Увидев, что Дарий узнал ее и готов говорить, Феофано с улыбкой кивнула мальчику на столик у кровати, на котором стоял поднос с едой.

- Здесь бобовый суп, хлеб и вино. Поешь, а потом поговорим.

Дарий проглотил скудную еду так быстро, что почувствовал себя почти виноватым; но царица рассмеялась и потрепала его по острому плечу.

- Молодец! А теперь, - тут ее голос перешел в свистящий шепот, и она слегка склонилась к гостю, - рассказывай. Я должна знать все, потому что ты теперь мой подданный, мой слуга! Понимаешь, Дарий?

Дарий кивнул: он прекрасно понимал все это. Иначе бы он не вернулся!

Он принялся рассказывать – слова, вначале бессвязные, с запинкой, потом полились неудержимым горным потоком; несколько раз Дарий даже порывался вскочить, пылая от возбуждения и негодования, но сильная рука удерживала его на месте. Царица время от времени перебивала его вопросами, которые всякий раз попадали в цель, как не могут промахнуться отравленные иглы.

Феофано спрашивала, сколько дней он скакал, как определял направление, как ему удалось сбежать от отца – и почему он это сделал!

- Я скакал три дня, но я часто останавливался на отдых… я не очень хороший наездник, моя василисса, - потупившись и покраснев, сказал юный перс. Он поднял тонкую смуглую руку и показал на окно. – Я скакал все время на запад, и направление определял только по солнцу… но вчера заблудился в дубовой роще: забыл, с какой стороны въехал под деревья, и долго кружил. Потом я забыл, где запад…

- Бедный мальчик! Ты очень храбр, - серьезно сказала Феофано.

Она наклонилась и поцеловала его, и Дария бросило в жар. – Почему же ты не привез своего брата?

Дарий вскинулся в постели и сжал в кулаки; потом упал назад на подушки. Он отвернулся.

- Я не мог! Отец и… и паша следили за ним куда внимательнее, чем за мной! И сам Мардоний тоже… - Дарий запнулся и замолчал, закусив тонкие пунцовые губы.

Феофано кивнула, глядя на него с грустью и отвращением.

- Из твоего брата еще можно сделать все, что хочешь, - проговорила она. – А из тебя уже нет! Ведь ты христианин, мальчик?

Дарий распахнул черные глаза и размашисто и неуклюже перекрестился в доказательство этого.

- Смотри же, никогда этого не забывай, - сказала Феофано.

Потом царица задумалась, и Дарий понял, о чем: Феофано пыталась по его рассказу оценить положение и силы противника… его отца!

А потом Феофано опять взглянула на него, и стальной блеск в ее глазах заставил сына Аммония замереть. Она досадовала! Она узнала сликом мало – и теперь сомневалась, не скрыл ли Дарий от нее чего-нибудь!

Потом Феофано покачала головой.

- Валент чувствует себя в безопасности от меня, иначе не выпустил бы тебя, - со вздохом сказала она. – Ведь он знал, что ты можешь сбежать ко мне! И, быть может, даже хотел этого, чтобы ты не смущал своего младшего брата…

Феофано опять замолчала.

Она смотрела на Дария так долго и так странно, что он опять ощутил холодок страха: теперь мальчик не мог понять, о чем царица думает. А если бы понял, пришел бы в настоящий ужас.

Но ее размышления окончились для Дария благополучно: царица устало улыбнулась, взгляд серых глаз смягчился.

- Ну что ж, Дарий… ищи теперь твоего отца как ветра в поле! Ты говорил, что все это время жил в лагере?

- Да, царица, - ответил он. – Но это совсем не такой лагерь, какой был у тебя! Всего сотни две воинов, при двух шатрах!

- Это только личная стража твоего паши, не беспокойся за него, - усмехнулась Феофано. Она наморщила лоб и подумала с отчаянием, сколько же азиатов в ее войске. Сколько урожденных персов, согдиан - самаркандцев, бактрийцев – уроженцев Тохаристана* она собрала под своим знаменем и приучила подчиняться Аммонию? А ведь он, мерзавец, и вправду настоящий мужчина и вождь…

Потом Феофано положила руку на лоб Дария. Теперь он был прохладным. Феофано улыбнулась.

- Ты герой, мой милый Дарий… И ты оказал мне и Византии неоценимую услугу.

Она помолчала, глядя ему в самое сердце.

- Ты ведь понимаешь, что, вернувшись ко мне, спас свою душу?

Дарий серьезно кивнул; и его глаза совсем почернели при мысли о душах отца и Мардония.

- Теперь ложись-ка и засни снова. Чтобы лихорадка не вернулась, - велела царица, вставая.

Дарий послушно лег – и быстро заснул опять, ровно дыша; а ей отдыхать было некогда. Царица не может спать, когда отдыхает ее народ, - для того, чтобы народ спал спокойно!

Выйдя за дверь, Феофано столкнулась со своей филэ и патрикием.

- Как вы кстати, - сказала она, кладя руки обоим на плечи. Феофано даже не улыбнулась. – Идемте, нам нужно поговорить!

Позже вечером – совсем ночью – Феофано, уединившись в своем кабинете, написала два длинных письма Дионисию Аммонию: второе повторяло первое, но доверять переписывание секретарю она не решалась. Царица вручила послания двум гонцам, которые выехали в ту же ночь: второй – через два часа после первого.

* Так греки обозначали освоенную человечеством (прежде всего – греческими племенами) часть мира.

* Термин, обозначающий историческую область на территории современных Таджикистана, Узбекистана и Афганистана, заменивший древний термин “Бактрия”.

========== Глава 69 ==========

Феодора спрыгнула со спины кобылки, которую, как и ту, прежнюю, звали Тессой, и отстранилась от мужа, желавшего ее поддержать. Зябко обхватив плечи руками, она вгляделась в то, что осталось от их дома.

Отсюда казалось, что особняк совсем не пострадал – все так же белел среди яблонь, груш и олив: те деревья, что у дома, турки пощадили. Но ужасающая пустота, тоска наполняла все вокруг, как бывает на свежих кладбищах.

“Сколько же теней здесь, которые стенают, требуют отмщения, - подумала Феодора. – Как глупо христианам верить, что души спят до Судного дня! Они же все здесь!..”

- Фома, дай руку, - сказала московитка. Муж схватился за нее, видно, одолеваемый такими же страхами: если не сильнейшими. Они пошли вперед, нетвердой походкой. Их воины остались у дороги, охранять оставшихся лошадей: им не было ни нужды, ни охоты бродить по такому гиблому месту. Только Теокл и Леонид следовали за господами.

Мраморный особняк и в самом деле почти не пострадал – только прокоптились кое-где стены и подломилась от чьего-то богатырского удара одна колонна портика. Но зов неупокоенных душ стал еще явственнее, а сами души почти осязаемыми: они касались их лбов и плеч порывами ветра. Казалось, оглянись Феодора – и увидит Олимпа, старого друга, который уже готов дотронуться до нее холодной рукой: рукой скульптора, который один Бог знает что теперь ваяет в своем Аиде…

Хозяйка, поднявшись вместе с мужем по ступеням, вглядывалась в черноту за полуоткрытой дверью.

- Мне кажется, если я войду в дом, он поглотит меня, - пробормотала Феодора с дрожью. – Мертвецы пленят меня и не отпустят…

Но она сразу вслед за этим отняла свою руку у мужа и скользнула в могильный мрак. В доме было так холодно, как не бывает летом, даже в больших особняках, даже в ненастные дни. А стоило Феодоре войти в столовую, как у нее потемнело в глазах: в яркий полдень, хотя солнце сияло в окна…

Казалось, побоище случилось только вчера. Мебель была изломана, скатерти и занавеси висели клочьями. И повсюду – на полу, на стенах - была кровь. Эти следы не сразу бросались в глаза, потому что побурели: но стоило заметить их, как не получалось замечать уже ничто другое.

- Уйдем, - Феодора быстро отвернулась. – Я не могу!..

Она всхлипнула и, протолкнувшись мимо потрясенного мужа, побежала по лестнице наверх, надеясь найти хоть какое-то успокоение. В коридорах верхнего этажа ничего не тронули: по-видимому, здесь никого и не убивали. Но вид библиотеки и кабинета патрикия потряс Феодору до глубины души.