А тут и король постучался в дверь. Он так и обмер, увидев, что вся солома превратилась в чистое золото. Об одном только он пожалел: о том, что комната, набитая соломой, была недостаточно велика.

Но комнат во дворце было много, а соломы на дворе – еще больше.

Король велел набить соломой от пола до потолка другую комнату, гораздо больше прежней, сам отвел туда мельникову дочку и приказал сейчас же приняться за работу, если только жизнь ей дорога.

Бедняжка ничего не ответила и молча села за прялку, вытирая слезы.

Но, когда стало совсем темно, в комнате опять появился маленький человечек и спросил у нее:

– Что ты мне дашь, если я и на этот раз напряду тебе золота из соломы?

– Вечную мою благодарность и колечко с пальца.

– Хорошо.

Человечек взял кольцо. И снова завертелось и зажужжало колесо прялки.

А когда наутро король пришел поглядеть, что поделывает его пряха, он увидел, что она крепко спит, а вокруг нее лежит столько золота, сколько вчера было соломы.

Король еще больше обрадовался, но сказать «довольно» у него не хватило сил.

Он приказал набить соломой третью комнату. Она была втрое больше, чем обе прежние, вместе взятые, и соломы в ней помещалось тоже втрое больше.

– Ну вот что, – сказал король. – Если ты и эту солому превратишь в золото, ты станешь моею женой и королевой.

«Ничего, что она простая девушка, мельникова дочка, – думал он. – На всем свете я не найду себе невесты богаче, чем она».

И вот девушка опять осталась одна. А когда стемнело, к ней снова явился маленький человечек и спросил:

– Ну что ты мне дашь, если я и в третий раз напряду для тебя золота из соломы?

– У меня больше ничего нет, кроме благодарности, – ответила она.

– Этого мне мало, – сказал человечек. – Ты скоро станешь королевой. Обещай мне отдать своего первого ребенка – и я сейчас же сяду за прялку. А нет – прощай!..

«Кто знает, что еще будет, – подумала мельникова дочка. – Может, король вовсе и не женится на мне? Может, у меня и детей-то никогда не будет…» – и она пообещала человечку своего первенца.

Человечек опять сел за прялку. И, когда король поутру вошел в комнату, он зажмурился и закрыл лицо руками: вокруг лежало столько золота и оно так блестело, что даже смотреть на него было больно.

Король сдержал слово. Не прошло и трех дней, как во дворце сыграли пышную свадьбу. И мельникова дочка стала королевой.

А через год у нее родился ребенок.

Королева была очень счастлива и даже думать забыла о человечке и о своем обещании.

И вот как-то раз ночью, когда она сидела у колыбели, в углу что-то заскреблось, словно мышка хотела выкарабкаться из подполья на волю.

Королева вздрогнула, подняла глаза и увидела, что рядом с ней стоит маленький юркий человечек – большеголовый, длиннорукий, на тонких ножках.

– Ну, – сказал он, – мое – мне! Давай-ка сюда то, что обещала! – и он протянул к ребенку свои длинные руки.

Ах, как испугалась королева! Как горько она заплакала, умоляя человечка взять у нее все драгоценности, все богатства в королевстве – даже мантию и корону – и только оставить ей ребенка!.. Но человечек стоял на своем.

– Нет, – говорил он. – Живое, тепленькое для меня милее всех сокровищ на свете.

Тут уж королева едва не лишилась чувств. Она упала перед человечком на колени и сказала, что умрет, если он не сжалится над ней.

И человечек сжалился.

– Хорошо, – сказал он. – Даю тебе три дня сроку. Если за это время ты узнаешь, как меня зовут, дитя твое останется у тебя. – И с этими словами он исчез.

Всю ночь королева перебирала в памяти имена, которые когда-либо слышала. На рассвете она разослала во все концы своего королевства гонцов и велела им разузнать в городах и деревнях, какие где встречаются имена и прозвища.

И вот пришла ночь, и человечек опять появился у нее в комнате.

– Может быть, тебя зовут Каспар? – спросила королева дрожащим от страха голосом.

– Нет.

– Мельхиор?

– Нет.

– Бальцер?

– Нет.

Королева называла по порядку все имена, какие только знала, но человечек всякий раз качал головой и усмехался.

– Нет, – говорил он. – Меня зовут не так.

На другой день она послала гонцов в соседние государства, чтобы узнать, какие имена дают людям в чужих странах.

Когда человечек явился к ней, она перебрала самые мудреные имена и прозвища, которые узнала от гонцов.

– Может быть, тебя зовут Реброхвост?

– Нет.

– Круторог?

– Нет.

– Лови-Догоняй?

– Нет, нет.

Что бы она ни сказала, он твердил в ответ одно и то же:

– Меня зовут не так!

И вот наступил третий день. Королева не могла больше припомнить ни одного нового имени и с нетерпением ждала возвращения своих гонцов, которым велела побывать на этот раз в самых глухих углах и закоулках, в хижинах угольщиков и в пещерах горных пастухов.

Один за другим гонцы возвращались во дворец, но никто из них не сказал королеве ничего нового.

Наконец вошел последний гонец.

– Королева! – доложил он. – Целый день ходил я по горам и лесам, но не услышал ни одного неизвестного нам прозвания. Имен на свете меньше, чем людей. Новые люди рождаются и получают старые имена. Я уж хотел было возвращаться домой, да зашел невзначай в такую чащу, где только лисы да зайцы желают друг другу доброй ночи, а человечьего духу и не бывало. И тут, меж тремя старыми деревьями, увидел я маленький-маленький домик. Перед домиком был разложен костер, а вокруг костра плясал человечек – большеголовый, длиннорукий, на тоненьких ножках. Он подскакивал то на одной ноге, то на другой и распевал:

Можете себе представить, как обрадовалась королева, услыхав это имя. Она щедро наградила гонца и села у колыбели поджидать человечка.

Он скоро появился, потирая свои длинные руки и посмеиваясь.

– Ну, госпожа королева, – сказал он, – как меня зовут?

– Может быть, Франц? – спросила она.

– Нет.

– Может быть, Кунц?

– Нет.

– А может быть, Гейнц?

– Нет.

– Ну так, может быть, Гном-Тихогром?

– Это тебе сам черт подсказал! Сам черт подсказал! – закричал человечек и от гнева так сильно топнул ногой, что она ушла в землю по самое бедро. Тогда он обеими руками схватился за левую ногу и в ярости разорвал себя пополам.

На краю леса, в маленькой избушке, одиноко жила бедная вдова. Перед избушкой у нее был сад, а в саду росли два розовых куста. На одном из них цвели белые розы, а на другом – красные.

И были у нее две дочки – одна белее белой розы, другая румяней красной. Одну прозвали Белоснежкой, другую – Краснозорькой.

Обе девочки были скромные, добрые, работящие, послушные. Кажется, весь свет обойди – не найдешь лучше! Только Белоснежка была тише и ласковей, чем ее сестра. Краснозорька любила бегать и прыгать по лугам и полям, собирать цветы, ловить певчих птичек. А Белоснежка охотнее оставалась подле матери: помогала ей по хозяйству или читала что-нибудь вслух, когда делать было нечего.

Сестры так сильно любили друг дружку, что всюду ходили вместе, взявшись за руки. И если Белоснежка говорила: «Мы никогда не расстанемся», – то Краснозорька прибавляла: «До тех пор, пока живы!» А мать заканчивала: «Во всем помогайте друг дружке и все делите поровну!»

Часто обе сестры уходили вдвоем в дремучий лес собирать спелые ягоды. И ни разу ни один хищный зверь не тронул их, ни один маленький зверек не спрятался от них в страхе. Зайчик смело брал капустный лист из рук сестер, дикая коза, как домашняя, паслась у них на глазах, олень весело прыгал вокруг, а лесные птицы и не думали улетать от девочек – они сидели на ветках и пели им все песни, какие только знали.