Катерины рядом не было. Она отыскала погреб и спряталась от поднимающегося солнца. Где-то в саду стал орать потревоженный светом петух. Словно осознав в себе тьму, что гнал отец, Бэн выронил окровавленный нож и бессильно упал на пол.
(Берлин. Июль, 1515 года)
Бэну не хотелось просыпаться, выбираться из зыбкого полузабытья и понимать, что все так же лежит на холодном бревенчатом полу рядом с двумя трупами, которые когда-то были его отцом и братом. Что-то неестественно гадкое сжало его изнутри. Захотелось завыть, захотелось выбраться из опротивевшего в одно мгновение дома и пойти к Равене... только и ее больше не было в этом мире.
— Неужели так и буду... только терять...
Бэн поднялся, рукав рубашки был измазан кровью Ханса, этой крови было слишком много, нужно было ее убрать. И тела убрать тоже, только притрагиваться к ним не было сил. Отодвигая неизбежное, Бэн взял лопату и пошел на задний двор копать могилы. Там же обнаружил трех красивых лошадок, похоже, отец не оставил старое дело и продолжал следить за лошадьми. Принадлежали ли они Хансу, или кому другому, Бэн не знал, но сейчас нужны были деньги, и, переодевшись он пошел в центр города, где смог выручить за гнедых пару серебряных гульдергрошей[1].
Вернулся в дом с еще большей неохотой. Стоя на пороге, он рассматривал скрюченные тела и пытался не думать, не вспоминать, что когда-то, совсем не так уж и давно, они жили под одной крышей, занимались общим делом и носили на могилу Марты цветы. Воспоминания о матери нахлынули болезненным ознобом. И вслед за воспоминаниями, что, казалось, оглушили его, он услышал мучительно страшный звук. Кто-то тихо плакал в доме. И так как в подвале не было никого кроме Катерины, Бэн опрометью бросился к крышке в полу и, прижавшись всем телом, стал вслушиваться.
Катерина действительно плакала, но солнце было ярким, лучи проникали в комнату и падали ровно на то место, где расположился вход в подвал и Бэн не мог рисковать и не мог открыть лаз. Пытаясь привлечь внимание свой госпожи, он постукивал по полу, надеясь, что она ответит и объяснит ему, что происходит. Но спустя какое-то время она успокоилась, что не принесло покоя ее рабу.
К закату Бэнджамин похоронил некогда родных людей и прикрыл их могилы дерном. Надолго ли они поселятся в этом доме, он не знал, но, собрав немного полевой кашки, разложил ее на холмиках, понимая, что так не отдаст отцу и брату почести. Не зная, чем себя занять, Бэн присел у маленьких холмиков, прислушиваясь к своим чувствам и сердцу, которое отчаянно ему твердило, что он в чем-то ошибся.
После заката Катерина выбралась на поверхность и села рядом. Она была спокойна, не следа от дневных слез, и Бэн не мог заставить себя спросить, почему она плакала.
— Теперь они тоже спят, — сказала она, глядя на могилы. — Так же как и я сплю днем. Только им спокойно, а я должна просыпаться.
— Я бы мог бы быть с ними, — немного обижено произнес Бэн. Ему сложно было винить госпожу в том, в чем сам просчитался – не потеряй он их старый дом, не пришлось бы Катерине искать новый.
— Ты и так с ними. Пусть не телом. Но внутри мы все мертвые, Бэн. — Она поднялась, стараясь больше не смотреть ни на слугу, ни на то, что осталось и от ее старой семьи, которую она даже не помнила. — Мне надо к Принцу.
— Я буду ждать вас тут.
— Прости.
Бэн удивленно обернулся на Катерину. Он не знал, за что она просит прощения, но именно его он ждал столько времени. Женщины уже не было, лишь отпечатки ее босых ног на свежей земле напоминали о ее присутствии.
Катерина перестала ходить к Вильгельму, не появлялась у него совсем, и Сенешаль заставлял Бэна отчитываться за свою хозяйку, хотя раб и не знал, чем она занимается. Ее отсутствие тревожило его не меньше, чем старшего брата, который был уверен, что Катерина была его собственностью – ведь он столько в нее вложил. Но женщина не отчитывалась не перед Вильгельмом, ни перед Бэном.
Через пару недель после внезапного банкротства трэлл встретился с Томасом в покоях Вильгельма. Его товарищ выглядел все так же – возвышенно, дорогой костюм и высоко поднятый подбородок. Бэн же осунулся, истрепался и снова стал походить на крестьянина.
С трудом дождавшись, когда Вильгельм закончит свои дела со слугой Густава, Бэн подошел к Томасу и по-товарищески его поприветствовал.
— Как идут твои дела? Мое дело внезапно лишилось опоры и мне снова нужна помощь!
Томас с нескрываемым пренебрежением обернулся к юноше.
— За семь лет, что я помогал тебе, я ни разу не получил с тебя должной платы. Или ты думал все, что я делаю бесплатно?
Бэн равнодушно махнул рукой, Томас часто любил упрекать младшего слугу в неплатежеспособности, но, как упрекал, так и забывал об этом.
— Да, я помню. Но теперь все будет по-другому.
Томас гневно блеснул глазами, на этот раз его терпение подошло к концу, и он не собирался потакать молодому сопернику. Густав расщедрился, оставляя жизнь бесполезному молокососу, и другие слуги давно подначивали Томаса проучить его.
— Да, уж. Теперь ты сам будешь о себе печься. Так же как и твоя хозяйка. С меня достаточно твоего детского лепета, и без того дел полно.
Бэн удивленно взглянул на него, сдвинув брови, ощутив внезапно сильную агрессию. За много лет совместной работы Томас хоть и проявлял недовольство, не говорил ничего подобного, теперь же, внезапно, после того как Бэн пошел ко дну, отвернулся. В его словах была доля истины, на первых порах он немало помог, но в дальнейшем Бэн занимался своей таверной и торговой компанией сам, и, как ему казалось, достаточно успешно. Только, может, не следил за всем так уж тщательно.
— Я тебя печься и не просил, — как можно более спокойно ответил он, хотя внутри все кипело от гнева, — если не готов больше помогать, то попрошу у тебя ссуду, верну с процентами, как и обычному ростовщику.
— Может тебе и стоит обратиться к обычному. — Томас почему-то разозлился и повысил на собеседника голос, — за кого ты меня принимаешь? Я старше тебя на пол столетия, и ты со мной препираешься, никчемный раб?
Бэн сжал зубы, посмотрел слуге Принца в глаза. Тот смотрел с пренебрежением, показывая свое превосходство. Заметив, что Бену нечего сказать, Томас отвернулся, собираясь уходить, но Бэн схватил его за плечо, он с силой развернул к себе и нанес сильный удар в лицо. Томас от неожиданности охнул, а Бэн попытался ударить его вновь. Теперь более старый и опытный трэлл не позволил себя бить. Перехватив руку противника, он отвел его корпусом в сторону. Пальцы у Томаса были крепкие и цепкие как у Вильгельма, и Бэн только на мгновение успел подумать, что силы в обычном смертном будет побольше, чем у вампира. А потом Томас нанес ему ответный удар, разбивая лицо и откидывая от себя на пару шагов. Бэну показалось, что он потерял сознание, потому что стоило ему моргнуть, как Томас очутился рядом с ним и, склоняясь, раздраженно проговорил:
— Не понимаю, зачем Вильгельм оплатил твой долг, повесили бы тебя, и дело с концом. Ты слаб и бесполезен, а Катерина создала тебя без разрешения! В этом городе могут быть лишь слуги Густава, твое существование – уже ошибка. Это трэллы Принца подставили твои контракты и перекупили долги. И я был в курсе, но думал, ты умнее и не дашь себя так обставить! Фридрих – старший раб, пожаловался в городскую казну и отправил тебя в тюрьму. Теперь твоя таверна принадлежит ему, потому что ты просто пустое место и не способен соперничать с теми, кто правит этим миром, еще раз ошибешься, и мы церемониться не станем!
Развернувшись к лежащему на полу юноше спиной, Томас быстрым шагом направился к выходу. Бэн вытер кровь с губы, сдавливая в себе ругательства, и громко крикнул ему вслед:
— Спасибо!
Томас замер, опустив голову, он резко развернулся и бросил полный гнева взгляд на того, кого он считал не достойным бессмертия.
— Спасибо, что открыли мне глаза. — Продолжил Бэн, поднимаясь, — я рад, что вы сломали мою удобную жизнь и показали мне мое место. Теперь я знаю, чем должен заниматься.
