На другой день Дарий и его товарищи узнали, что семье македонца удалось бежать, - об этом не трубили на площадях, Ибрахим-паша решил скрыть такое позорное для магометанства дело и собственный недосмотр; но от людей утаить случившегося было нельзя, и слухи в переполненном и жадном до всего скандального Стамбуле расползлись за считанные часы.

Эти новости Дарию принесли люди Мелетия. Молодой Аммоний не знал, как с ними разговаривать, - ведь Мелетий Гаврос вынес приговор его отцу, и Дарий отказался воспользоваться помощью киликийца сам, хотя и вручил ему в руки судьбу своей жены и сестры!

Поэтому македонец все выслушал молча; и хотя сердце взыграло от радости, что его семья спасена, Дарий так и не заставил себя поблагодарить вестников.

Он думал, что сейчас градоначальник может вынести приговор и его отцу… за сына. Как бы то ни было, Валент больше не сможет служить паше: он изменник, но не трус и не лизоблюд!

Вот его Ибрахим-паша и в самом деле может казнить публично, чтобы произвести впечатление на жителей Стамбула: потому что Валент Аммоний большой человек, в отличие от Дария… и это для тех, кто знал Валента Аммония, будет двойная измена: сперва императору, а потом и султану!

- Я этого не вынесу, - шептал Дарий, горя стыдом и ужасом: и ему даже представлялось, что для Валента похищение и смерть в безвестности будут лучшим исходом, чем вот такая публичная смерть, о которой, несомненно, долго еще будут говорить и в христианском мире, и в мусульманском!

Но Дарию медлить было нельзя – если он не хотел, чтобы его семья лишилась и его тоже: и заговорщики, как и было условлено, решили пересидеть в своем укрытии еще день, а на другую ночь пробраться в Золотой Рог и уплыть. Дарий подозревал, что этот день может оказаться роковым и для его отца.

Конечно, Валент далеко не глуп и полностью сознает свое положение при паше – и он покинет город немедленно, когда узнает о бегстве сына! Люди Мелетия тоже понимали все это и не сидели сложа руки!

Дарию вместе со своими сообщниками удалось пробраться в порт и уплыть. Чтобы задержать его, македонца требовалось узнать в лицо… но ведь Стамбул, хотя султан города и назывался цезарем - Кайзер-и-Рум, был не Первый и даже не Второй Рим, которые славились изображениями своих знатных людей! Мусульмане портретное искусство если не запрещали совсем, то никогда не поощряли.

Так что, хотя Дария, конечно, искали ревностно, он смог уйти. Но до того македонцу ничего не удалось узнать о Валенте – жив ли его отец, схвачен ли - и кем… Проклятое время, когда всякий человек, даже самый знатный, будто утлый челн в бурном море перемен!

Дарий, сидя в лодке с людьми Леонарда, понимал, что ему следовало бы грести вместе со всеми, - но не мог приняться ни за какое орудие и ни за какое дело: он сидел, закрыв лицо руками, и никто его не тревожил и ни к чему не принуждал. Дарий был благодарен за такое общее сочувствие. Скоро ему опять придется трудиться и сражаться, хочет он того или нет.

Когда Город загудел, как улей, взбудораженный новостью о бегстве одного из греческих приближенных паши со всей семьей, Валент Аммоний был на Августейоне. Этот главный форум Константинополя еще сохранил за собою свое имя, как и очень многие места и постройки новой столицы Мехмеда, - точно великолепные гробницы прошлого, доступные для посещения всем подданным нового закона: закона пророка!

Валент сразу понял, что бегство сына означает для него самого; но мысли у него спутались. Македонец не испугался за себя, нет – он оставался человеком львиной храбрости; но Валент понял, что опять в один миг рухнула вся его жизнь, как это случилось в день падения Константинополя!

Для чего ему осталось жить, что ему еще нужно?

Как скоро его схватят по приказу паши, если турок решит предать смерти самого Валента – а такое, наверное, случится?..

Валент пробирался по узкой глухой улице прочь от Августейона, сам не зная куда, - он не берегся и почти ни о чем не мог думать; и не успел ничего понять, когда получил умелый тупой удар по затылку.

Когда Валент очнулся, то увидел, что крепко связан по рукам и ногам и лежит в незнакомом месте – в бедной темной комнате, на охапке соломы; над ним склонилось чье-то довольное смуглое лицо, рот ощерился в неприятной улыбке. На Валента повеяло смрадом гнилых зубов и старого пота. Еще несколько человек обступили македонца с разных сторон.

- Вы не от паши, - пробормотал Валент: голова болела нестерпимо.

Похититель покачал головой, все так же улыбаясь.

- Нет, не от паши, - сказал он. – Тебе повезло, Валент-бей.

========== Глава 147 ==========

Феодора и Феофано жили ожиданием новостей – но обе в отсутствие мужчин упоенно занимались друг другом и своими детьми. Когда-то Феодора была неспособна полноценно размышлять и творить без Фомы, первого мужа и господина, без другого мужчины - сейчас же ее мысль и чувство били ключом. Она стала совсем… свободной, как говорила ее филэ.

Мелетий несколько раз присылал дому Флатанелосов приветы и маленькие подарки из Рима; а Мардоний получал письма от невесты. Рафаэла, хотя и много намечтала себе о любви, как настоящая восторженная юная итальянка, стала охладевать к Мардонию, так долго не видя его, - как и сам жених: их чувству нечем еще было питаться. И сейчас Мардоний страдал не столько потому, что его женитьба откладывалась, сколько тревожился из-за происков Констанции и других Моро. Пока македонец не связал себя неразрывно с могущественными покровителями, он со всеми своими товарищами был в большой опасности!

Но Моро не собирались отдавать Мардонию свою дочь, пока не будут окончательно уверены в нем: пока не вернется Леонард Флатанелос. А комеса все не было. И даже весточки от него нельзя было получить – люди Мелетия действовали сами по себе, подчиняясь целям своего господина.

В начале осени, - когда, по расчетам Леонарда, он должен был быть уже дома или на пути домой, - Мелетий Гаврос опять приехал на свою загородную виллу; и опять пригласил в гости амазонок. Теперь, на правах старого друга семьи, киликиец позвал их без сопровождающего. Феодора заподозрила, что Мелетий намеревается сообщить им известия, которых не следовало слышать Валентову сыну.

Предчувствие ее не обмануло.

Мелетий принял женщин в гостиной внизу, где велел разжечь жаровню: было довольно холодно, несмотря на время года. Занавески на окнах по приказу хозяина были приспущены, словно в знак траура, - и в слабом свете лицо киликийца казалось бледным и усталым. В глаза гостьям Мелетий не смотрел.

Проведя их в комнату, хозяин жестом указал на кресла.

- Вина? – спросил киликиец.

- Пожалуйста, - ответила Феодора за двоих. Они сегодня оставили подросших детей дома – и теперь московитка радовалась этому. Она догадывалась, что Мелетий хочет им сказать…

И вдруг Феодора заленедела от ужаса.

- Леонард? – воскликнула она.

Мелетий, наполнивший их кубки, поспешно покачал головой.

- Нет, о нем я ничего не знаю… до сих пор, - улыбнувшись небольшой извиняющейся улыбкой, ответил хозяин.

Он сел напротив и запахнул широкий халат, потуже затянув пояс с кистями.

- У меня для вас другие новости.

Феодора откинулась в кресле, ощущая огромное облегчение… двойное облегчение.

- Валент?..

Мелетий медленно склонил седую голову.

Феодора взялась за горло – рука повиновалась с трудом, будто чужая.

- Ты казнил его, - пробормотала московитка.

Мелетий усмехнулся мягко и сочувственно.

- Можно сказать и так, госпожа.

- Расскажи… я должна знать, как он умер, - глухо произнесла Феодора. Она ощутила, как в глазах и горле защипало; но все еще не плакала.

- Ты уверена, что хочешь это знать? – спросил Мелетий: теперь без тени улыбки.

Феодора посмотрела в его светлые безжалостные глаза – и медленно склонила голову.