Дмитрий опустился перед ней на колени и коснулся невидимыми губами кончиков ее пальцев.

— Нет, не так! — Воскликнула она.

— Поцелую, если ты вернешь мне ключ, — одна только мысль об этом была ему не приятна. Дмитрий избегал любых прикосновений, любых связей, любых проявлений чувств.

— Договорились. — Кровь, что дала ему женщина не позволяла ему отказывать ей.

Дмитрий поднялся. Он предстал перед ней со своим настоящим лицом. Лицом, которое в этом городе видела, возможно, лишь она. Катерина улыбалась, позволяя ему коснуться своих губ. Мгновенно она просунула свой прокусанный язык ему в рот. Дмитрий отпрянул, сплевывая кровь, и ухмыльнулся.

— Твои методы примитивны и грубы, если ты решила включиться в Джихад, тебе следовало бы поучиться у кого-то более опытного!

— Решила? Включиться? — Вампирша звонко рассмеялась. — Я верчу этим городом, как мне захочется уже двести лет. Думаешь, мне требуется учитель? Хотя... — женщина кокетливо улыбнулась, как молоденькая фрейлина перед юным королем. Она играла, смешно, мило, по-детски. — Научи меня искусству гипноза!

— А взамен?

— Взамен? — Улыбка превратилась в оскал. — Ты будешь учить меня дисциплинам, будешь передавать информацию, что шепчет тебе Яснотка, будешь передавать Носферату то, что я скажу, а взамен ты не получишь ничего!

— Зачем тебе это? Зачем тебе я?

— Мне всего лишь нужен ручной Носферату! — Катерина стояла совсем рядом и пальчиками поглаживала ворот его рубахи.

— Согласен, — с улыбкой сказал Дмитрий. Палач удивленно на него посмотрела, впервые показывая свои настоящие эмоции.

— Вот так просто? Не побежишь жаловаться мамочке? Не побежишь ябедничать Вильгельму?

— А, правда, что Сенешаль твой любовник?

— Ревнивые нотки? — Катерина снова играла.

«Ревность?» Она преследовала Дмитрия всюду. Его Сир обожал свою дочку Алису, и все время сравнивал Дмитрия с ней. Яснотка давала ему крови, давала лишь в сосуде, не позволяя прикасаться к ней, кусать ее, а сама придавалась любовным утехам с Эрилес у Дмитрия на глазах. Эрилес тоже давала ему крови, редко, скудно, лишь чтобы поддерживать в нем Узы. И жажду, жажду чувств. Любых. Таких, которые испытывал сам Дмитрий. А он презирал Яснотку, за то, что она использовала его, за то, что она дразнила его, посмеиваясь над его психозами. И он ненавидел Эрилес, за то, что ее любила Яснотка, за то, что она была моложе Дмитрия, но Яснотка учила ее больше и чаще.

Катерину он пока не ненавидел. Но он был уверен, что будет.

— Кровь вампира вкусна, зачем мне отказываться, когда Вильгельм подает мне ее сам. Поцелуй вампира прекрасен. Пусть пьет мою кровь, пока я кручу им, как мне нравиться. Я презирала Вильгельма всю свою жизнь и нежизнь. Теперь он у моих ног! Ничто не сравнится с этим.

Дмитрий наклонился к ней, потянувшись к ее шее. Катерина резко отступила и закрылась от него.

— Нет, не так!

Самообманом можно заниматься долго, но действительность всегда одна – НИКТО НИКОГДА не пожелает давать ему крови из шеи, потому что его зубы причиняли адскую боль.

— Если желаешь моей крови, я могу поделиться, — произнесла женщина, надкусывая свое запястье.

— Ключ! — Холодно сказал Дмитрий, вновь надевая личину прыщавого подростка.

Катерина кивнула, улыбка пропала с ее лица, превращая его вновь в каменную маску. Достав из кармана военных штанов две связки ключей, она протянула ему одну, а вторую вернула в карман.

— До встречи, ручной Носферату, — произнесла она и исчезла.

— До встречи, Палач, — сказал в пустоту Дмитрий.

23 июля 1759 в сражении при Пальциге Салтыков наголову разбил двадцативосьмитысячный корпус прусского генерала Веделя. 12 августа 1759 года произошло Кунерсдорфское сражение. Фридрих был наголову разбит, из 48-тысячной армии у него, по собственному признанию, не осталось и 3 тысяч солдат. В результате одержанной победы дорога для наступления союзников на Берлин была открыта. Пруссия оказалась на грани катастрофы. «Всё потеряно, спасайте двор и архивы!» — панически писал Фридрих II. Однако преследование не было организовано. Это дало возможность Фридриху собрать войско и приготовиться к обороне Берлина.

15 февраля 1763 года Пруссия подписала с Австрией и Саксонией Губертусбургский мирный договор, подтвердивший права Пруссии на Силезию и графство Глац (ныне город Клодзко в Нижнесилезском воеводстве Польши).

Война окончилась победой англо-прусской коалиции. В итоге войны Пруссия окончательно входит в круг ведущих европейских держав. Начинается процесс, завершившийся в конце XIX века объединением немецких земель во главе с Пруссией.

(Шёнеберг, поместье Кормфилд. 1759 год). POV: Записи Бэнджамина Груневальда.

Когда я стал теряться в примитивных человеческих чувствах? Я не помню. Не замечал пока Катерина сама не начала подшучивать надо мной. Но это не правда! Я не верю ни в дружбу, ни в любовь, ни в счастливый конец. Уже давно перестал верить. Я оставил все попытки жить человеческими эмоциями и критериями, когда убийства на моем счету перевалили за сотню. Просто в какой-то момент мне захотелось одуматься и взглянуть на себя со стороны. Я знал, к чему приводит бессердечие, к чему это может привести и меня. Моя госпожа не сберегла свою душу, и я видел, как изменяется она и ее отношение к смертным. Я не хотел становиться таким же. Я пытался отдергивать себя, замечать хоть что-то хорошее кроме ненависти и страха. Но люди примитивны. Люди больны своей пошлостью и жадностью, и лечат себя они новым заветом и моралью, которая выеденного яйца не стоит.

Чего стоит моя мораль? Чего стоит моя душа? Если я не верю в любовь и дружбу, зачем так бессмысленно ищу их, словно это то спасение, которое избавит меня от бессмертия и любимой хозяйки. Но бессмертие – это именно то, что мне нужно, именно то, чего я искал всю свою смертную жизнь. Почему же теперь она пугает меня? Усталость? Слабость? Я не хочу быть усталым и слабым. Но я и не хочу превратиться в чудовище.

Но все не так просто. Я не добр, не милостив. Я рука Катерины, что лишь рубит и казнит. Есть ли хоть одно смертное существо, что захотело бы любить меня или дружить со мной?

Человеческая психика слаба и в тяжёлых ситуациях вырабатывается зависимость от людей, имеющих огромную власть над их эфемерными судьбами. Зависимость ведёт к привязанности, привязанность к любви. Мне ничего не стоит заставить их любить. Несчастные глупые девицы повторяют мне слова любви. Я вытягиваю их чувства, будто это именно то, что я жду. Но я жду именно любви. Словно умирающий от голода я жажду этих слов, как ничего иного. Я вытягиваю их признания и теряю к ним интерес. Пусть сотни барышень с чудесными формами одаривают мои уши признаниями, я глух к ним. Я жду эти слова не от них.

Я пытался искать дружественных отношений. На что может быть похожа дружба? Я не знаю, я никогда ее не видел и не испытывал. Могу ли я называть друзьями своих соратников по несчастью – таких же слуг, как и я? Мне казалось, что я завидую Анжело и Ларсу. Но это не так. Какой бы не была настоящая дружба она не должна быть похожа на притворную дружбу, проданную за услугу. Я не знаю, что такое дружба, но я ищу ее с не меньшем усердием, чем любовь. И в поисках, я превращаю людей в своих подопытных, ставя эксперименты над их слабой психикой и рефлексами.

Я хватаюсь за эти понятия, как за спасительную трость в глубоком болоте. Я понимаю, что мне уже не выбраться, что я давно утонул в крови и своей собственной лжи. Но каждая новая встреча, новый смертный, что пересекает мой путь, дает мне надежду, что все получится. В этот раз точно, наверняка.

Обрету ли я спасение? Божественное проведение: любовь и дружба. Бессмысленные слова. Мнимая философия моей давно проклятой души. Я подарил себя дьяволу и мне не на что надеяться. Лишь на ее любовь и дружбу. Но Катерина уверяет, что она никогда не станет для меня тем, что я ищу.

Зачем же я продолжаю пить тебя и обожать? Протяни мне руку, спаси мое сердце. Или моя новая мораль, возведенная на пьедестал моей безнадежности, обожжет меня огнем. И огонь этот сожжет мою любовь и дружбу, что я испытываю к тебе, госпожа.