* В старинных русских источниках - также царство Римское, или Цезария: государственное образование, существовавшее с 962 по 1806 годы и объединявшее многие территории Европы. В XV веке Священная Римская империя переживала кризис.

========== Глава 44 ==========

Они возвращались тем же путем, каким уезжали из Константинополя: проводниками и советчиками для Феодоры Нотарас стали охранители, которых муж приставил к ней, - они, к тому же, лучше нее говорили по-итальянски. Хотя Феодора предпочитала объясняться сама.

В дороге неожиданно заболел Вард – и Феодора почти не спала две ночи, пока ему не полегчало, лишь изредка задремывая; она бы даже и уснула на несколько часов подряд, помня о ребенке, что носила под сердцем, но плач сына, которому ничем нельзя было помочь, будил ее как набат, поднимающий ополчение. Эта прочнейшая нить, от сердца к сердцу, не оборвется даже тогда, когда один из них умрет…

Каково же было Метаксии лишиться двоих детей сразу! Говорит ли она с ними хотя бы во сне – верит ли, что их души витают над ней, или вокруг нее только ночь?..

Вард поправился, но страх остался. Насколько же легче бояться только за себя, а не за беспомощное и бессловесное дитя, – и даже носить оружие, в готовности к битве насмерть!

“Я хорошо сделала, что ответила на ее поцелуи и ласки, - подумала московитка. – Феофано очень нужна нам… и нужна в здравом рассудке!”

Но она откликнулась не только поэтому… живи она во времена Сафо – или во времена языческого Рима, она могла бы отдаться этой женщине без раздумий. Феодора попыталась молиться, раскаяться в том, что было, но не получалось. Бывает преступная любовь, каяться в которой, однако, – еще более преступно и трусливо: теперь она понимала. Царица стала бы презирать ее, если бы Феодора побежала к исповеднику; тогда Феодора презрела бы себя и сама.

Когда они ночевали в городе Аргосе, в итальянской гостинице, Феодора долго ходила по темной спальне, охраняя покой спящего сына; ей было жарко, она видела сияние глаз Феофано и ощущала вкус и твердость ее горячих губ. Она мысленно послала императрице привет – а потом, еще вся пылая, легла рядом с Вардом, подложив под голову завернутый в одеяло пакет с бумагами Флатанелоса, и рукой нащупала кинжал. Феодора поцеловала свое оружие, как делали воины древности, верившие в его чудодейственную силу, и крепко заснула, улыбаясь.

Ей приснилось то, чего не могло бы быть наяву.

А посреди ночи ее разбудил шум, будто ломились в дверь; Феодора с криком вскочила, сжимая кинжал. Сын тут же проснулся и раскричался, но Феодора, не взглянув на него, схватила бумаги из-под головы и попятилась назад, в угол, выставив оружие перед собой. Тому, кто войдет, будет нужен не ребенок; но где же, в самом деле, охрана? Она же поставила двоих человек у входа!..

Магдалина, спавшая подле ребенка, проснулась от его крика и тут же, громко ахнув, прикрылась подушкой, увидев борьбу в дверях. Она забормотала молитву, вверив себя и ребенка мужчинам и Богу; а горничная Аспазия, едва проснувшись, упала в обморок. От этих не было толку!

Феодора уронила пакет в угол и шагнула к двери, сжимая кинжал. И тут в спальню с топотом ввалился Теокл, один из ее греческих воинов; и за шиворот он волок какого-то стонущего человека.

- Кто это? – теряя разум от ярости и запоздалого страха, крикнула Феодора. Она хотела загородить собой сына, но потом поняла, что нужды нет: злоумышленник был ранен, и она видела, как на пол стекает его кровь, казавшаяся черной.

- Госпожа, этот негодяй пытался вломиться к тебе, пришлось взяться за оружие! Я ранил его! - бурно дыша, сказал Теокл. - Что велишь с ним делать?

- Перевязать ему раны, а не то истечет кровью, - сказала Феодора.

Она поняла, что сейчас бояться нечего. Бросила кинжал.

- Скажи Леониду, пусть позовет еще одного воина - и станут в дверях! - велела хозяйка. - Магдалина! Засвети лампу!

Кормилица поспешила выполнять приказ только после того, как Феодора прикрикнула и топнула ногой; у итальянки тряслись руки, и лампу она зажигала долго. Госпожа тем временем разорвала свою льняную простыню: куда бы ни ранили злодея, прежде всего нужно остановить кровь…

Враг оказался чернявым и смуглым, самого итальянского – или греческого вида: такая южная наружность легче всего могла сбить с толку. Рана была у него в боку: меч Теокла проделал в рваной рубашке еще одну дыру.

Морщась от брезгливости и подавляя невольный страх, Феодора с помощью Теокла туго перепеленала раненому бок; тот невнятно бранился по-гречески, но с чужеземным выговором. Ах, будь здесь Метаксия, она бы вмиг разобрала, какого роду-племени этот человек!..

Услышав плач Варда, Феодора отправила Магдалину к нему, а сама склонилась над преступником – и приставила ему кинжал к шее.

- Кто ты такой? – сквозь зубы спросила она по-гречески.

Раненый закатил глаза и лишился чувств: а может, притворился. Что греки, что итальянцы были горазды на такие хитрости.

Феодора беспомощно посмотрела на Теокла. Ей в голову вкралась мысль о пытке – но, конечно, это было невозможно!

Невозможно ей, и сейчас…

- Теокл, вытащи эту мразь отсюда – и стерегите его до утра, - устало сказала она; было не страшно, только мерзостно – мерзостно-интересно, как, наверное, Феофано…

Теокл кивнул и поднял раненого одной рукой, как пустой мешок; тот издал стон, но больше ничего.

- Жизнью отвечаете! – крикнула Феодора вслед охранителю; тот поклонился, закрывая дверь.

А Феодора бросилась в угол и схватила пакет, точно спасенное от смерти дитя. Потом только подбежала к ребенку. Они вместе с Магдалиной унимали его долго; но наконец Вард затих. Феодора легла, обняв его и подложив пакет под голову, как раньше: теперь ей стало страшно, что до утра бумаги развеются, как дым.

Но до утра ничего не случилось.

Феодора проснулась – и тут же вспомнила все, что пережила ночью. Ей предстояло еще одно испытание: быть может, самое тяжелое. Она взяла кинжал.

Наскоро одернув измаранную кровью одежду, Феодора выступила из комнаты. На пороге госпожа столкнулась с Теоклом, который, должно быть, хотел войти и о чем-то доложить…

- Как он? – воскликнула Феодора.

Теокл потупился.

- Госпожа… Прости…

- Вы его упустили? – крикнула Феодора.

- Нет, - вступил Леонид. – Преступника забрал хозяин гостиницы, который пришел с подручными: мы не могли сопротивляться, и беспокоить тебя больше не посмели. Хозяин сказал, что этот человек итальянец и подсуден их законам…

- Здесь один закон – закон василевса! – воскликнула Феодора. Леонид мрачно переглянулся с Теоклом: опытные воины и спутники патрикия, эти греки, казалось, понимали гораздо больше нее.

- Все гораздо сложнее, госпожа, - серьезно и печально сказал Теокл.

Феодора усмехнулась.

- Верно говоришь.

Она вздохнула.

- Пойду умоюсь, переоденусь и попробую объясниться с хозяином.

Леонид шагнул к ней: в глазах загорелась тревога. Он схватил ее сильной рукой за плечо.

- Нет, госпожа, это очень опасно! Тебя саму могут бросить в тюрьму, и мы не поможем!

- Нужно уезжать, - поддержал его товарищ. - Наше оружие здесь бессильно. Нужно добраться до нашего господина и василевса, и доложить им; а здесь итальянское право!

- Может быть, этот человек в сговоре с хозяином, - прошептала Феодора во внезапном ужасе. - Не зря тот так скоро явился!

Леонид кивнул, глядя себе под ноги.

- Уезжаем, как можно скорее, - распорядилась Феодора. Она быстро повернулась и ушла в спальню, где повелительными криками опять заставила забегать служанок и разволновала сына.

Меньше, чем через час, они были готовы в путь; покинули гостиницу, стараясь сделать это как можно незаметнее. Феодора радовалась теперь, что удалось избежать встречи с хозяином, и горько сожалела, что не успела как следует рассмотреть негодяя, пока была возможность.