старик с намечавшейся на макушке лысиной. Он предпринял слабую попытку подняться, оперся на руки, кряхтя, упал и засопел, ткнувшись носом в пол.
— Куда лучше моего замка, — отметил Мукуро, брезгливо отодвигая носком обуви храпящее тело, которое источало невероятное благоухание.
—…Кея! — услышал он совершенно неожиданно и вскинул голову, оглядываясь.
Кто? Кто-то позвал Хибари? Он, что, здесь?
Мукуро поднялся на ноги и с замиранием сердца выглянул в зал, битком набитый разномастными людьми. Среди всего этого столпотворения выделить одного-единственного человека было просто невозможно.
Если бы Хибари находился здесь, то мгновенно собрал бы вокруг себя кучу народу: внешность у него была запоминающаяся, да и известность его шла впереди планеты всей, так что Мукуро разглядывал лишь тех, кто прятал лицо: за капюшонами, платками, повязками и шляпами, но не находил его.
-…и потом он врезал ему по горлу — вот так, — с ажиотажем рассказывал один из неплохо одетых мужчин, занявших целый стол. Он рубанул себя ребром ладони по шее и скривил лицо, изображая мертвеца. — Я говорю: этот Хибари Кея просто зверь! Мне казалось, что он раздерет его одними зубами!
Мукуро захотелось самому вцепиться ему в горло и не отпускать его, пока он не захлебнется кровью.
Разочарование, накатившее после осознания того, что Хибари в этом месте даже близко не пахнет, подействовало настолько ошеломляюще, что наступила неожиданная, но долгожданная апатия.
Он сел в свой угол и, прислонившись боком к стенке холодного камина, закрыл глаза, желая просто провалиться в сон.
***
Бьякуран с детства был окружен роскошью. Он не знал недостатка в деньгах, в обществе, во влиянии, но почему-то все равно чувствовал… неудовлетворение. Он искренне веселился на балах, с удовольствием флиртовал с юными и не очень леди, поддерживал политические разговоры в мужском обществе, но порой, когда не мог уснуть ночью или на мгновение оставался в одиночестве посреди разряженных лордов, испытывал некое… неудовлетворение. Такое странное ощущение, словно ты устал, но не физически, а скорее морально. Тебе нравится то, чем ты занимаешься, но изо дня в день повторять одно и то же жутко утомительно. Когда родилась дочь — это непредсказуемый маленький комочек оборок — стало намного легче, жизнь заиграла яркими красками. Если для жены Юни была маленькой куклой, которую наряжали, причесывали и брали на ручки, чтобы показать свету, то он тогда действительно растворился без остатка. Он никогда особо не любил родителей и очень малочисленных родственников, терпеть не мог навязанную ими же жену, и только с рождением дочери понял, что такое любить по-настоящему, а не только делать вид.
Поэтому… когда ее не стало, жизнь будто ушла вместе с ней. И даже яростный порыв, заставивший его придушить женушку собственными руками, не смог смягчить горе. Сколько времени он провел в добровольном затворничестве? Два, три месяца, полгода? Он помнил лишь момент, когда Кике — управляющий замка — уговорил его посетить хотя бы один прием Сезона, и он согласился лишь для того, чтобы тот от него отстал.
Так совпало, что этот самый прием проходил в Лэндинге, где графом был весьма неприятный тип. Но эта поездка вдохнула в него жизнь заново: там он встретил Занзаса, Кэтрин, ММ и Мукуро — правда тогда его звали просто Лео.
И спустя несколько месяцев он закрыл дверь в детскую — впервые.
Но это не означало, что он забыл.
Поэтому он не мог не вернуться.
Фиор был его домом. Был местом, где появилась его дочь, где он сам родился. Здесь они с Занзасом и Мукуро, переодевшись в тряпье, шарахались по улицам, подслушивая сплетни народа и влезая в драки на рынках с мошенниками и ворами.