— Для тебя это так просто не закончится, — отрезал Хибари, в очередной раз начисто проигнорировав всю его речь.
— Что ж, у тебя будет достаточно времени, чтобы хорошенько подумать и понять, что побег — единственный для тебя счастливый исход. Тебе не стать сильнее меня — тем более, сейчас, когда ты почти калека. Пора бы уже с этим смириться.
Мукуро придирчиво оглядел себя, горестно вздохнул и постучал по двери, поправляя растрепавшиеся волосы. Стражник выпустил его в коридор, а за ним вошел капитан.
— Нужен врач? — спросил он, встав у порога. Даже отсюда он видел испачканное в крови покрывало. Хибари подтянулся, намереваясь сесть, но резкая боль свалила его обратно. — Вижу — нужен. — Эбернатти наткнулся взглядом на развороченную стену и отвернулся. — Таков был приказ. Если бы вы не нарушали закон…
— Я не нуждаюсь… — процедил Хибари. Голос — хриплый, срывающийся — резал слух даже ему самому. — Я не нуждаюсь в нравоучениях, — помолчав, закончил он и закашлялся, еще хуже сдирая горло.
Капитан запер снаружи дверь, и Хибари дал себе волю: с трудом повернулся набок и впился зубами в руку. То, как он себя чувствовал — не поддавалось оценке. Он даже не стал разбираться в своем эмоциональном состоянии, физическое — с лихвой перекрывало все остальное. Мукуро и раньше мог трахаться сутками напролет, но были весьма существенные передышки, когда он ел, отвлекался на ванные процедуры или просто отдыхал, отпуская язвительные пошлые замечания. Но эта ночь далась тяжело, потому что все это время Мукуро не отвлекался вовсе. Когда он уставал, то просто заменял член пальцами, и все продолжалось снова и снова. Хибари пытался сдерживаться, но после очередного выныривания из мутного беспамятства не смог заставить себя молчать. Он чувствовал, как стекает по бедрам кровь, перемешанная со спермой, слышал за спиной горячее дыхание и приглушенные стоны, и ему казалось, что он сходит с ума. Что он спит, что ему снится кошмар или на него подействовал яд, неизвестно каким образом проникший в его организм. Когда все закончилось, и Мукуро начал, как всегда трепаться, легче не стало. Боль стала ощущаться даже острее, она пульсировала, собираясь где-то на уровне пояса.
Если бы рядом был Дино… Он бы легко провел пальцами по плечу, успокаивающе улыбнулся и обнял, говоря под ухо свои дурацкие лошадиные глупости. И обязательно стало бы легче.
— Вот так… сколько пальцев ты видишь? — раздалось в голове, и Хибари непонимающе моргнул. Пелена перед глазами медленно растворялась, позволяя увидеть незнакомого молодого мужчину в белом наглухо застегнутом халате. Он держал в руках большой шприц и смотрел опасливо, едва ли не дергаясь.
Хибари мгновенно подорвался с места, роняя столик с разложенными на нем медицинскими принадлежностями. Медик и сам перепугался, отскочил к стене и уставился на него круглыми глазами.
— Ты кто такой? — спросил Хибари, с удивлением и облегчением понимая, что его руки уже свободны.
Стражник, очевидно, вошедший с врачом, настороженно стоял между ним и незнакомцем, положа ладонь на рукоять меча.
— Я доктор. Спокойно. Спокойно, — медленно, по слогам, произнес доктор, нерешительно приближаясь и держа перед собой руку, действительно думая, что этим показывает свои добрые намерения. — Я тебя подлечу, ты… не в самом лучшем состоянии.
— Где Шамал?
Стражник и доктор переглянулись. Хибари это еще больше заставило нервничать, и некстати дала о себе знать боль.
— Где Шамал?
— Он… его ищут. Он не вышел сегодня на работу, — ответил, сглотнув, доктор и шагнул к нему. Хибари предупреждающе стиснул кулак, отступая, и тот замер, заискивающе глядя на стражника. — Я пришел не для того, чтобы навредить тебе. Я доктор. Я давал клятву. Независимо от того, преступник ты или нет, я не имею права причинить тебе вред. Я помогу.
— Мне помогает Шамал.
— Пока он придет, ты истечешь кровью. Если тебе покажется, что я делаю что-то не так, то ты можешь… не знаю, свернуть мне шею.
— Доктор, — рявкнул стражник, но тот поднял руку, заставляя его замолчать, и выпрямился, уже более решительно направляясь к Хибари.
— Я убью тебя, — предупредил Кея, напрягаясь. Он вот-вот потеряет сознание.
— Тогда я умру, выполняя свой долг. Но я бы этого очень не хотел. — Доктор нервно посмеялся и подошел еще ближе. Хибари вздрогнул, но дал к себе прикоснуться. — Вот… молодец. Видишь, я не делаю тебе больно. Ты ложись, сесть ты сегодня уж точно не сможешь. — Все время, что он болтал, Хибари безотрывно смотрел на него, механически повторяя все его инструкции. — Эм… офицер? Вы можете отвернуться?
— Нет.
— О… — доктор смущенно потер щеку и, промочив салфетку спиртом, коснулся бедра Хибари. Тот сразу перехватил его руку. — Мне надо вколоть тебе морфин, иначе будет больно. Я не причиню вреда. — Повторил он терпеливо и, дождавшись освобождения, слегка смочил наливающуюся синевой кожу и вколол лошадиную дозу обезболивающего. Хибари отрубился спустя минуту. — Боже… — выдохнул доктор и обмяк, обессиленно схватившись за спинку кровати. — Шамал больше подходит такому… Я не выдержу еще одного такого преступника. Пока не готов.
— Тогда придется привыкать быстрее. Этого изменника здесь больше не будет.
***
Все изменилось совсем незаметно. Даже, можно сказать, против воли. Как это называется? «Дружба»?
Скуало кинул в потолок скомканный в шарик мякиш хлеба и принялся лепить еще один.
Хотел ли он по-прежнему убить Хибари?
Не-а.
Хотелось бы увидеть его здоровым, как тогда, на опушке леса. Хотелось бы увидеть его прежним: уверенным, спокойным, сильным. Во взгляде которого нельзя было прочитать все эмоции, как сейчас. То, как он двигался, как держал себя, как говорил — все это тогда его так заворожило, почти заставило чувствовать себя неполноценным, да что тут: он почти влюбился. Да, он хотел с ним сразиться, хотел убить его, но его прежнего.
Тот Хибари отличался от этого так же сильно, как сам Скуало от… Ирие, к примеру. С этим он смог найти общий язык, с этим он смог стать… друзьями. С прежним — нет.
Все это довольно дерьмово.
С одной стороны дикое разочарование от того, что ему больше никогда не увидеть человека, которым он искренне восхищался и мечтал одолеть, а с другой он был рад и одновременно раздосадован тем, что им с Хибари удалось подружиться. Это, по крайней мере, забавляло.
А еще он был приятно удивлен тем, что нашел в этой клоаке и других примечательных людей. Ямамото, с которым он был знаком не так близко и не так долго, но который оставил о себе неизгладимые впечатления; угрюмый Закуро, ставший ему настоящим закадычным приятелем; Оливьеро — шлюшка та еще, зато веселая и, как ни странно, дружелюбная; и, наконец, Каваллоне. Что о нем сказать: представление о нем было совсем иным, чем оказалось при встрече. Суровый мужик в воображении показал средний палец и убежал в неведомые дали, а вместо него прискакал конь. Фермер, который стал лидером сопротивления… Иногда казалось, будто у него раздвоение личности: лучистый взгляд в одно мгновение каменел, а доброжелательная улыбка превращалась в озлобленную гримасу. То еще зрелище. Но и с ним Скуало умудрился подружиться.
Гребаный клуб знакомств в Казематах. Он бы не удивился, если бы половина бойцов переженилась друг с другом. Если бы они были мужеложцами, конечно. Или если бы одну половину представляли женщины.
Он полюбовался прилипшими к потолку хлебными кругляшками. В животе заурчало, и он жадно вцепился зубами в оставшийся кусок булки.
Кажется, он соскучился по Занзасу.
— Эй, поднимайся, урод! — загремел замками стражник.
— Как невежливо, — хмыкнул Скуало и, быстро запихав в рот свой скудный обед, поднялся с постели, послушно вытягивая вперед руки.
— Сегодня без драк? Как удивительно, — фыркнул стражник, заковывая его в кандалы.
— Потише, Морис, а то получишь на орехи. Снова.
Стражник нахмурился и ударил его под ребра.
— Осторожней со словами, грязный повстанец.