— Я бы с радостью убил тебя, ты глупа и бесполезна, тратишь моё время и твоя кровь отвратительна, я презираю тебя и всех на тебя похожих, жалких, беспомощных слабаков. Если бы Густав не был так полон решимости изменить тебя, ты давно была бы мертва.
Она пыталась столкнуть его, чувствуя, как задыхается. Вильгельм отпустил её, когда лицо девушки начало синеть. Упав на пол, Катерина стала судорожно откашливаться, пытаясь восстановить дыхание.
— Сколько бы я не говорил Сиру о твоей никчёмности, он не склонен изменить своё мнение. Его упорство может обернуться против него самого, Густав насколько же слеп, насколько и стар, — Вильгельм продолжал говорить, игнорируя её. — Неужели так трудно найти более стоящий, чем ты, материал. И тебя и твою мать нужно было уничтожить ещё пятнадцать лет назад, забрать ваши земли и забыть о существовании семьи Кормфилд раз и навсегда.
Достав из-под матраца спрятанный нож, девушка резко поднялась и попыталась ударить его по открытому горлу. Ей повезло – удар вышел чётким и сильным, но нож, как будто наткнувшись на камень, лишь прошёл вскользь, оставив слабую царапину, из которой не пошла кровь. Рана мгновенно исчезла. Девушка ошарашено уставилась на демона.
— Глупа. Безнадёжно глупа и уродлива, — повторил Вильгельм, отбирая нож. — Сколько раз тебе это нужно будет повторять, чтобы понять элементарное – ты не способна меня убить, слабачка!
Вампир потряс её, не зная, как ещё унизить. Катерина была в шоке, потеряв дар речи от ужаса и отчаянья, она не знала чего ждать от него.
— Ничего, я сделаю из тебя приличный товар. Завтра же начнёшь обучение, и не только человеческим наукам, — Вильгельм склонился над девушкой, заглядывая в глаза. — Ты больше не покинешь этот дом без моего разрешения, — произнёс он, проникая в её разум.
Вильгельм сдержал слово. Уже на следующий день к ней стали приходить учителя. Её обучали этикету, танцам, картографии и языкам. А также её стала навещать Маргаретта, которая, наконец, объяснила дочери её участь. Рассказав, что взамен на имение Кормфилд, которое после свадьбы получил Густав – таинственный господин Маргаретты, девушке обещали бессмертие.
Так, обучаясь и взрослея, запертая в доме, она ожидала своей смерти. Муж посещал её теперь крайне редко, проверяя успехи. Девушка была не слишком усердна, и знания давались тяжело, зато фехтование, учителя которого она пригласила лично, стало её любимым предметом, и она быстро и легко осваивала любое холодное оружие. Мать же обучила её примитивной грамоте тёмного мира, мира, который должен был стать её домом на будущую вечность.
Густав приходил к ней ещё дважды, он одобрительно кивал, смотря, как она ловко обращается с мечом и, запинаясь, читает латынь. Вильгельм, присутствовавший при этом, гордо расправлял плечи, но Густава больше интересовали тёмно-синие глаза девушки, чем её успехи в образовании. Вильгельм выходил из себя, срывая злобу на своей неудачной ученице.
Когда хозяйке Кормфилд исполнилось двадцать один, Густав при очередном посещении назвал девушку «прекрасным цветком» и поцеловал её мягкую руку своими ледяными губами. Девушка со своего шестнадцатилетия не подросла ни на дюйм, так и оставаясь миниатюрной девочкой чуть ниже пяти футов[4]. Плоское худощавое тело было лишено груди, она по-детски выпячивала живот и выгибала спину. Но с годами её лицо заострилось, придав ей черты настоящей сильной женщины. Её тёмно-русые волосы опускались до пояса, а синие глаза стали ещё темнее. И хотя Густав называл её великолепным образцом женской половины человечества, Вильгельм считал жену непривлекательным ребёнком. Мужчины покинули её, велев готовиться к ритуалу.
На следующий день Маргаретта пришла готовить деву к таинству Становления. Мать причесала и аккуратно уложила длинные волосы Катерины. Достав из заморской коробочки какой-то порошок, слегка припудрила дочери лицо, выравнивая и увлажняя кожу. Натёрла приятно пахнущим бальзамом всё тело, отчищая его от лишних волосков и затирая все пятнышки и выступы. Подстригла и начистила ногти, вымочив кисти в винном экстракте. Почистила зубы и уши. Девушка чувствовала себя взволновано, растерянно, словно молодая кобылка, которую вели на продажу. Теряясь в своих мыслях, она пыталась вспомнить, что ей говорить будущему Сиру, как кланяться и куда идти. И хотя весь сценарий был тщательно выучен и подготовлен, когда явился Густав всё пошло не так, как ожидалось.
Вильгельм снова критично осмотрел жену, фыркая от запаха и подшучивая над цветом кожи. Густав не слушал Отпрыска.
— Хороша, — повторял Густав, вызывая её скромную улыбку.
Девушку уложили на холодный каменный пол в семейном склепе, Густав сам сделал ей маленький надрез на кисти и опустил руку в чан. Она чувствовала, как холодеют ноги, пронизанные ледяным огнём могилы, и как её тепло вместе с кровью покидает тело. Было страшно. Да, мать объясняла ей, что сначала она умрёт, чтобы вновь возродиться, но теперь, когда всё происходило наяву, девушке хотелось убежать. Она несколько раз порывалась встать, чтобы всё остановить, но Вильгельм довольно грубо укладывал её назад, ругая и обзывая. Вскоре её тело ослабло, и она стала плакать, поняв, что более не в силах сопротивляться. Ей было безумно холодно, голова кружилась, и снова начало подташнивать, как после первой ночи проведённой с мужем. А потом всё прошло. Холод всё так же сковывал тело, но теперь это был холод сна. Девушка засыпала, понимая, что это её последний сон. Когда кровь перестала течь из раны, Густав подошёл к ней, погладил по голове и, успокаивая, приказал засыпать. Потом указал на неё Вильгельму, и тот, опустившись рядом с её телом, вонзил свои страшные зубы около пореза и стал допивать её жизнь. Уже теряя сознание, Катерина увидела его презрительный взгляд и отвращение. А потом девушка погрузилась во тьму.
Шёнеберг, поместье Кормфилд,
1507 год
Катерина падала. Чувствуя, как ветер свистит у неё в ушах, и она быстро летит вниз. Вокруг неё с бешеной скоростью мелькали какие-то образы, знакомые и не очень. Это длилось недолго, но показалось, что вся жизнь в самых ярких и приятных тонах пронеслась перед ней, забыв напомнить про её одиночество. Образы слились в весёлую картину бесконечного смеха, сумасшедшей беготни, танцев, песен и тонкого ромашкового венка, который незнакомый мальчишка одел ей на голову, нежно поцеловав в ледяные губы. Но падение закончилось, когда она с грохотом ударилась об землю, опустившись в своё мёртвое тело. Девушка знала, что тело мертво, потому что каждая холодная вена и остывшая жила отзывались беззвучной болью в её душе. Катерине хотелось кричать, но горло было мертво, и из него не доносилось ни звука. Она пыталась пошевелиться, просто открыть глаза, но мышцы окоченели и не слушались. Что-то тёплое, сладкое, яркое, как сама жизнь, проникало в её рот, восстанавливая тело. И голод. Голод побуждался в ней всё сильнее, оживляя быстрее, чем волшебная влага.
Первым, кого она увидела, был Вильгельм. Муж стоял над ней с чаном в руках, медленно вливая её собственную кровь в её приоткрытый рот. Она чувствовала, как жизнь наполняет тело вместе с кровью, что проникала в неё. Но голод – он не проходил. Серый склеп был освещён единственной свечой, что держала её мать – незнакомая, чужая женщина. В её венах, таких тонких и ломких она чувствовала кровь. Чувствовала движение каждой клеточки под тяжёлым платьем смертной. Эта кровь манила. Её же кровь... была... такая, как говорил Вильгельм – отвратительная. Катерина сделала ещё глоток и оттолкнула супруга. Собственная рука показалась ей чужой, двигаясь, словно сама по себе, хотя ей и хотелось этих движений. Новорождённая вампирша попыталась встать и чужое тело повиновалось. Девушка почувствовала, как ледяные окаменевшие сосуды наполняются её бывшей кровью и ей стало плохо. С трудом сдерживая рвотные порывы, Катерина попыталась нащупать опору. Её... нет, чужие пальцы, они наткнулись на что-то твёрдое – Вильгельм протянул ей руку.
