Леонард отстранил ее от себя, крепко схватив за плечи.

- Именно сейчас, - сказал он. – Завтра Фома вызывает меня для объяснения… он прибудет сюда. Мы поговорим.

Она ахнула.

- Пока Фома все еще мужчина, пока он все еще храбр… пока никто со стороны еще не знает! – шепотом воскликнула московитка. – Ты понимаешь?

- Лучше, чем кто бы то ни было, - серьезно сказал Леонард.

Феодора медленно отодвинулась от мужа, глядя ему в лицо.

- А Александр? – шепотом спросила она.

- Патрикий все расскажет, - ответил Леонард. – Я ему верю. Напишет на бумаге, и передаст кому-нибудь в имении, - быстро прибавил критянин, предвидя возражения жены.

Феодора опустила глаза, ощущая, что сейчас разрыдается в голос. Разве так женщина должна себя вести с мужчиной, готовя его к смертельному поединку?..

- Послушай, - она вдруг заторопилась. – Милый…

Леонард схватил ее за руку, видя, что она раздевается.

- Нет, - твердо сказал он. – Не сейчас! Только тогда, когда я вернусь!

“Когда ты вернешься… когда ты убьешь своего спасителя, моего законного мужа и отца моего Варда…”

- Опять становиться твоим мужем, только на одну ночь… было бы слишком жестоко, - прошептал критянин, поцеловав ей руку. – Я не возьму тебя сейчас, как бы ни хотел…

Феодора хотела спрыгнуть с кровати, чтобы уступить уставшему мужу всю пышную постель и не искушать его своей близостью; но, конечно, комес не допустил этого и уступил возлюбленной кровать сам. Он даже вышел за дверь, устроившись в соседней комнате.

На другое утро комесу передали, что Фома Нотарас ожидает его за воротами.

Это было слишком рано: раньше, чем критянин ждал, но так даже лучше для всех. Леонард, не простившись ни с кем, - жена еще спала, - надел панцирь, препоясался мечом и вышел за ворота.

Фома Нотарас ждал его один.

========== Глава 165 ==========

Он был полностью готов к битве – при мече, в светлом панцире, изукрашенном белым серебром; но без шлема, чтобы совершенно ясно видеть и слышать противника. Губы патрикия при виде Леонарда Флатанелоса тронула слабая улыбка: хотя он не двинулся с места.

- Я вижу, ты тоже без шлема, - сказал Фома Нотарас. Ветер слегка шевелил его золотые волосы.

Леонард кивнул, глядя на Фому без гнева и без страха… серьезно и сочувственно.

- Ты хочешь что-то сказать мне? Говори, - предложил он.

Фома качнул головой.

- Сказать – нет… между нами все давно сказано.

Он вдруг сунул руку под широкий наплечник и достал сложенную вчетверо бумагу.

- Вот здесь все, что касается Александра – и других дел, важных для Феодоры и моих детей. Я сам отдам, не нужно никого звать!

Фома вскинул руку, останавливая Леонарда, потом подошел к воротам и бросил записку внутрь, просунув через решетку.

- Теперь ее найдут и прочитают, когда придут за трупом… или двумя, - Фома слегка рассмеялся.

- Трупом?

Леонард все еще не доставал оружия: может быть, надеялся, что до этого все-таки не дойдет.

- Нужно ли это убийство? Разве мало наши близкие вынесли? – спросил критянин. – А твоя жена?

- Моя жена, - тихо пробормотал патрикий. – Мои близкие… кто угодно, только не я!

Его губы дернулись.

- Как же мне тебя жаль, - произнес Леонард.

Он смотрел на патрикия так же, как когда-то – на заточенного в темницу Никифора Флатанелоса, перед тем, как убить его.

Фома прикрыл глаза рукой.

- Тебе меня жаль… и им всем, - сказал он с необыкновенным отвращением. – Даже теперь, после всего, в эту минуту… тебе меня только жаль!..

- Нет, - быстро возразил Леонард: он переступил с ноги на ногу и взялся за рукоять меча, но потом отпустил ее. – Я понимаю, скольким обязан тебе… и Феодора, будь уверен, понимает!

Патрикий кивнул.

- Она понимает, но для нее ты – навсегда герой, а я – только трус и себялюбец, - усмехнулся он. – Она навсегда запомнила меня таким, а тебя другим! Ты ведь знаешь, - сказал Фома с необыкновенным жаром. – Сколько на свете людей трусливее меня, сколько людей бездарных, сколько тех, кому безразлично все, кроме скотства! А разве я не служил вам эти годы, не требуя даже малой благодарности? И все же для вас всех я остаюсь только трусом и помехой в ваших делах!..

- Мы не… - начал Леонард; но тут патрикий выхватил меч из ножен и атаковал его. Он бросился на критянина так стремительно, словно прорывал заслон собственного страха; а потом для обоих мужчин не осталось ничего, кроме ярости и радости битвы. Фома Нотарас сражался хорошо, нападая, закрываясь, отступая в смертельном танце, которым наслаждались в цирках римские граждане, сладострастно волнуемые древними легендами, воплощавшимися в жизнь на арене. Несколько раз клинки встретились, удары были отражены с равной силой; меч патрикия скользнул по щиту Леонарда, потом меч критянина отколол край щита Фомы. А потом меч Фомы полоснул Леонарда по ноге… по незащищенному панцирем месту выше колена: именно там, где его когда-то ударил Валент Аммоний.

Леонард с криком упал на другое колено; Фома бросился на него, целя поверх щита. Он успел нанести удар, обрушив его на плечо врага; но тут Леонард поразил патрикия снизу в живот, под панцирь.

Критянин успел вырвать меч с прежней силой, еще не ощутив, что сам опасно ранен; и тут Фома упал на него всей тяжестью. Леонард обхватил патрикия руками, ощущая, как его заливает горячая кровь, вражеская и своя; вражеская боль и своя… Фома судорожно сжал Леонарда в объятиях и обмяк, уронив голову ему на плечо.

Он был мертв.

Леонард последним усилием столкнул патрикия с себя и ощутил, как боль охватила всю правую руку, плечо и грудь.

“Успеют ли они? Может быть, я сейчас тоже умру… я заслужил?..”

Леонард приподнялся на здоровой руке; его сразу пронзила резкая боль, он упал и потерял сознание.

Очнувшись, комес ощутил, что плечо туго перебинтовано, а правая рука притянута к туловищу. Правая рука, незащищенная щитом…

Тут он все вспомнил. Опять привстал на локте, ощутив, как темнеет в глазах.

- Лежи, - прошептала совсем рядом Феодора. – Лежи, милый…

Она плакала; Леонард улыбнулся.

- Я все еще с тобой, - прошептал он.

Феодора закрыла ему рот ладонью.

- Тебе нельзя разговаривать, - сказала она.

Его правая нога была тоже туго перебинтована; и лежал он в той самой пышной постели, которую уступил жене накануне ночью. Леонард кивнул, закрыв глаза.

Он помнил, что убил патрикия… и понимал, что сейчас Феодора жалеет и любит Фому не меньше, чем его, своего мужа. А то и больше. Одно неосторожное слово – и Феодора может навеки возненавидеть комеса: победителя, которому Фома Нотарас подарил свою жизнь.

Леонард закрыл глаза и попытался задремать: он ничего больше не мог сделать. И даже оскорбительно было бы, если бы он замешался в хлопоты вокруг тела патрикия Нотараса.

Леонард, притворяясь спящим, вскоре впал в настоящее забытье. Несколько раз критянин просыпался и снова засыпал; ему кто-то подносил пить, и он чувствовал, что это женщина, но не жена. Служанка.

Леонард два раза поблагодарил ее, потом силы кончились. У него начался жар, обе раны открылись; тогда в комнату набежали люди. Среди них была и Феодора: вместе с этой служанкой и кем-то из мужчин она меняла Леонарду повязки. Московитка то плакала, то ругалась сквозь слезы.

“Бедная”, - подумал Леонард; но заговорить с нею опять не посмел.

Когда ему полегчало, он снова заснул; а открыв глаза, увидел, что комната пуста, а с ним сидит другая служанка, которой он даже не помнил.

- Где госпожа? – спросил Леонард.

Служанка покосилась через плечо, потом показала рукой за дверь.

- Госпожа… там, - девушка закусила губу, посмотрела на Леонарда со страхом - и осуждением. Или же нет?

“Ах, я ведь убил человека… убил благородного господина, и в мирное время, против всякого закона, - подумал Леонард. – Будут ли меня судить? Найдутся ли свидетели этого?”