— Это не рабы, а свободные люди, равные мне! — перебил его базилей.

Старец голову склонил, соглашаясь, поднял светильник и медленно пошел вдоль причала. Арет перескочил к базилею, принял оттуда по очереди детей от Калипсо, помог перебраться слепому. Медон и Полит сошли с корабля последними. Юноша тихо спросил Арета, не уместно ли будет тело дружинника мертвого здесь предать погребению, но старый воин лишь взглянул на него испуганно и прошептал, что хотел еще вчера морю доверить тело Перифета, да только боги уже переправили его на ином судне через реку забвения.

Узкими переходами и гремящими лестницами Родот вел Одиссея и его спутников куда-то вверх, и чем выше они поднимались, тем раздольнее и ярче становились помещения от множества светильников, тем богаче было убранство ниш и проходов, а вскоре и вовсе не стало видно металлических стен — дорогие ковры их покрыли и ткани с причудливыми узорами. Людей по дороге они почти не встречали — лишь пару раз выходили навстречу жители плавающей горы — мужчины и женщины в пестрых одеяниях, чем-то похожих, как заметил Филотий, на облачение кносских жрецов. Полит обратил внимание на то, что женщины все как на подбор статны и красивы, а мужчины так себе — на воинов крепких они не похожи, одни кривоноги, другие и вовсе плюгавы. Они глазели, перешептываясь, на базилея и его спутников, а при взгляде на Калипсо, что шла рядом с Одиссеем, держа за руки детей, одни улыбались недобро, другие же кривились странно. Юноша заметил, как напрягся базилей, а рука его легла на рукоять меча.

Оружие у них не отобрали.

По пути Родот вежливо справился о тех, кто сопровождает базилея. Выслушав ответ, кивнул приветливо Медону и сказал, что есть немало свитков в здешнем хранилище знаний, которые заинтересуют мудреца с Зема. Медон немедленно вылез вперед, волоча за собой Ахеменида, и засыпал Родота вопросами, но базилей предложил сначала принять омовение, перекусить, а затем уж предаться беседам, если будет на то воля правителя этой горы, имя которого Родот, кстати, так и не назвал.

Старец с повязкой ответил, что правителей здесь не один и не два, а трое, и что он запамятовал, кто сегодня держит жезл власти. На слепого же Родот взглянул участливо и заметил, что местные лекари порой вершат такие дела, что под силу богам.

Полит смотрел по сторонам и дивился то мраморному изваянию четырехрукой богини, то дырчатому бронзовому сосуду на когтистых лапах, а многие вещи на постаментах или просто расставленные по углам и вовсе были ни на что не похожи. Роскошь поражала привыкших к суровой и простой жизни итакийцев. И что удивительно — вроде бы никто не охранял выставленные напоказ дорогие предметы.

Мысль эта пришла в голову не только Политу. Краем уха он услышал, как Арет, бросавший хищные взоры на позолоченные щиты, развешанные на коврах, вполголоса сказал Филотию, что не увидел ни одного воина с оружием, и что будь с ним хоть несколько крепких дружинников, захватили бы этот плавающий дворец, набитый добром, как походный мешок воина после разграбления богатого города.

Филотий в ответ пробурчал, что их здесь просто коврами закидают и удушат без всякого оружия, поэтому лучше не испытывать гостеприимства неведомых владык. Слепой же Ахеменид шел молча и лишь принюхивался к воздуху, а когда и Полит унюхал запах жареной рыбы, то мысль о том, что он попал на корабль богов, быстро исчезла, зато пустой желудок громким урчанием напомнил о себе.

Покои, в которые привели Одиссея и его спутников, выглядели не менее роскошно, чем все, увиденное ими доныне. Четыре большие комнаты с не очень высоким потолком шли анфиладой, стены были убраны златотканым полотном, ноги ступали по мягкому ковру. Родот сказал, что с дозволения базилея он пока останется с ними, чтобы не было у того затруднений в общении со слугами. И тут же появились служанки, да такие цветущие и привлекательные, что даже старый кормчий Филотий одобрительно крякнул, принимая из рук румяной девы кратер с вином. Выпив, крякнул еще раз — не был он хмельного большим любителем, но и ему пришлось по вкусу густое вино, похожее на слабо разбавленное лемносское. О Медоне и говорить не стоило, осушил одним махом и жестом велел налить еще. Базилей лишь пригубил немного, Арет же и вовсе пить не стал, да еще и знак подал юноше, чтобы тот не прикасался к вину.

Прислужницы оставили чаши и кувшины на широком столе и, следуя указаниям Родота, отвели базилея и Калипсо с детьми в дальнюю комнату. Арет и Полит разместились в той, что была поменьше, да при этом Арет сдвинул скамьи так, чтобы проход в комнату базилея шел мимо них. Глядя на это, Родот одобрительно покачал головой, а потом хлопнул в ладони, и тут внесли огромные подносы, от которых исходил умопомрачительный запах. Ноздри Ахеменида затрепетали, он зашарил вокруг себя и чуть не сбил с ног служанку с подносом, ухватив ее за щиколотку. Родот помог ему воссесть на ложе, поднял упавший посох, а потом удалился, пообещав вскоре вернуться. Сунулся было Полит к базилею — на всякий случай, но Одиссей махнул рукой и велел насыщаться без опаски. Если бы хотели с ними расправиться, то давно бы перебили всех, понял юноша.

От вкусной и обильной еды тянуло в сон, щит оттягивал локоть, а копье норовило выскользнуть из пальцев — вот будет позорище, если он уронит его, думал Полит, изо всех сил тараща глаза и стараясь выглядеть значительно. Еще бы, такая честь! Ему доверено было сопровождать базилея на встречу с правителем горы.

После трапезы к ним вернулся Родот, а с ним набежало столько служанок, что глаза у юноши чуть не разъехались в стороны. Не успели путешественники опомниться, как с них содрали поношенные туники, натерли тела благовонным маслом и скребками принялись снимать все, что пристало к коже за долгие дни странствий. А потом уложили на разогретые простыни и нежными ладонями начали разминать их мышцы.

Когда к ним вышел базилей. Полит чуть не ахнул — в новом цветастом долгополом одеянии базилей казался выше, а после того, как бороду его и волосы натерли чем-то блестящим, то и моложе — даже морщины на его челе разгладились. Вот теперь он был похож на царя, а не на измученного долгим плаванием немолодого морехода.

Родот привел их на самый верх Плавающей горы. Правитель Лант, коренастый невысокий мужчина с густыми бровями и одутловатым лицом, восседал на причудливом сиденье, словно составленном из бронзовых прутьев. А сиденье стояло на помосте в центре квадратного зала, стены которого воедино сходились над ним. Здесь не было ковров и тканей, голые листы меди лишь покрывала тонкая вязь линий, словно некая ядовитая паутина разъела металл, оставив свой след. Статуи или треножники не украшали скудную пустоту зала. Но не было и бесконечного множества светильников, что на каждом шагу висели над их головами, — сквозь узкие прорези в стенах внутрь сочился яркий дневной свет. И пахло здесь не маслом горелым, а морем и ветром соленым, морским.

Свиты, подобающей могучему владыке плавающего гиганта, многочисленных советников и охраны не увидел Полит, чему изумился немало. Лишь Родот стоял за левым плечом правителя, да и то нужды в нем особой не было — правитель сам неплохо владел языком, хотя и говорил с легким эолийским выговором.

На одной из стен был вычеканен знак треугольника в круге, при виде которого Калипсо сжала крепко ладонь базилея, а тот лишь прищурился на миг и улыбнулся зловеще. Вспомнилось юноше: так кривил губы грозный истребитель женихов, поражая одного за другим наглых обидчиков, посягнувших на честь его дома и трона.

После учтивых приветствий сказал правитель горы, что и помыслить не мог о такой удаче. Сам Лаэртид, о котором так много он слышал, вдруг оказался в их малых владениях.

— Удача слепой не бывает, — ответил Одиссей. — Немало пришлось испытать мне и спутникам моим, прежде чем здесь оказаться. Но одно дело, когда радушный хозяин встречает гостя, другое — когда на охотника выбегает олень, гонимый загонщиками.

Правитель коснулся ладонью своего гладкого подбородка и тонко улыбнулся.