— И чем же? — с пренебрежением спросил Томас.
— Научиться не проигрывать.
Не дожидаясь ответа от Томаса, Бэн быстро вошел в кабинет Вильгельма, захлопнув за собой двери. Ему не хотелось, чтобы трэлл видел его слезы, которые с силой рвались наружу. А тереть глаза перед вампиром Бэну было не зазорно. Вильгельм считает его еще большим слабаком, чем все остальные рабы Густава. Быть обманутым тем, кому столько доверял, оказалось так же больно, как и терять близких. Внезапно все встало на свои места, и столько мучавшие его вопросы, решились сами собой – он просто пешка, заноза которую вырвали и выбросили. Если раньше его бесполезность лишь изредка тревожила, то теперь Бэн понимал, что в мире бессмертных плыть по течению и довольствоваться жизнью может дорого стоить. И за свою прошлую ошибку он поплатился жизнью Равены, жизнью отца и брата. Исправить сейчас уже ничего нельзя, но не допустить будущих промахов – возможно.
— Чего тебе? — строго спросил Вильгельм, поднимаясь из-за своего стола. — Катерина вообще заниматься собирается?
— Она плакала сегодня днем, — сообщил Бэн, шмыгая носом. Докладывать о действиях Катерины было немного странно, внутри это вызывало конфликты, но он не мог не прийти и не сообщать. — А теперь она снова пошла к Густаву.
— А ты-то чего нюни распустил? — Вильгельм немного раздраженно осмотрел разбитую губу слуги и заплывший глаз, — подрался что ли?
Запах крови смертного неприятно щекотал нос, хотелось поймать эти непослушные капли, что вот-вот и упадут на пол. Вильгельму не нравилось, что кровь так сильно его заводит и что юноша – ничем не привлекательный для его вкуса, так сильно тревожил его зверя.
— Хотел попросить у вас ссуду, — не отвечая на его вопрос, перешел Бэн к делу.
— Ты и так мне должен, — отмахнулся Вильгельм и снова вернулся к своему столу, стараясь не замечать тревожащие его запахи. — Впрочем, я буду готов обговорить с тобой условия, если приведешь мне женщину, красивую и с приятыми объемами. И чтобы сама пришла, так как сама потом должна будет уйти.
— Женщину? Для еды?
— Да, идиот, для чего же еще? — Вильгельм раздраженно бросил на него взгляд, юноша кивнул и вышел, а вампир недовольно выдохнул. Если бы Густав позволил завести раба, Вильгельм выбрал бы достойного. Судить со стороны всегда было проще, и Вильгельм совсем не задумывался, что любой смертный, который только начнет пить витэ, первое время ничем не будет отличаться от миллиона таких же обычных людей.
Бэн привел девицу легкого поведения, ее уговорить было проще всего, и за пару монет, она согласилась пойти куда угодно. Вильгельм не был в восторге, но Бэн заметил, каким взглядом смотрел бессмертный на свою жертву. Назад нести девушку пришлось на руках, так как вампир перестарался. Но блудница дышала, а значит, была жива.
Получив от Вильгельма деньги, Бэн вернулся домой, достал дневник и несколько часов, дожидаясь госпожи, пытался составить план своей будущей вечной жизни. Быть битым, обманутым и преданным больше не хотелось. Для достижения цели все требовало четких и суровых решений и жестких действий. И, будучи уже давно не мальчиком, он старался опираться на предыдущий опыт.
Закончив с великими планами, он побрился и помылся. Вычистил дом и оставил цветы на могиле отца и брата. С недовольством рассматривая свое бледное лицо в маленькое серебряное зеркальце, он решил отрастить бороду. Хотя сейчас в моде были гладкие подбородки, ему не нравилось выглядеть от силы на семнадцать и надеялся, что если станет выглядеть старше, то будет избавлен от пренебрежительных взглядов смертных.
Еще до заката он был готов к пробуждению Катерины и сел рядом с входом в подвал. Из-под пола доносился плач и, прислушавшись, Бэн понял, что его госпожа вновь плачет. Сейчас солнце уже почти скрылось за горизонтом, и, немного приоткрыв люк, он спустился к вампирше. Оставив на верхней ступеньке свечу, он приблизился к сжавшейся в комочек, дрожавшей женщине. Ее темно-русые волосы отросли перед пробуждением, и сейчас она путалась в них как в широком водопаде, прячась от внешнего мира.
— Катерина? — осторожно позвал он, и женщина резко обернулась.
В подземелье было очень темно, и кривые тени скакали по стенам от единственной свечи. Бэн с ужасом отпрянул от госпожи, потому что на мгновение ему показалось, что перед ним не красивая женщина, которую он любил всю свою жизнь, а чудовище, поднявшееся из преисподней. Никогда сильно не веруя в единого бога, он невольно поднял руку и перекрестился.
Катерина стерла с лица слезы и убрала падающие волосы.
— Иди ко мне.
Позвала она тихо и плаксиво. Бэн не смог не подчиниться, хотя ему было безумно страшно, и госпожа пугала, какой-то жесткой, почти ощутимой, чернотой.
— Обними меня, — велела она снова, когда юноша сел рядом.
Обхватив ее бледные плечи, Бэн прижал ее к себе. Катерина крепкими пальцами впилась ему в бока и забралась к нему на руки. Присев на холодную землю, Бэн замер, прислушиваясь к своему сбитому дыханию – в этом подземном мире дышал лишь он один. Прислушивался к стуку в ушах и пытался успокоиться. Катерина была очень тяжела. Стала тяжелая. Потому что раньше, насколько он помнил, она была легкая и яркая. Воздушная и улыбающаяся.
— Почему ты плачешь?
— Мне страшно.
— Я с тобой, я о тебе позабочусь, — Бэн положил ей руку на затылок и тяжело вздохнул. Катерина больше не пугала, и ему было отвратительно думать, что он смог ее испугаться. Ведь она – все, что у него есть и будет. Никого ближе и важнее в этой никчемной жизни. И бороться, стремиться к чему-то, побеждать и завоевывать он хотел лишь для нее. Построить невероятно удобное и красивое будущее, несуществующую жизнь с обожаемой и вечно желанной Катериной.
Вампирша легко коснулась и поцеловала его в шею.
— Катерина, — страстно выдохнул он, надеясь, что она подарит ему желанный вампирский укус.
— Мне так одиноко, не оставляй меня... — прошептала она.
— Никогда!
— И прости меня, Бэнджамин Грюневальд, — добавила она, отстраняясь, так и не укусив. — прости, что сделала своим рабом и лишила человеческой жизни.
— Я счастлив служить вам, — с готовностью ответил юноша.
Она не ответила. Сползла с его колен и, задув свечу, поднялась на поверхность. Солнце село. Катерина это чувствовала. Бэн еще нет.
(Берлин, 1515 год)
Головная боль после первого диаблери больше не возвращалась. Густав, похоже, тоже избавился от своего продолжительного недуга и Катерине велел приходить лишь раз в неделю. В другое время он приказал ей не показываться на глаза другим вампирам, так как ее преступление было видно в ее ауре. «Объяснять же сейчас причины твоего поступка я не хочу» — пояснил Густав, и Катерине пришлось подчиниться.
Большую часть времени она проводила со своим рабом. Бэн был несказанно счастлив от такого домашнего ареста. Госпожа учила своего раба, тренировалась сама и задумчиво слушала, как он читает ей церковные писания и письма, что просил доставлять Густав.
Читать письма отца Катерина решила на свой страх и риск. А так же стала приписывать к его словам свои желания, заставляя слугу переписывать бумаги и поделывать подчерк Густава. В какой-то степени для нее это было игрой. Возможно, ей хотелось дразнить Сира, вмешиваясь в государственные дела, а возможно, ей казалось, что она принимает верные решения и помогает отцу справляться с непосильными задачами.
Со временем Густав разрешил ей посещать и Вильгельма, старший отпрыск, вероятно, получил разъяснения по поводу изуродованной амарантом черной ауры. Другие жители Берлина с дочерью, что стала темной карающей рукой Густава, не встречались. Убийства Каинитов проходили минимум раз в год. В остальное время Принц продолжал тренировать на ней свои навыки гипноза и несколько дней в месяц путешествовал по своему городу в ее голове.
Одиночество и чужие души сделали Катерину замкнутой, нелюдимой. Она потеряла все связи с обществом и не знала другого места, кроме как в подземельях Сира. Обучение с Вильгельмом шло плохо – ее брат хотел научить ее подчиняться, пытался давить и ставить на место. Катерина же получала знания от убитых. Она точно не знала как, но после поглощения бессмертной души в ней сохранялись весь прежний жизненный опыт и даже дисциплины поглощенного. Какое-то время это ее радовало, она с удовольствием делилась с Сиром и слугой, мыслями чужих ей вампиров. Но потом эти мысли и воспоминания стали угнетать. Они показывали ей то, чего никогда она не имела – настоящую свободу выбора. Там, за пределами Бранденбурга, существовало огромное сообщество бессмертных, и Катерина была лишена его и лишена любого другого социума. Густав не позволял ей встреч с Каинитами Берлина, не разрешал вступать в отношения с людьми и Бэн стал единственным ее собеседником на годы.
