Так и не женился.
Встречался иногда с сельскими девицами. Но проводя с ними вечера и ночи, я чувствовал лишь сожаление. Никто не мог заставить моё сердце трепетать, как это было в детстве. Моя детская любовь стала несбыточным соблазном, моё воображение рисовало невероятные картинки возможного счастья, и мне было комфортно в этом придуманном мире. Всё остальное же, вызывало лишь раздражение, и вскоре я понял, что детская любовь к Катерине и чувства из-за её потери переросли в равнодушное презрение к женщинам.
В шестом году меня пригласили поработать грумом[2] на конюшне у очень богатого графа, проживавшего в Моабите[3].
Раз в месяц я отправлялся сопровождать его лошадей на охоту в Тиргартен[4]. Мне посчастливилось привлечь внимание господина, и граф позволял мне встречаться с людьми из высшего общества, которые не брезговали говорить со мной, когда дело касалось чистоты пород. Не буду скрывать, с возрастом я стал достаточно красив и пригож, и богатые чопорные дамы заманивали меня развлечь их в отсутствии мужей. Это было похоже на бег марафона – пот, соитие и никаких эмоций.
А год назад, загоняя для ночной охоты лисиц, я встретил Равенсбурга и его слуг. Так мне стало известно, что Катерина умерла, и прежние иллюзии рассеялись, вытолкнув меня на встречу с реальной жизнью.
В день похорон я был у её могилы. Меня никто не узнал, прислужки[5] рыдали, вспоминая свою госпожу. Никто не смог точно ответить, как она умерла. Поговаривали, это были неудачные роды, но мужики с ужасом рассказывали, что тело девушки было высохшим, выцветшим, как лежавшая несколько месяцев на солнце морковь. Мне не удалось её увидеть, попрощаться. Но стоя у надгробной плиты, мне казалось, что я снова слышал голос Катерины.
Больше я туда не приходил, стараясь обходить стороной места своего детства, вызывающие столь болезненные воспоминания.
Моя новая работа полностью захватила меня. Оставив отца, я перебрался в новый богатый дом, где моё положение было высоко. Увлечённый работой, я стал понемногу забывать о Катерине и тех глупых чувствах, что она во мне вызывала. Временами я даже ненавидел её. Но прошлое постепенно отошло на второй план, и я осознал, что всё это было лишь способом забыть о других неприятных вещах в моей жизни. Образ Катерины стал смутным, расплывчатым. Пока однажды ночью, когда я задержался рядом со стойлами, она не появилась передо мной воплоти.
Я был ошарашен, не зная, что делать. Кричать и звать на помощь при виде поднявшейся из могилы, или просто сказать ей «прощай» и отпустить из себя и своих воспоминаний. Она сильно изменилась: той маленькой девочки, что я помнил, больше не существовало, и передо мной стояла взрослая женщина, что была намного прекрасней и притягательней, чем серый испачканный ребёнок. В ту ночь Катерина показалась мне божественным явлением.
Призрак решил за меня, шагнув ко мне, Катерина оказалась в свете свечей. Она была бледна, глаза горели неестественным светом, они смотрели на меня непроницаемым холодом и проникали в самое сердце. Меня охватил страх. Женщина прижала меня к себе, её кожа была холодной и гладкой. А после она укусила меня. Чётко помню, что это был укус. Несколько мгновений я ощущал, как острые, как самый дорогой клинок, зубы проткнули мою шею, сковав мышцы болью. Но как только моя кровь полилась, боль ушла. Горячими, обжигающими волнами возбуждение проходило по моему телу. Мне казалось, что она просто целует мою кожу, пробуждая во мне много лет хранившееся к ней желание. Я захотел обнять её, но тело как будто окаменело и не слушалось меня. Она брала всё больше и больше, поцелуй становился болезненным. Когда мои руки стали холодеть, я с трудом поборол своё оцепенение и наконец-то обнял её. И хотя я чувствовал слабость и понимал, что существо, принявшее образ моей любимой убивает меня, всё равно был счастлив. Какое-то странное осознание того, что я давно искал смерти, меня успокоило. Мне хотелось расслабиться, уснуть и забыть о смерти матери и Катерины навсегда. Уже теряя сознание, отдавая своё тело и душу, тихо прошептал ей: «Я ждал тебя»...
Когда утром проснулся, я не мог поверить, что всё ещё жив. Всё тело онемело и болело. Во рту чувствовался странный вкус старой крови, словно прокусил себе язык. Я лежал там же, где призрак застал меня, и мог бы подумать, что это мне приснилось, если бы не жгучая, тянущая боль в шее. Весь день я был сам не свой, теряясь в словах и мыслях, мог думать только о ней. Когда же вечером Катерина снова появилась, бросился бежать. Нет, не от неё, а к ней. Мне хотелось попросить, или даже потребовать, чтобы она завершила то, что начала вчера. Остановившись рядом с Катериной, с тоской и нежностью взглянул в её пугающие глаза, надеясь, что она поймёт всё без слов и просто успокоит мою душу. В тот момент, мне нужно было попрощаться, но вместо этого я выбрал другие слова. Я никогда не говорил ей этого, никогда не смел оскорбить её своими юношескими мечтами. «Я люблю тебя» — вырвалось как облегчение. Катерина вздрогнула, двинулась ко мне и снова укусила. Эти прикосновения вновь принесли незабываемое ощущение наслаждения. Мне хотелось, чтобы она продолжала, не отпуская меня никогда. Укус пробудил во мне желания, и я понял, что именно эта женщина нужна мне сейчас. Я хотел каждую её частичку, это желание разрывало меня, давило и жгло.
Проснулся лишь к концу дня. Во рту снова был странный солёный привкус крови. Хозяин послал за мной мальчишку, и тот, сообщив, что я не просыпаюсь, вернулся ко мне с цирюльником. Я действительно выглядел плохо. Был бледен, почти синь, не мог подняться на ноги, с трудом говорил. Хозяин благодушно приказал перенести меня в постель в моём доме, что я снимал у господина. Но мне хотелось остаться в своём сыром и холодном стойле, где две ночи я встречал её, ведь если моя Катерина вернётся, мне необходимо быть на месте. Сейчас, кроме жалости к себе и желания отправиться в мир иной меня стало переполнять и вернувшееся детское чувство. Я понял, что безгранично влюблён и хочу быть лишь рядом с ней.
Меня не слушали, точнее я не смог ничего объяснить. Моё ослабшее тело перенесли в дом, уложили на кровать и цирюльник пустил мне кровь, решив, что у меня лихорадка. Несколько бесплодных попыток объяснить им, что от этого мне будет хуже, не привели к успеху, и через несколько часов я понял, что умираю. Моя кровь еле капала из моей неподвижной руки, я удивлялся, что всё ещё был способен думать, мне казалось, что тело уже мертво и, не способный пошевелиться, смотрел на неровные своды потолка и ждал конца. В мыслях безостановочно появлялся дорогой образ, и меня переполнила печаль, мне хотелось плакать, просить о помощи. Мне необходимо было увидеть её вновь и сказать, что я не хочу умирать. Не сейчас, когда я вновь отыскал Катерину и вновь обрёл смысл в своём сердце.
Когда её лицо появилось передо мной, я с трудом улыбнулся и, медленно подняв руку, коснулся прекрасного лица. Катерина прижала мою ладонь своей рукой, и я блаженно закрыл глаза.
«Я иду к тебе, любовь моя!» — прошептал я.
Она поднесла к моим губам кувшин и стала поить меня чем-то густым, чуть тёплым и знакомым. Мне нравился этот вкус, он напоминал мне о ней, он давал мне силы, помогая одолеть онемение.
Вновь приоткрыл глаза.
Я пил кровь Катерины, медленно стекающую по разрезанной ладони. Я пил Её. И мне хотелось больше и больше. Притянул к себе, приложив к ране губы, жадно глотая и целуя её руку. Мне казалось, я видел какое-то подобие жалости и сострадания в глазах, или она просто посмеивалась надо мной. Тёмно-русые волосы Катерины спадали густыми прядями на её простое льняное платье. Я рассматривал призрака, пытался запомнить, запечатлеть. Боялся, что она вновь исчезнет, уйдёт и оставит меня одного. Золотая вышивка на узких рукавах и тонкий стоячий воротник, обрамлённый кружевом, почему-то сильно запали в память. Мне казалось, что она стала намного худее, меньше. Её узкий носик теперь казался острым и крохотным, губы стали светлее, бледнее, впрочем, как и вся она – белая, как полотно.
