— У меня хорошие новости, — выдохнул он, нагнав его. — Я знаю, как мы можем помочь твоему Хибари.

Стоило увидеть то, как мгновенно поменялось выражение на его лице и маниакально загорелись глаза.

— За нами идут повстанцы, совсем недалеко, я видел их. Хибари же был им нужен, так почему бы не оставить его здесь? Они обязательно на него наткнутся и помогут.

— Отдать его повстанцам? Это же фактически вернуть его Каваллоне, я не…

— Не ты ли кричишь постоянно о своей любви?! Так где она, пока я вижу один только эгоизм и помешательство? Если у него есть шанс выжить, так им стоит воспользоваться, не так ли?

— Но мы бы успели дойти до города. Я бы дотянул, я буду идти без передышек, я… — Мукуро скривился. — Я не хочу его оставлять. Откуда я узнаю, что ему помогли? Я буду мучиться неизвестностью и…

— Да не ври хотя бы себе. Ты только из-за Каваллоне так сомневаешься. — Бьякуран глубоко вдохнул, успокаивая самого себя, и почти ласково провел рукой по его лицу. — Сейчас у Каваллоне больше возможностей, чем у тебя. У него больше власти, больше денег, больше связей. Ты же сам знаешь, что ради него он все сделает, а уж лечение обеспечит и подавно. Если ты оставишь Хибари у себя, то погубишь и его, и нас. И если уж ты нас не жалеешь, то поступи правильно хотя бы для него. Если, конечно, твои слова не жалкая пародия на настоящие чувства.

Мукуро долго молчал; Бьякуран начал нервничать. С каждой секундой все больше увеличивалась возможность быть застигнутыми повстанцами, и тогда точно Хибари выживет, а вот они сами — вряд ли.

— Хорошо… я сделаю это, — наконец, ответил он бесцветным голосом и опустился на землю. — На всякий случай, можешь повесить на ветку свой пиджак? Чтобы они наверняка увидели. — Бьякуран кивнул, а Мукуро, склонившись на Хибари, прижался губами к его холодному лбу. — Я обещал тебе сразиться, когда тебе станет лучше, — прошептал он, — но я боюсь, что тебе лучше никогда уже не станет, по крайней мере, со мной. Прости. Я так не хочу с тобой расставаться, ты бы знал. — Он закусил губу и криво улыбнулся, почувствовав, как жжет глаза. — Я люблю тебя. И если тебе будет лучше с Каваллоне…. То пусть так оно и будет.

— Мукуро, заканчивай!

— Не умирай. Я прошу только об этом. — Он сжал его ладонь, зажмуриваясь до цветных пятен в глазах. Ему так не хотелось уходить. Почему именно сейчас? Когда Кея улыбался и шутил, когда только появился какой-то проблеск надежды, когда… они могли бы стать «мы». — Я люблю тебя.

Бьякуран нетерпеливо огляделся, уже отчетливо слыша звук копыт скачущих лошадей. Время было на исходе. Он дернул Мукуро за плечо, с силой оттянул его от Хибари и толкнул впереди себя. Неуклюже переставляя ногами и бессмысленно уставившись в землю, он все же послушно двинулся в нужную сторону.

— Боже, Мукуро, приди ты уже в себя! Помоги мне, я один не справлюсь. — Поняв, что слова бесполезны, Джессо обнял его и уткнулся носом в его плечо. — Давай же, не оставляй меня. Если мы сейчас не уйдем, то нас прикончат повстанцы, а это даже страшнее, чем попасться в лапы к Бельфегору. Если ты решил сдаться, то и мне тогда нечего стараться выживать, потому что кроме тебя у меня ничего больше не осталось.

Бьякуран даже и сам не понял, насколько он устал. Все это — разговор с королем, побег, встреча с Мукуро, ранение Хибари — произошло так быстро, что голова шла кругом. Он будто целую вечность проскитался, скрываясь от солдат.

Он бы все отдал за то, чтобы вернуть мирные веселые дни, что он проводил в компании друзей. Когда не было сумасшедших чувств, душевных терзаний и тяжелых мыслей о том, как сложится дальше твоя жизнь.

— Прости, — вздохнул Мукуро, похлопав его по руке. — Давай поспешим. Нам нужно в город… теперь уже до темноты.

— Отлично! Ты не представляешь, какая глыба свалилась сейчас с моих плеч.

Мукуро натянуто улыбнулся, беспокойно оглянулся назад и тряхнул головой. Позади слышались негромкие голоса и ржание лошадей — повстанцы, как и ожидалось, остановились.

Пальцы все еще слипались от застывшей на них крови, и в груди тяжело и медленно билось сердце, словно вот-вот остановится. Его отчаянно тянуло назад, хотя все уже было решено.

Слова Бьякурана напоминали его собственные, и это заставляло проникаться вложенными в них чувствами. Сейчас… они как никогда понимали друг друга.

— Кто добежит последним, тот дотрагивается до лошадиного навоза, — весело произнес Джессо, хотя в его глазах не угадывалось ни искры смеха.

— Не нужно. Просто бежим.

Бьякуран кивнул, мгновенно становясь сосредоточенным и серьезным. Он попытался сгладить атмосферу, но им обоим оказалось это не нужно.

Мукуро шумно выдохнул и рванул первым. Не оглядываясь, чтобы не было соблазна вернуться. Теперь у него был только он сам и друг, ради которого стоило продолжать бороться.

***

Ему казалось, что он падает в пропасть, дно которой пугало своей чернотой и зияющей пустотой. Было чудовищно жарко, по телу словно ползали скользкие слизни, а вокруг горла все сильнее стягивалась удавка. Сознание медленно покидало, тело становилось легким, и это было такое приятное чувство, что хотелось улыбаться. Ощущение падения прекратилось; казалось, будто он парил.

А потом все резко оборвалось.

Внутри все жгло, в груди больно давило и вернулось чувство нехватки воздуха. В ушах заложило: словно разом кричала сотня человек, а в венах забурлила кровь, как расплавленное железо.

-…е надо! — доносилось до него издалека сквозь скрежещущий шум и грохот. -…дите…оды…быстро! — последнее слово взорвалось в голове, причиняя неимоверную боль. — Боже, держите его!

Хибари отбросил от себя человека, давившего ему на плечи. Незнакомые лица, темнота, горький запах лекарств, гул голосов и адская боль — все, что он видел, слышал и чувствовал. Его чувства словно обострились в несколько раз, спутывая все мысли и разрушая самообладание.

— Где… я?

— Вы в лагере ордена сопротивления, господин Хибари.

— Какой я тебе господин, — рассеяно ответил он и потом только до него дошел смысл сказанного. — Мне надо уйти.

— Дайте морфий, — потребовал один из голосов, и от одного большого комка отделилось цветное пятно.

— Нет, дайте мне уйти, я не могу…

Глаза закрывались сами по себе, и в теле снова появилась приятная легкость; ушла боль.

Хибари пытался держать веки открытыми, медленно моргал, с хрипом глотая ставший тяжелым воздух. Он поднял руку, но схватил лишь пустоту, а потом в очередной раз провалился в темноту.

***

Бьякуран критично оглядел одежду, разложенную на земле, перевел взгляд на Мукуро и снова на одежду.

— Полагаю, идти нам смешиваться с толпой голыми тоже не вариант? Хотя мне кажется, что даже так мы быстрее смешаемся, чем в этой одежде.

— А если дойти до океана и простирнуть ее?

— Мне? Стирать? — Джессо посмотрел на свои руки и показал их Мукуро. — Ты видишь? Видишь мои белые ухоженные руки? Я и одной рубашки нормально не ополосну, не говоря уже о штанах и прочем.

Мукуро запустил в волосы пальцы и прислонился спиной к дереву. Бьякуран в одном исподнем грустно осматривал свое тело, всё в синяках и царапинах.

— В лесу мы тоже не можем провести много времени, число патрулей все увеличивается. И ночи ждать тоже нельзя: город опустеет, и через ворота нам выход заказан.

— А если попробовать пройти через катакомбы? Вряд ли их патрулируют, а если они и охраняются, то скрываться там намного легче.

— Нет, мы заблудимся. Там очень много разветвлений. И нам повезет, если мы не наткнемся на больных чумой и сумасшедших, которых там пруд пруди.

— Ну тогда остается лишь один вариант: нужно найти двух людей и отобрать у них одежду.

— Да, только это нам и остается. — Мукуро принялся натягивать на себя свою чумазую кофту. Бьякуран нехотя последовал его примеру. — Если повезет, то, может, раздобудем доспехи стражи.

— Это было бы просто замечательно, но, увы, невозможно. У нас, кроме твоего затупившегося ножа, ничегошеньки нет. — Про взрывчатую смесь у себя в кармане он решил умолчать. — Что мы будем делать?