Она помолчала.

- Леонард ведь критянин, а эти морские люди издревле почитали великую женскую богиню, как начало всего!*

Тут только Феодора поняла, чем Леонард Флатанелос неосознанно привлек ее с первого взгляда. Она отвернулась.

- Ты хочешь сказать, Метаксия, что Леонард для нас – лучшая возможность спастись? – спросила московитка.

Вдруг она ощутила отвращение к расчетливости гречанки – хотя это обычное женское свойство! Кто же еще будет беречь жизнь и для этого мелочиться, если не жены?

Феофано долго не отвечала. По ее лицу пробегали солнечные блики: и огромные неподвижные глаза, подведенные черным, и яркие твердые губы были как у раскрашенной церемониальной статуи Геры. Какая же эта женщина настоящая?

Феофано поправила тонкую головную повязку, прижимавшую к темени черные волны волос.

- Это может быть не только лучшая возможность для нас, славянка, - но и единственная, - наконец произнесла она. – Мне очень трудно будет уехать неузнанной, как Леонарду было вернуться… Не думай, что действуют одни наши шпионы в Стамбуле… или что градоначальник мог забыть меня. Наверняка люди паши получили приказ схватить меня и доставить к нему: меня или мою голову…

Феодора сжала руки. Она неосознанно сдавила ребенка, так что он проснулся и захныкал; несколько минут мать унимала его, пока Александр снова не заснул.

И тогда она спросила:

- Но разве покинуть Византию можно только через Константинополь?

- Туда причаливают его корабли… и там сейчас стоит его корабль, - сказала Феофано. – Там Леонарду Флатанелосу известны все пути – и в Константинополе у него еще есть друзья, как и враги. Кроме того, Пропонтида сейчас безопаснее всего для союзников султаната – Мехмед охраняет морские пути от пиратов, к которым легко угодить, отклонившись от привычного курса. Ты не знаешь, Феодора, как давно тщательно измерены и поделены морские владения нашей империи! – рассмеялась императрица.

Она вздохнула.

- Я даже осталась бы здесь, будь я одна, - прошептала Феофано. – Но ведь у меня есть все вы, мои дети! Вам нужен свежий воздух и будущее, которого у Византии больше нет!

Феодора благодарно схватила и прижала к губам руку покровительницы.

Справившись с волнением, она спросила:

- Когда ты думаешь бежать?

- Когда придет час… я чувствую, что еще рано, - ответила гречанка. – Может быть, время нам нужно на то, чтобы Ибрахим-паша забыл меня, а Валент тебя, - улыбнувшись, заметила она. – И твой маленький сын… везти такого малыша морем – верная погибель. Как и везти его через наши зачумленные города, где только плебс рожает детей от безвыходности! Благородные люди должны растить детей сильными!

- И Фома не перенесет, если мы потеряем Александра, - прошептала Феодора.

Феофано кивнула.

Женщины долго молчали. Потом Феофано сказала:

- Пойдем в дом, отдай ребенка няньке. И я покажу тебе твой пояс – Дионисий оскорбился бы, узнай он, что ты до сих пор его не видела!

Пояс, как и ожидала Феодора, немало польщенная таким знаком внимания, оказался настоящим доспехом – частью сборного доспеха, какие носили в дохристианские времена воины по всей Греции и Малой Азии.

- Он выкован еще раньше античности, я так думаю… и Дионисий тоже, хотя он хуже меня знает историю, - сказала Феофано, почти благоговейно касаясь гладких звеньев и сочленений. Позолота местами сошла, бронзу тронула зелень, но сочленения не утратили своей подвижности и нигде не нарушились. Жемчуга и бирюза были рассыпаны по всему доспеху с кажущейся небрежностью: но, кроме нескольких камней и перлов, все украшения сидели прочно.

- Видишь – бронза, древнейший металл оружейников; а еще халцедоновые ножны: этот камень исстари добывали в Малой Азии. Бирюза – тоже старинный поделочный камень, его знали и любили во многих государствах древнего Востока, и добывали на Синае и в Персии! Пояс широкий, хорошо защитит живот и спину, но при этом не отяготит хозяина чрезмерно… И рассчитан на тонкую талию, - Феофано взвесила доспех на одной руке и взглянула на московитку.

- А самое главное – он расширяется от талии к бедрам!

Феодора прошептала:

- Так это настоящий пояс амазонки!

- Может быть, одной из тех азиаток, от которых пошли легенды о безмужних воительницах, - согласилась Феофано. – Несомненно одно - пояс действительно принадлежал благородной женщине и воительнице… Хотя мы можем и ошибаться.

Она бесшабашно улыбнулась.

- Защитные пояса-юбки много где носили мужчины, а расширение в бедрах могло быть сделано только для удобства, чтобы свободно бегать и скакать на коне… Но подобный доспех мог быть выкован на женщину, а это для нас главное…

Феофано выпрямилась.

- Погоди! Я покажу тебе!

Лакедемонянка, приведя саму себя в восторг, захлопала в ладоши; потом, подхватив подарок Дионисия, выбежала из комнаты.

Через некоторое время – очень скоро, как показалось Феодоре, - она снова вошла, и Феодора сложила руки в благоговении.

На Феофано был короткий пурпурный хитон – покрой, любимый греческими конниками; сильные бедра были плотно обернуты полотняной повязкой, а поверх надет пояс Феодоры, вместе с панцирем самой царицы, защищавшим грудь и спину. Ноги прикрывали наколенники, руки – наручи: все это византийские воины сейчас носили поверх штанов и туник с длинными рукавами, но на обнаженных руках и ногах Феофано доспехи сидели великолепно. Феофано вышла к подруге без шлема: и тем ярче, тем более вызывающе было видно женщину.

Феодора в порыве восторга и чувства справедливости хотела просить госпожу оставить пояс себе; но лакедемонянка покачала головой, угадав ее желание.

- Передаривать такие дары – оскорбление: у нас… и у вас тоже, насколько мне известно, - сказала она.

Феофано расстегнула пояс и протянула его подруге, прибавив полушутя:

- Эту вещь у тебя могут взять только с боя!

Феодора со слезами благодарности и гордости поцеловала пояс и пошла прятать его в сундук – не зная, суждено ли ей надеть этот доспех когда-нибудь. Не затем, чтобы покрасоваться!

Запирая сундук, она вспоминала о яблонях в своем саду.

Дарий Аммоний к своим семнадцати годам ощущал себя мужчиной, достойным этого звания. Из него так и не вышло воина – хотя мечом и луком он овладел сносно: и мог бы отбиться от простого мирного человека, даже от группы низких людей, из которых не воспитывали защитников и убийц. И так же твердо, как когда-то выехал на поле боя, Дарий пошел к дяде и изъявил желание поехать в Константинополь на розыски младшего брата.

Дионисий изумился, потом выразил желание поехать с ним, хотя был очень занят со своей семьей: которая сейчас нуждалась – и в пропитании, и в защите. Но Дионисий знал, на что способны оба Валентовых сына, - и если Дария не отпустить, он сбежит самовольно!

Дарий стал на колени, услышав такое предложение.

- Побереги свои силы, дорогой дядя, - горячо сказал он, поцеловав оплетенную жилами мощную руку. – Они нужны твоей жене и дочерям… и сыну тоже! Я уже взрослый, и смогу сам позаботиться о себе! Я даже могу жениться! – прибавил юноша с румянцем на щеках.

Дионисий улыбнулся, потом поднял племянника с колен и прижал к сердцу.

- Ты достоин имени своего отца больше своего отца, - сказал он. – Я не буду тебя удерживать: поезжай. Я дам тебе воинов и проводников, но немного; и совсем немного золота. Тебе придется решать, как поступать с собой и своим братом, буде ты отыщешь его!

Дарий низко поклонился дяде и убежал собираться в путь.

Кассандра, услышавшая разговор из-за занавеси, тихо выступила из своего укрытия и подошла к мужу.

- Почему ты отпустил его? – воскликнула она. – Дарий сгинет, как его брат!

- Может быть, - сумрачно ответил ее господин. Он погладил жену по медным волосам, все еще красивым и пышным, несмотря на седину. – Значит, такова его судьба. Сын моего брата вырос и желает испытать себя, как все мужчины.