А потом Феодора подумала, что не знает, спасся ли комес…

Но она не успела как следует испугаться; Магдалина вернулась, и рядом с нею шагал Леонард – он прихрамывал сильнее, чем на корабле, казался очень усталым, но был жив и здоров. Нянька несла на руках Александра, а за нею и комесом шли Вард и Анастасия. Было похоже, что они, как и Магдалина, нисколько не пострадали.

Ощутив огромное облегчение, Феодора приподнялась и ослабевшими руками по очереди обняла детей. Опять сев и взяв на колени Александра, она посмотрела на комеса.

- Где остальные, Леонард?

Комес присел рядом на корточки и посмотрел ей в глаза. Выражение его было так серьезно, что у Феодоры захолонуло сердце.

- Господи, - прошептала она, крестясь. – Не может быть, чтобы…

Леонард положил ей руку на голову; теперь теплую и источавшую силу. Потом вдруг прижал Феодору к себе, не обращая внимания на свидетелей.

- Я с моими матросами сейчас обыскивал остров, - проговорил критянин, не глядя на нее. – Мы нашли ваших московитов… они все спаслись, и дети Аммония тоже. Спасся даже этот старый стражник императора, отчим Никиты, хотя он был ранен и ослабел… Тавроскифы рассказали, что уцепились за обломки корабля… моя галера затонула, разбившись о скалы, как я и боялся, - усмехнулся Леонард Флатанелос. – И потом ваши тавроскифы вытаскивали из воды друг друга. А детей Валента подобрали матросы, которые посадили в лодку Магдалину.

Он помолчал, как будто история чудесного спасения только предваряла худшее.

- Заканчивайте! – потребовала Феодора. – А Феофано? А мой муж?..

Леонард опустил голову.

- Их не нашли, - тихо ответил он. – И этого лаконца, Марка, - тоже.

Феодора закрыла лицо руками.

- А гребцы? – прошептала она. Ее разум отказывался сразу воспринять последние слова Леонарда; и она защищалась от такого осознания новыми вопросами.

- Я приказал Артемидору и Христофору расковать тех, кого они успеют, - отозвался Леонард, словно бы рассеянно. – Они успели сбить цепи с трети гребцов, ведь вы знаете, что на каждом весле сидело по пять человек. Но что сталось с освобожденными и остальными – не знаю.

А Феодора подумала, что такой поступок, хотя его и требовало христианское сердце, был еще и очень опасен… каторжники могли взбунтоваться, воспользовавшись подобной прекрасной возможностью. Эти люди могли забыть об обещании Леонарда отпустить их или не поверить ему – хотя свобода для них здесь, в турецких владениях и на пустынном острове, едва ли могла сравниться со свободой в католической Италии. Уж не пали ли их жертвами царица и патрикий Нотарас?

- Нет, не может быть, - прошептала Феодора; она даже рукой отмела такую мысль. Леонард печально усмехнулся.

- Все может быть, любимая, - сказал он: подразумевать он тоже мог все, что угодно.

Потом посмотрел ей в глаза.

- Я счастлив уже тем, что вы сейчас со мной, - сказал комес.

И, несмотря на все, что с ней стряслось, несмотря на величайший страх, - потерять самых любимых людей, - Феодора тоже на миг ощутила счастье. Леонард прижал ее к себе и поцеловал в лоб.

- Идите к своим, - сказал он. – Или вас отнести? На берег набросало кусков дерева с корабля, и там как раз развели костер.

Он показал в сторону – и Феодора в самом деле увидела костер, который, видимо, только что разгорелся; вокруг собрались люди, при виде которых сердце ее радостно взыграло. Леонард улыбнулся, когда она улыбнулась.

- Я сама дойду, - сказала Феодора, надеясь, что в сумерках не видно, как она покраснела. – А вы ведь хотели еще чем-то заняться, правда?

Леонард кивнул, скрестив руки на груди.

- Да, мы с моими людьми обыщем остров еще раз – нужно как следует убедиться, что вашего мужа и Феофано здесь нет. И трое моих матросов тоже пропали. Хотя они могут быть на соседних островах*.

Он нахмурился.

- Вся моя команда – превосходные пловцы, и нам очень повезло с кораблекрушением… если можно так сказать, - усмехнулся комес. – Нас разбило у самого Прота и вынесло на берег; сейчас море теплое, и после крушения галеры осталось много обломков, на которых было даже легче выплыть, чем на самом тяжелогруженом корабле. Очень может быть, что ваш муж и подруга живы, только потерялись. Так же, как и каторжники, которых мы освободили.

Феодора взялась за горло, как патрикий Нотарас, когда его схватила тошнота во время качки, - горло у нее сжималось.

- Метаксия хорошо плавает, она мне говорила…

Леонард кивнул и улыбнулся.

- Значит, надейтесь.

Он показал на костер.

- Идите, обогрейтесь и поешьте. Мы кое-что спасли из провизии и наловили рыбы.

“Как же долго я была без чувств!” - изумилась Феодора.

Комес ушел, все еще немного прихрамывая, - но все таким же быстрым упругим шагом несокрушимо сильного человека.

Феодора встала, придерживая ребенка, – у нее зазвенело в ушах от усталости; Магдалина схватила хозяйку под руку. Вместе с детьми они пошли к костру; и Феодора с новой радостью узнала Евдокию Хрисанфовну, уже хозяйничавшую у подвешенного над огнем котелка, ее мужа и детей… Микитку с Валентовым сыном… Евдокия Хрисанфовна первая заметила ее и улыбнулась, выпрямившись.

- Живая пришла, воительница, - сказала она. С теплотой и без всякого порицания. Хотя, конечно, прекрасно знала, что Феодора любовница гречанки, которая столько сделала ей и ее сыну…

Может, теперь уже бывшая любовница?..

- Милости просим к огоньку, - сказала Евдокия Хрисанфовна. – Сынок, дай место госпоже Феодоре!

Микитка подвинулся, и Феодора села, обняв своего малыша и придвинув его к теплу.

- Сейчас похлебка поспеет, - сказала ключница. – А пока вот выпей винца, согрейся.

Она протянула Феодоре баклагу; та взяла, поблагодарив, - и наконец подняла глаза на Евдокию Хрисанфовну. Взгляды их встретились… и в серых глазах ключницы было очень, очень много.

Но Феодора могла сказать ей не меньше. И они помирились и примирились друг с другом, не сказав ни слова.

Когда все поели, Феодора отодвинулась от остальных и от их тихих разговоров – костерок приугас, и Феодора задумалась о том, когда же прибудут корабли, которых Леонард Флатанелос хотел дождаться здесь. Но такие планы он строил, когда у него была галера! А теперь – что у них осталось?

Утлая лодчонка – или две? Сейчас это неважно; если за ними не придут корабли, они почти наверняка обречены.

- Метаксия, - прошептала московитка, и ощутила, что вот-вот разрыдается. Как ей хотелось сейчас защиты, любви своей подруги; ее язвительности и ума, всей царицы Феофано!..

Мысль о том, что лакедемонянка могла погибнуть, - что во всем мире враждебных женщин она утратила единственную любящую, - заставила Феодору почти корчиться от боли на холодной каменистой земле. Костер догорел, и люди устроились спать, завернувшись в плащи и одеяла; Феодора, уже не сознавая ничего, простерлась ничком и зарыдала, срывая ногти о камни.

Наконец она обессилела и затихла, свернувшись калачиком.

Мелькнула мысль о младшем сыне, Александре, а потом и о Фоме; Феодора вяло перевернулась на бок, найдя взглядом Магдалину. Итальянка чем-то занималась с ее младенцем: наверное, накормила его. Александра уже прикармливали пищей взрослых.

Феодора опять свернулась, закутавшись в плащ, и попыталась заснуть; как вдруг услышала шаги.

Шел Леонард, и он был не один. С ним было двое мужчин, Артемидор и неизвестный Феодоре матрос; и еще…

Феодора вскочила и бросилась к своей царице. Феофано с радостным воплем схватила ее и закружила, а потом крепко поцеловала в губы. Им сейчас не было дела ни до каких приличий. Их спутникам, видимо, - тоже; все мужчины счастливо улыбались.

- Марк! – ахнула Феодора, оторвавшись от подруги.

Лаконец засмеялся и, выхватив московитку из рук Феофано, подбросил ее высоко в воздух; а потом бережно поставил на ноги и обнял.

- Это чудо, что мы все живы, - сказал он.

Феодора с нежностью поцеловала его, уколовшись его бородой.