Почти месяц я Владимира встречал только на работе. Всё свободное время он проводил со своей любимой девушкой. Я, видя, как счастлив мой друг, радовался за него. Для Владимира это было не просто увлечение, это была настоящая любовь. Та самая болезнь, из-за которой человек теряет зрение и слух, из-за которой не видит очевидных недостатков любимого человека и не слышит разумных доводов ближних. Люди, которые заражаются любовью, бросаются и в огонь и в воду. Именно таких "подвигов" я и ожидал от Владимира. Он не заставил долго себя ждать.

Мы столкнулись с ним в столовой и сели за один столик.

- Поздравь меня, я принял Иисуса Христа в своё сердце, - выпалил мне на одном дыхании Владимир.

Я ждал такого поворота событий, но всё равно сделал удивлённое лицо.

- С чего это вдруг?

- Ибо тем, которые приняли Его, верующим во имя Его дана власть быть чадами Божьими. Это из Евангелия от Иоанна, не помню, какой стих.

Ну, ну, интересно. Расскажи ещё что-нибудь, - я продолжал изображать удивление, поглощая при этом салат.

- Ну вот, посмотри. Кем я был раньше? Грешником! Вот мы с тобой дружим несколько месяцев, а чем мы занимались всё это время? Пиво хлебали не меряно, анекдоты травили пошлые, к девчонкам приставали, потому что искушал нас глаз наш и поедала нас похоть. И плата нам была за это - адские муки. Но возлюбил нас Бог, который отдал Сына своего единородного, дабы всякий верующий в него не погиб, но имел жизнь вечную. Это тоже из Евангелия от Иоанна.

Мне это начало надоедать, и я решил сменить тему.

- Стоп! Ты что решил мне всю Библию пересказать? Я помню её содержание. Ты лучше расскажи, как у тебя дела с твоей рыженькой баптисткой.

- Вот о ней я тоже хотел поговорить. И во-первых, она не баптистка, а пятидесятница, во-вторых, у неё есть имя, и зовут её Настя. А в-третьих - мы с ней решили сегодня представиться, так сказать официально, её родителям.

- Молодец! Так держать! И имя у твоей невесты хорошее, славянское. Надеюсь, что её родители не будут возражать против ваших отношений.

- Вот именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Мне страшно идти одному, и я хотел, чтобы ты пошёл со мной. И ещё помоги мне продать телевизор. И ещё ты говорил, что одна твоя знакомая работает в библиотеке. Так помоги мне сдать мои книги.

Просьба Владимира меня немного озадачила. Я в начале подумал, что ему просто нужны деньги. Я был готов отдать ему всю свою зарплату, но Владимир объяснил это так:

- Телевизор - это искушение для зрения и слуха, а значит - яд для души. Книги не меньше телевизора отвлекают от душеспасительного пути к Богу.

Я уже не мог скрывать своего возмущения и решил высказать всё, что я об этом думаю.

- Как же тебя всё-таки обработали? Всего месяц прошёл. А ты уже как бессловесное стадо. Штаны, кстати, продать не надумал? А то ведь Адам с Евой такого изобретения не знали.

- Нет, штаны пока остаются, а вот свои футболки с изображением дракона, Брюса Ли и Шварценеггера я уже сжег. Чтобы не стать идолопоклонником. Сжёг и свои плакаты с разными идолами. Я же сказал тебе, что принял Христа. Теперь я хочу жить в нормальной христианской семье, где царят мир и благодать.

Я не стал с ним спорить. Это было просто бесполезно. Тем более, у него была своя голова на плечах, и я не имел никакого права указывать ему, как жить. Я согласился помочь ему во всех его просьбах.

Вечером мы были в гостях у его невесты. Встретила нас мать Насти. Когда мы знакомились, я взглянул в глаза этой женщине и сразу понял, что передо мной сильная и волевая личность, смирением от которой даже не пахнет. Она провела нас с Владимиром в гостиную, где сидели отец невесты, сама Настя и Юрий. Настя была в косынке и длинной юбке, которую всё равно пробил мой мужской взгляд. Настя выглядела гармоничной девушкой, и если бы можно было чуть-чуть подправить её лицо, то её можно было бы назвать красивой. Отец не произвёл на меня никакого впечатления, а вот встретившись взглядом с Юрием, я думаю, мы увидели друг в друге врага. Мне стало ясно, что мне предстоит роль громоотвода и придётся выслушивать то, чего не могут сказать друг другу все присутствующие. Такая роль доставалась мне не в первый раз, поэтому я знал, что выдержу часа два.

Перед ужином я отлучился в туалет и зашёл в ванную, чтобы помыть руки. Ванная комната соприкасалась с кухней, и то, что там происходило, мне было прекрасно слышно.

- Ты видала, - шептал отец Насти своей жене, - в какой замурзанной рубашке пришёл наш кот в сапогах? Надо поставить точку в отношениях нашей дочери и этого голодранца.

- Молчи, старый дурак, - зашипела его супруга. - Это болван прицепился к Юрию, тот стал его духовным наставником. Дочь свою я, конечно, ему не отдам, но придётся немного потерпеть.

Я вернулся в гостиную, полностью утратив желание общаться с этими людьми. Но, помня своё обещание Владимиру, решил потерпеть. Это было нелегко, так как всё внутри меня кипело и готово было выплеснуться наружу.

И вот всех пригласили на кухню. Мать Насти, Тамила Романовна, показала себя сердобольной хозяйкой. Стол был накрыт со вкусом. Даже не в каждом ресторане могут накрыть такой стол. А то, что на столе находились полные сервизные наборы, даже немного озадачило меня. Я уж и не помнил, в какой руке вилку держать, а в какой - нож. Тем более не мог отличить вилки для мяса и для салата. Владимир, наверное, испытывал такое же затруднение.

- Ну, давайте помолимся, - предложил Юрий и впился в меня своими глазами, которые я невзлюбил ещё в парке. - Наверное, начни ты, Руслан.

- Я не умею, - солгал я.

Тогда Юрий закрыл глаза, сложил руки на груди и начал произносить молитву. Все тоже закрыли глаза и стали качать головами в знак согласия. Молитва была долгой. Юрий благодарил Бога, потом - главу семейства, потом супругу и дочь, наконец, добрался до меня и Владимира. Я смотрел на часы и отсчитывал время. 23 минуты продолжалась его молитва. Я сам мысленно начал благодарить Бога за то, что Юрий забыл поблагодарить хлеборобов, комбайнеров, водителей машин, работников элеватора, пекарей, продавцов и ещё множество народа, приложивших руку к тому, чтобы на столе появился хлеб наш насущный. Наконец-то прозвучало всеобщее "Аминь!", и мы сели за стол.

- А вы, как я понял, не верите в Бога? - обратился ко мне глава семейства Евгений Дмитриевич.

Я расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и достал свой нательный крест. У всех присутствующих перекривились лица, словно они увидели не крест, а выбежавшего из клетки льва.

- Я православный и верую в Святую Троицу, почитаю Матерь Божью. Признаю иконы и молю святых о помощи, - видя их искривлённые лица, я решил и дальше продолжать перечень православных положений, но тут Владимир ущипнул мою ногу. Я посмотрел на него и прочитал в его глазах мольбу не продолжать богословские прения.

Но Юрий не унимался:

- Что это за вера? Священники - пьяницы и блудники, прихожане - слуги греха. Больший же грех - идолопоклонничество - в православной церкви просто процветает. А что это за поклонение Божьей Матери?

Но тут уже я не мог удержаться. Меня понесло и уже ничто не могло остановить. Владимир щипал меня за ногу, толкал в бок, наступал на ногу, но я не обращал на это никакого внимания - обида за клевету на моё вероисповедание полностью поглотила меня.

- Юра, а у вас есть мать? - спросил я своего обидчика.

- Да.

- Тогда я её не уважаю за то, что она родила такого дурака.

- Что? - глаза Юрия налились кровью. - Да как ты смеешь кидать мне в лицо такое оскорбление?

- А чего ты позеленел? - продолжал я донимать его. - В Иисусе Христе столько же от матери-человека, сколько от отца-Бога. И если ты умудряешься причислить мать Бога к разряду идолов, какой же благодати ты ждёшь от Христа? Хотя какая может быть благодать для волка в овечьей шкуре?

Юрий был так взволнован, что уже не мог сказать ни слова. Я, конечно, понял, что он почувствовал. Ведь настроен я был крайне решительно. И ещё один выпад в мою сторону, и я перешёл бы на откровенные грубости. Это поняли все, и Настя стала нас мирить. Потом мы молчали, делая вид, что ничего не произошло. А когда ужин подходил к концу, Владимир решил поговорить о главном: