Ее схватила и оторвала от борта Феофано, которая утащила подругу в укрытие, за бочки, стоявшие на палубе под холстинным навесом, где уже сидели дети.

Феодора порывалась назад, но Феофано не пустила; пытаться сладить с ее железной рукой было бесполезно.

- Хватит геройства… он не за этим там остался! Ты видела?.. Они уже целились в тебя! – говорила гречанка сквозь зубы.

И тут обе услышали команду отдать концы – обрубали канаты, державшие галеру у причала. Они услышали, как тяжко застонали гребцы, налегая на весла; корабль заскрипел, разворачиваясь. Феодора подумала, что даже не знает, вольные эти гребцы или каторжники…

- Он остался там! – отчаянно крикнула Феодора, вспомнив о Леонарде. – Он там!..

Феофано держала ее, пока подруга не затихла, рыдая в ее объятиях.

- Если он жив, он доплывет! – прошептала лакедемонянка, притягивая ее к себе, прижимая ее голову к своему сильному плечу. – Ты же знаешь, какой он пловец! А если нет, уже ничего не сделаешь!

Феодора замолчала, стиснув зубы; в глазах потемнело – так было больно.

Прошло несколько бесконечных минут – шумели весла, вздымая море, надсмотрщики неистово подгоняли гребцов: кажется, это были действительно каторжники. Феодора узнала среди голосов надсмотрщиков голос Артемидора.

А потом раздались крики у правого борта.

- Человек за бортом!

А следом:

- Это комес!.. Хвала небесам! Поднимайте скорее!

Феодора с радостным криком вскочила и бросилась туда, где слышались возбужденные мужские голоса. Она увидела, как матросы вытаскивают на палубу Леонарда; он сразу же упал на деревянный настил, очень бледный, дыша со свистом. Под правой его ногой по доскам растекалось кровавое пятно.

Феодора крикнула:

- Он ранен!

- Пустяки, - пробормотал Леонард: его большое тело перекатывалось от качки, и он стискивал зубы. – Я с этой царапиной бегал…

Феофано уже сосредоточенно помогала подруге осматривать героя. Они порвали его правую штанину и увидели, что мускулистое бедро глубоко прорублено выше колена: по мокрой смуглой коже алой бахромой стекала кровь.

- Быстрее, полотно! – крикнула Феофано. – Он сейчас истечет кровью, остолопы!..

Не заботясь о промывании, женщины туго перетянули ногу комеса; а потом он словно очнулся и неожиданно оттолкнул их.

- Теперь все хорошо… идите позаботьтесь о других. Здесь есть еще раненые… Я дальше сам!

И комес действительно, покачнувшись, встал на ноги без чьей-либо помощи; Феодора опять поразилась жизненной силе этого человека.

- Хорошо, что поджилки не перерубили, - заметила Феофано. – А то он лишился бы ноги на месяц! А так вправду скоро заживет!

Амазонки, вместе с Евдокией Хрисанфовной и Микиткой, занялись другими ранеными: тяжелее всех пострадал Ярослав Игоревич, но его жизни больше не угрожала опасность. Жена уже позаботилась.

Феодора стала подсчитывать потери: ее любимые и сородичи все были тут… Она знала, что убит Максим… а потом неожиданно вспомнила о своих верных фессалийцах, темноволосом Леониде и белокуром Теокле. Их не было; и Феодора догадывалась, какая участь их постигла, - но не смела никого спросить об этом.

Вдруг жестокость и смерти, и жизни поразила русскую амазонку, подкосив ее силы после того, как главные испытания остались позади…

Феодора нашла место, где сидел, отдыхая, комес; он собирался с мыслями. Почувствовав, что возлюбленная опустилась рядом, Леонард повернул к ней голову и взглянул своими честными, обличающими карими глазами. Он много лгал, жизнь так велела… но глаза его никогда не лгали.

- Где они? – тихо спросила московитка.

Леонард сразу понял, о ком она спрашивает.

- Пали, - ответил он.

Феодора зажмурилась, и из глаз потекли слезы. Большая холодная рука комеса, - кровь еще не успела согреть ее, - накрыла ее руку.

- Вы видели это сами? – спросила московитка прерывающимся голосом.

И вдруг ей стало очень страшно; она представила себе, что ее воины остались в живых… и попали в руки врага…

Она открыла глаза и снова взглянула на комеса; губы его тронула улыбка. Леонард Флатанелос понял ее: он всегда ее понимал!

- Да, я видел это сам, - сказал критянин. – Их зарубили на моих глазах. Вашим храбрым фессалийцам повезло.

Феодора прижалась к нему; от качки эта близость ощущалась еще сильнее, еще сильнее волновала.

- Наверное, они мечтали о такой смерти… плечом к плечу, - проговорила она сдавленным голосом. – Они так любили друг друга…

- Да, - тихо отозвался комес.

Потом он взглянул на безоблачное синее небо, повернулся в сторону берега, едва заметной полосы с крошечными людьми, - и, сделав над собой усилие, встал. Это далось ему не легче, чем в первый раз: несколько мгновений Леонарду потребовалось отдыхать. Феодора едва удержалась от желания прижаться к его боку и поддержать его.

- Я должен идти… Взять на себя командование, немедленно, - сказал комес. – Нужно выверить курс, пока не поздно. И вы не теряйте бдительности! Лучше бы вам спрятаться, даже в трюм!

Он ушел, прихрамывая; Леонарду недосуг было даже переодеться, и Феодора видела, как вздуваются мускулы на его обнаженной ноге, на которую легла двойная работа. Московитка вдруг подумала, что даже не спросила Леонарда, убит Валент или жив. Как и не знает ничего о том, сколько имущества, сколько ценностей они спасли!

Феодора подумала, что экипаж галеры наверняка осведомлен гораздо лучше; и положила себе поскорее расспросить кого-нибудь. Пройдя несколько шагов, она наткнулась на Артемидора. В руках у того был размочаленный кнут, который он при виде московитки быстро опустил.

- Что вы здесь делаете? Идите спрячьтесь, - сказал критянин: Феодоре сразу и понравилось, и покоробило такое обращение, которое Артемидор перенял от своего командира.

- Артемидор… вы знаете, что произошло на берегу? – спросила она. – Валент жив?

Артемидор огляделся, будто их могли подслушать; потом кивнул.

- Да, госпожа, - сказал он. – Должен быть жив. Комес ранил его, выбил из рук меч, но потом сам ослабел от своей раны. Нашего комеса ранили до того! И враги напирали! Леонард бросился в воду и уплыл; а турки подумали, что он утонул, и не стали преследовать…

- Правда? – воскликнула Феодора.

Она до сих пор не успела подумать, как Леонард мог уйти от стольких врагов. Феофано говорила ей, что он выплывет… так значит, Феофано почти наверняка лгала! Или нет?

- Как он уплыл? – прошептала московитка.

- Хозяин умеет долго плыть под водой, - улыбнувшись с гордостью, ответил светлоглазый пират. – Он учился этому с детства, как учат нас, критян. Среди турок мало хороших пловцов, и никто из них не умеет так надолго задерживать дыхание! И этому Валенту тоже далеко до нашего господина!

Феодора пришла в восторг.

- Ты молодец, Артемидор, - сказала она; просто потому, что ей хотелось восхититься комесом, а он был уже недоступен. Феодора даже не заметила, что перешла с этим моряком на “ты”, как ей все время хотелось с комесом.

- Ты тоже себя неплохо показала, - улыбаясь, сказал грек. – А твоя Феофано уложила из лука четверых, пока ты еще только прицеливалась!

Феодора рассмеялась: о доблести своей госпожи она уже знала.

- А другие ваши корабли?

- Они остались в Золотом Роге, - ответил Артемидор; он нахмурился, но был спокоен. Феодора ахнула.

- И как они теперь?

- Должны отчалить следом, как только люди Аммония уйдут, - ответил грек. Он сощурил бледные глаза и провел пальцами по рыжевато-русой щетине, почти сливавшейся с загорелой кожей. – Паша не прикажет обыскивать все корабли в порту, боится ссоры с итальянцами…

Он усмехнулся.

- Прятаться не так трудно, госпожа, - если знаешь как, - сказал первый помощник.

Феодора посмотрела на кнут, который он рассеянно вертел в руках, и у нее вырвалось:

- А здесь на галере, гребцы… каторжники?

Артемидор сплюнул за борт.

- Разумеется.

Потом вдруг засмеялся.