Хибари схватился за голову, сжимая до боли челюсть. Только бы… забыть обо всем. Как много бы он отдал за такую возможность.

«Я тебя люблю».

— Все, хватит, — прошептал Хибари, требуя от себя невозможного. — Не могу больше… хватит…

Он впился пальцами в затянувшуюся рану на боку и, вскрикнув от боли, дернул поводья. Лошадь встала на дыбы, резко затормозив, и он упал с нее, ударившись спиной о корни дерева, расползшиеся по земле. На мгновение оглохнув, ослепнув и задохнувшись, он перевернулся на живот и отполз ко стволу, глотая ртом воздух. Лошадь, пробежав пару метров, вернулась и шумно фыркнула, ткнувшись в него влажной мордой. А затем, потеряв к нему всякий интерес, отошла в сторону и принялась щипать траву.

Хибари откинулся назад и закрыл глаза. Боль заставила забыть его о том, что служило ее источником. Как же это было странно.

— Кажется, у меня небольшие проблемы, — невесело произнес он, поняв, что у него онемела и рука, и нога одновременно. Падение с лошади не прошло для нее бесследно. — Может быть, Шамал меня подлечит? — хмыкнул он и накрыл ладонью лицо.

Да… ему нужно найти Мукуро.

Чтобы он раз и навсегда оборвал его мучения.

========== Глава 71. Перекресток ==========

В лицо хлестал соленый морской ветер.

Шум волн, рассекаемых носом корабля, все еще казался непривычным, а пронзительные крики чаек неимоверно раздражали.

— Будь проклято это сраное суденышко, — буркнул Скуало, бросая в воду скомканные кусочки хлеба. Аппетита не было.

Он стоял, перевесившись через борт, и смотрел на белую пену, выпрыскивающую из-под корабля. Его место было не здесь. Он должен был драться на арене, должен был победить…

Он должен был помочь тем, кого хотел защитить.

Дино. Оливьеро. Хибари.

Прошло уже больше недели, а ему до сих пор кажется по ночам, что его вот-вот пнут, пробуждая ото сна, напичкают не утоляющей голод едой и погонят на тренировку.

В зале шумно: повсюду раздаются смех, ругательства и бахвальства, а еще нос щекочет ставший почти привычным запах пота и гниющих ран — свежей кровью пахнет только на арене. Оливьеро сидит на столе среди груды оружия и качает скрещенными в лодыжках ногами, беззлобно подразнивая какого-нибудь присосавшегося к ней мужчину. Хибари, как обычно, прячется в тени углов, избегая людей, а рядом с ним стоит Дино, украдкой сплетая его пальцы со своими и параллельно поддерживая разговор с другими бойцами. Скуало думает, что сейчас с него снимут цепь, он прогонит надоедливого ухажера Оливьеро, отобьется от ее приставаний и снова пойдет убеждать Хибари хотя бы не всерьез с ним подраться.

Но он открывал глаза, перед ними оказывался дощатый потолок; пол под ногами шатался вместе с плывущим по волнам кораблем, а в ушах все стояли безумные крики чаек.

В такие минуты, по утрам, Скуало искренне ненавидел Занзаса и так сильно скучал по Казематам, что готов был прыгнуть в воду и отправиться назад вплавь.

А потом понимал, что это все бесполезно. Прошло много времени, и что бы ни случилось, было уже поздно.

Или, может быть, он просто убеждал себя в этом, потому что не знал, как отреагирует на то, если вдруг вернется, а Хибари, Дино и Оливьеро уже не будет.

— Капитан сказал, что вечером мы уже будем в Сидонии, так что можешь порадоваться, — подошел к нему Занзас и заглянул за борт, приваливаясь к нему боком.

— Сейчас обосрусь от счастья, — огрызнулся Скуало и провел ладонью по непривычно коротким волосам. Занзас пнул его по ноге.

— Хватит рожи корчить, придурок, я твою жопу спас!

— Ага, я уже валяюсь у твоих ног в знак благодарности. Только ты забыл упомянуть, что жопу мою спас, чтобы ее периодически потрахивать, так что иди на хрен.

Занзас сжал кулак, словно собирался его ударить, но почему-то передумал и стукнул перекладину, тяжело выдыхая через стиснутые зубы.

— Думаешь, ты один беспокоишься? Я тоже переживаю за своих друзей, так что могу тебя понять.

Скуало расхохотался и похлопал его по спине.

— Дааа, вот так сравнение! Ну-ка, расскажи мне, какие опасности поджидают лордов? Эм, затрудняюсь ответить сам: неудачный выбор наряда? Или, может, недомогание из-за переедания? Куда там мне со своими дурацкими переживаниями, когда я даже не знаю, выжил ли хоть кто-то из моих друзей на долбанной сраной арене!

— Да пошел ты! Думаешь, мы только и делаем, что наедаемся до отвала да пляски отплясываем на балах? Это, черт побери, такое же сраное выживание, только если вы просто сдохнете, то мы сдохнем, и нам перемоют при этом косточки при каждом чаепитии, да вдобавок проедутся нехило по нашим потомкам, если еще и предков не заденут. Одно неправильно подобранное слово или косой взгляд — и тебя могут заказать наемникам; приходится лебезить перед королем и герцогом, чтобы им вдруг не вздумалось лишить тебя титула и принадлежащих тебе земель и пустить по миру едва ли не голышом. А что насчет повстанцев? Как не подлизывай им, все равно найдутся недовольные, которые разбомбят часть города: чтобы ее отстроить потом, придется поднимать налоги, а это означает, что появится еще кучка лоботрясов, думающих, что, вооружившись вилами, они выбьют для себя лучшие условия. — Занзас перевел дух и уставился в воду. — Я могу продолжать хоть до вечера, если ты все еще сомневаешься. Так что беспокойств хватает и у меня, еще и на рожу твою унылую целыми днями пялиться.

Он замолчали, думая каждый о своем. Вокруг них начал понемногу собираться народ: торговцы, везущие в другие земли товар, путешественники, ученые; мимо шмыгали и юркие матросы, а с верхней палубы доносился громкий и довольный голос капитана судна: попутный ветер помогал им всю дорогу, да и они сумели избежать шторма, который намечался ночью — поводов для радости уже предостаточно.

— Мукуро должен был уже получить титул маркиза, — отстраненно заметил Занзас, основательно раскиснув. — Вряд ли он уже вернулся домой, сейчас наверняка принимает поздравления и притирается с герцогами и другими маркизами — теперь они должны обращаться с ним на равных… — Он покачал головой и вздохнул. — Бьякуран определенно напивается с горя в одиночку, и никто ему не отвесит поднимающих настроение пинков.

— Как ты мог их бросить тогда, раз так трясешься за них?

— Потому что им пришлось бы хуже со мной. Я ведь послал к херам короля и все его окружение, а мои засранцы такие, что ввязались бы из-за меня во всю опасную жуть, что только существует. Я не хотел этого допустить. Но я не мог потерять и тебя тоже.

— Я… я знаю. — Скуало с силой провел рукой по лицу и попытался выкинуть из головы дурные мысли. Не получилось. — Если бы я остался тогда на арене, если бы дал Каваллоне себя убить… его план сработал бы. Хибари был бы спасен, Каваллоне был бы спасен. Они бы вытащили Оливьеро. Не говоря уже о том, что повстанцы могли бы захватить Колизей вместе со всеми этими важными шишками.

— Ты знал Хибари и ту женщину всего пару месяцев, а Каваллоне и того меньше. Ты же сам мечтал о том, чтобы убить Хибари, да я сам мечтал об этом, так какого черта ты сам так убиваешься?

Скуало усмехнулся.

— Мечтал я убить другого Хибари, но опоздал. Твой дружок Мукуро меня опередил. — Он вспомнил тот, кажущийся теперь таким далеким, образ, который увидел в лесу. Чувство восхищения немного притупилось; ему был гораздо ближе тот, что был в Казематах. — Но я нашел другого, и с ним подружиться смог. Жаль, что получилось так недолго. Я надеюсь… я надеюсь, что Оливьеро… хотя бы она выжила. Если бои продолжились, то у нее был шанс. — Скуало пожал плечо Занзаса и отвернулся. — Извини. У меня нет должного настроя, чтобы говорить с тобой. Не хочу портить все своим унылым лицом, а другое состроить не получается.

Занзас проводил его взглядом и облокотился на бортик, бездумно глядя на пенистые волны.

Почему-то свобода его совсем не радовала.

***

На улице было уже совсем темно.

В пустом зале, задрав хвост, между скамьями и стульями бродила сытая толстая кошка; громко тикали настенные часы.