В 1486 году Густав и его сторонники Вентру помогли создать Камарилью. Он предложил свои уставы, и общество поддержало его. В Бранденбурге уже давно стоял террор жестоких правил. Теперь же, лишь немного смягчив их, правитель Берлина навязал Законы Камарильи всему миру.
Бранденбург стал доменом старого Вентру. Густав присвоил себе статус Тёмный Фюрст[2], а позже переименовался в Принца, используя значение на латыни. Его единственный Отпрыск стал Сенешалем и отвечал за город и домен, имея право говорить от имени отца. Но отношения с Густавом не были гладкими. Густав восхищался и боялся своего невероятно умного слугу. Принц не обучал Вильгельма, не рассказывал о дисциплинах и возможностях. И Вильгельм, словно губка, впитывая всё по крохам, наблюдая за своим господином. Со склонённой головой и верным сердцем он ловил всё налёту, узнавая новое сам. Густаву следовало бы похвалить Дитя за рвение и старания. Но Густав показывал ему лишь свою суровость и продолжал держать в ежовых рукавицах.
До 1490 года Вильгельм был первым и единственным Потомком Густава. И хотя Густав не доверял Отпрыску, как, впрочем, и всем остальным, Принц всё же ценил Дитя и видел его гигантские возможности. Осознание этих возможностей пугало могущественного вампира, который сам убил своего Сира и мог ожидать такого же от своего пасынка. И в 1490 году Густав дал становление ещё одному сильному смертному – Клаусу Ульрику. Назначив его защитником города, он дал ему статус Шерифа и Палача. Принц надеялся лишь поделить власть, что успел ухватить его первенец, но Вильгельм не хотел делиться. Изворачиваясь как уж на сковородке, Сенешаль держался за свою власть крепко, не отдавая ни линии[3] новому слуге Густава.
Но Густав не собирался сдаваться – он создал новое Дитя – Катерину, вручил её Вильгельму, повесив как камень на шею. Он надеялся унять потомка, даже не подозревая с каким восхищением его верный слуга следует всем законам своего Сира. Ущемляя Вильгельма, стараясь свергнуть его с честно выстроенных пьедесталов, Густав получил в итоге лишь презрение. И хотя Вильгельм всё так же был предан своему Сиру, первый Потомок более не был столь оптимистичен в отношении своего положения. Густав связал своих Детей Узами Крови, надеясь, что это удержит их тела у его ног, но Узы не смогли удержать их сердца. И всё о чем мечтал Вильгельм – избавиться от влияния Сира. Катерина же виделась умному Вентру отличным способом манипулирования и давления на Густава, необходимо было лишь найти к ней подход.
Карета остановилась рядом с почерневшими от грязи и времени воротами, и слуга отворил их, пропуская господина во двор. Вильгельм вышел, подавая руку своей сестре и, спрятав её под плащом, провёл в дом. Отправив всех слуг спать, он взял бухгалтерские книги с отчётами и направился в кабинет. Катерине же велел осмотреться.
Женщина чувствовала себя неуверенно, странно. Что-то путало её мысли, не давало расслабиться. Какие-то загадочные запахи, поднимающие воспоминания из глубин подсознания. Или странные шорохи ветра, пробирающегося в замок, треск свечей под высоким потолком залы, писк заблудшей летучей мыши или то, как оседает пыль от движения её плаща. Словно во сне она поднялась на второй этаж и замерла рядом с закрытой дверью комнаты. Толкнув её, женщина осторожно заглянула в образовавшийся проход. Вдохнула затхлый воздух и, ведомая неизвестной силой, подошла к постели. Её руки, словно действуя сами по себе, вытащили из-под кровати небольшой сундук, в котором ворохом хранились странные детские вещи. Кукла с оторванной рукой, платок из тонкой шерсти, платьице на пятилетнего ребёнка и рассыпающийся венок белых ромашек. Катерина неуверенно надела его на голову и до крови прикусила губу. Воспоминания дрожали спутанными картинками перед взором, но она не могла ничего вспомнить. От этого было больно, так больно, что из её глаз хлынули кровавые слёзы, и она прикусила губу ещё сильнее, боясь, что кто-то услышит её плач.
Дрожащими руками она сняла венок и положила его в сундук. Задвинув под кровать, женщина поправила покрывало, чтобы коробки не было видно. Потом Катерина направилась к большому сундуку в углу комнаты. Стряхнув слой пыли, она подняла резную деревянную крышку. В сундуке хранились платья. И одним из верхних лежало белое, из тонкого льна и с шерстяной вышивкой на груди в виде двух букв К. Катерина осторожно потрогала буквы, они не вызывали никаких воспоминаний, только казались тёплыми и прилипающими. Платье было красивым и она, скинув плащ, стала переодеваться в лёгкий прочный материал.
Платье легло идеально по фигуре. Завязав широкий пояс и поправив завязки на спине и рукавах, вампирша сделала несколько быстрых шагов и резко развернулась, позволяя ткани подниматься и лететь над тёмным деревянным настилом. Невольно она улыбнулась, смотря на то, как кружит и танцует белое платье.
— Что ты делаешь? — услышала она сердитый голос Вильгельма.
— Примерила, — Катерина с довольным лицом расправила подол и покружилась перед вампиром.
Вильгельм резко её остановил и дёрнул платье с такой силой, что оно порвалось, и кусок повис на плече Катерины. Вампир не собирался применять к ней силу, но, увидев Катерину такой, – такой же, как и в прошлом, когда она была в полном его подчинении и была простым человеком, не могла спорить, не могла указывать и решать, это мгновенно вывело его из себя. Женщина посмотрела на дыру и с рычанием бросилась на обидчика. Теперь злилась и она, а двое разъярённых чудовищ легко могли разнести эту комнату до основания. Вильгельм перехватил её руки и, вывернув за спину, бросил строптивую ученицу на кровать. Сейчас ему хотелось унизить её, поставить на место и доказать своё превосходство. Это хотелось сделать уже давно, так как Катерина слишком легко уходила от всех наказаний и запретов, что установил в своём городе Густав. Молодая вампирша стала его любимицей, и мысль об этом окончательно лишила рассудка Вильгельма.
— Полоумная! — со злостью выплюнул он, вливая в это слово всё своё презрение и негодование.
Катерина должна была остаться на месте, подчиниться и склонить голову, но она поднялась и вновь бросилась в атаку. Теперь Вильгельм не был столь деликатным. На его пальцах появились длинные когти, и он с размаху ударил по Катерине, оставив на её платье три длинные кровавые полосы. Женщина взвизгнула от боли и отпрянула. С трудом сдерживаясь, чтобы не взвыть, она прикрывала раны остатками белого платья. Грудь и живот жгло огнём, и вампирша не могла успокоить боль.
— Это было твоё свадебное платье, — с усмешкой произнёс Вильгельм.
Он подошёл к сжавшейся женщине и, взяв нож, стал срезать с неё наряд, срывая куски и отбрасывая прочь. Вильгельм желал уничтожить всё, что было связано с Катериной-человеком. И желательно её саму.
Свадебное платье вызывало в вампире какой-то неудержимый гнев, и Катерина не желала знать почему. Скованно отбиваясь, она стала двигаться к окну, и, добравшись, выпрыгнула, унося с собой остатки костюма и свою шкуру.
Вильгельм облегчено выдохнул, когда вампирша покинула дом. Сейчас его приступ бешенства расстраивал. Он считал себя терпеливым и умеющим держать себя в руках, но такой укол гордости (напоминание о том, что теперь он равный, должен слушать взбалмошную глупую девицу и выполнять её указы, а ведь раньше она была в его полной власти) пробудил в нём жгучую злость. Неприятнее всего было то, что теперь придётся объясняться перед Принцем, почему его полоумная дочка получила раны когтями. А ведь Катерина наверно и не умеет их пока лечить. Расстроено покачав головой, Вильгельм отправился домой.
Берлин, Берлинский Городской дворец,
Зима 1509 года
Катерина не приходила на уроки почти полгода. Вильгельм и не настаивал, вероятно, ранимая сестрёнка обиделась на его удар. Густав ничего не спрашивал, а значит, знал, где Катерина скрывается. И всё же её отсутствие тревожило. Катерину Вильгельм видел хорошим способом давления на Густава, и тренировки были одной из возможностей завладеть её вниманием и взять под контроль.
