- Тогда они найдут нас и здесь, - сказала Феодора.

Феофано широко перекрестилась.

- Что ж – тогда мы снова бежим, к Дионисию или Валентовым дочерям! Пока нам только и остается, что позорно бежать, - мы не имеем права умирать с честью.

Императрица улыбнулась всем.

- Потому что мы сейчас не армия, а тыл, мы – сама Византия!

А еще через несколько дней их и в самом деле нашли: и это оказались не турки, а гораздо более удивительный воин.

Он шатался в седле от усталости, и когда к нему подбежал до крайности изумленный этой встречей Марк, стоявший на часах около дома, гость покачнулся и упал ему на руки прямо с седла. Марк пощупал ему лоб – он горел, потому что всадник от истощения схватил жестокую лихорадку.

- Дарий! – воскликнул лаконец.

Юный Аммоний посмотрел на воина своими большими черными глазами и улыбнулся сухими потрескавшимися губами.

- Я все-таки нашел вас, - пробормотал он. – Я должен видеть царицу.

Дарий привалился к могучему плечу Марка и закрыл глаза; а тот бегом понес его в дом, молясь, чтобы мальчик не умер прежде, чем расскажет свою историю.

========== Глава 68 ==========

Дарий пытался рассказывать, пока его раздевали и осматривали, - у него вырвались слова, при звуке которых глаза Феофано сверкнули: “отец” и “турки”. Но речь его была бессвязной, и царица велела мальчику замолчать, пока он не сможет излагать ясно, а опасность для его жизни минет. Ведь может случиться воспаление мозга!

Феофано, в отличие от Марка, рассчитывала на гораздо большую пользу от юного Аммония, чем рассказ о планах отца.

И Марк понял, что задумала госпожа, - разве он не знал ее и не помогал ей все эти годы? Когда глаза обоих лакедемонян встретились над постелью Дария, царица прочитала в зеленых глазах охранителя сумрачное неодобрение; но тут же он склонил голову перед ее волей.

На теле Дария не было серьезных ран – но он стер ноги, как и спину своего коня, и очень исхудал. Когда его вымыли и уложили в постель, он с жадностью проглотил миску похлебки и тут же уснул.

Феофано, присев рядом, с нежностью погладила черные волосы мальчика, длинные, как у отца. Марк, который стоял напротив, увидел, что глаза царицы ярко блестят, а губы изогнулись в улыбке.

- Василисса, - тихо сказал он; против воли возмущаясь. Феофано вскинула руку.

- Спокойствие, Марк… Не смей во мне сомневаться, - пригрозила она, подняв на своего воина глаза. – Разве я ошибалась, направляя тебя все эти годы?

Марк помедлил, глядя на нее, - потом молча поклонился и, повернувшись, вышел из комнаты.

Он прикрыл за собой дверь – а потом быстро перекрестил ее. Лаконец удалился прочь по коридору, оставив Дария и Феофано только вдвоем.

Феофано вышла из комнаты Дария через час. Она улыбалась, но глаза ее были страшны; взгляд, который Марк так хорошо знал!

Лаконец шагнул к царице и сжал ее руки так, что наверняка причинил боль; но она даже не поморщилась.

- Что там, Феофано?..

Феофано подняла глаза на бывшего возлюбленного.

- Аммоний предатель, - пробормотала она. – Милосердный Господь! Я так и не привыкну к этому!

- К этому невозможно привыкнуть! – воскликнул Марк, всей душой страдая за госпожу. Он крепко обнял ее.

- Дарий много рассказал?

- О, мальчик рассказал мало, он почти все время проспал… - ответила Феофано. Она цеплялась за одежду Марка и горячо дышала ему в грудь. – Но достаточно для меня! Ибрахим-паша, вот как зовут его нового союзника: этот турок метит в градоначальники Константинополя после того, как Мехмед займет его! Видишь, они уже делят нашу империю!

Марк перевел дыхание.

- А может, этот паша перейдет на нашу сторону, как принц Урхан?

- Несчастный принц, который очень мешает Мехмеду, - рассмеялась Феофано. – Нет: это такой исключительный случай, который только подтверждает обратный закон! Крысы бегут с корабля, но не на корабль!

- Этот Аммоний вроде Флатанелоса, - глухо пробормотал лаконец.

- Нет, - ответила императрица.

Она отстранилась от него и отвернулась.

- К несчастью, Валент Аммоний гораздо умнее и дальновиднее Никифора. Не говоря о том, что куда его храбрей! Я даже знаю, почему.

Феофано улыбнулась Марку.

- Потому, дорогой мой, что Валент имеет естественную тягу к магометанам, по крови, - сказала она. – К ним примкнуть куда легче, чем удержаться с нами… христианство и греческий закон гораздо требовательней! Флатанелос был по крови и воспитанию грек, хотя и паршивый; и он потерял опору и храбрость, предав свою веру. А Аммонии – не греки, и Валент просто последовал зову крови! Ведь турки – это такой же разбойный восточный сброд, какими были персы для эллинов; только гораздо хуже, потому что они ведут священную войну!

Она вздохнула.

- Что делать с Мардонием! Ведь он сейчас у отца – несчастный мальчишка!

- Это отцовское право, - угрюмо отозвался Марк.

Феофано рассмеялась.

- Ты ли это говоришь, мой несгибаемый спартанец?

Они долго смотрели друг на друга; и в зеленых глазах Марка появилось что-то новое… нет: разгорелся огонек, который он давным-давно притушил.

- А ты никогда не жалеешь, что мы… - начал эскувит.

- Жалею, и ты это знаешь! – быстро перебила Феофано. – Но женщине куда труднее в таких делах, чем мужчине: женщина кладет всю жизнь на то, на что мужчина тратит минуты… или час, если он хороший любовник.

Марк покраснел от обиды, которую она нанесла ему почти намеренно.

- Ты ведь знаешь, - сурово начал он. – Я бы никогда тебя не предал!

Феофано кивнула.

- Знаю – и поэтому ты мой воин! Простые воины гораздо честнее и надежнее военачальников и аристократов!

Она погладила Марка по заросшей щеке; лаконец перехватил ее руку и прижался губами к ладони.

- Я готов ждать тебя до тех пор, пока мы оба не станем тенями.

Феофано рассмеялась со слезами.

- Ты никогда не будешь тенью, мой милый: в тебе слишком много огня и силы!

Его взгляд изменился; воин крепко взял повелительницу за плечи и склонился к ее лицу. Она ждала, глядя на него неподвижно, приоткрыв губы: ей хотелось его поцелуя.

Но если Марк позволит себе это, он предаст царицу и себя – и уже не сможет потушить свое пламя…

Марк опустил руки и отвернулся.

Феофано пошла было прочь; но тут Марк окликнул ее:

- Это из-за нее, да?

Феофано обернулась на него – а потом сделала отвращающий жест.

- Такого не спрашивай, я тебе не отвечу!

Когда царица скрылась, Марк понурился, ощущая, как необычайная печаль, приличествующая скорее женщине, чем воину, сдавила ему грудь. Конечно, царица отвергала его не только из страха покориться своему воину и зачать от него, но и из-за любимой московитки: женщины прилипали к своим подругам так же крепко, как мужчины к своим любовникам. И даже крепче – потому что женщины не требовали взаимного удовлетворения так ненасытно, как мужчины от женщин и друг от друга; женщины лучше владели словом и не стыдились друг друга утешать! Любовь женщин – самая постоянная из всех, какие бывают между людьми, подумал Марк. Он усмехнулся и пожелал своей госпоже счастья.

Но он сам не забыл то время, когда обладал Феофано: не забыл ни единого мгновения, что она подарила ему. Его любовь к ней так же постоянна, как ее, - пусть и безответна; а его память так же крепка, как и верность.

И, быть может, когда они оба перешагнут порог смерти, он завоюет ее вновь – за этим порогом, как за краем Ойкумены*!

Лаконец засмеялся таким мыслям; а потом одернул себя и заставил вернуться к тому, что произошло сегодня. Дарий и его отец сейчас намного важнее мечтаний о несбыточном.

Когда Дарий выспался и открыл глаза, около него опять была царица: в черном траурном платье, с высоко подобранными волосами. Но большие глаза ее были тоже густо подведены черным, и губы накрашены. Она смотрела на сына Аммония со свойственным ей одной выражением на своих ярких и твердых губах: с улыбкой предвкушения каких-то сладостных и греховных свершений. Дарий рано научился распознавать такие выражения: ведь в нем текла восточная кровь…