Боги милостивые. Восторг Коннингтона от захвата Бобрового Утеса испарился, словно туман на солнце. Цитадель пала, лорд Хайтауэр мертв, Рендилл Тарли сжимает кольцо вокруг тяжело раненного Эйегона, а он сидит здесь, на другом конце страны, и все из-за его глупости, из-за того, что он не позволил Тириону Ланнистеру погибнуть. Ну и к чему привело твое благородное желание спасти жизни жителей Ланниспорта? Когда уже ты перестанешь изображать из себя героя?

У него не было ответа на эти вопросы. Есть лишь один способ искупить свою вину. Ему было наплевать на опасность. Ему было наплевать, что он может погибнуть. Рейегар, прости меня. Прости меня. Прости.

- Как только вы сможете сесть на коня, - сказал Джон Коннингтон гонцу, - мы отправимся в Королевскую Гавань.

Так они и сделали. Пара дураков, калека и наемник, привязали себя к седлам, чтобы спать по очереди, не останавливаясь. Дураки и слепцы. Не без дурных предчувствий, Коннингтон оставил Аурана Уотерса и остальных Золотых Мечей укреплять влияние в Западных землях; опять же, если их настигнет и убьет Рендилл Тарли, пусть лучше погибнут два человека, а не две тысячи. Даже если один из этих двоих – Коннингтон. Но если я погибну, а принц ранен…

Не имеет смысла размышлять об этом. Если, да не допустят этого боги, такое и случится, мертвому ему будет уже все равно. Коннингтон не скакал так быстро, даже когда спасался от гнева Эйериса или когда спешил в Пентос, получив тайную весть от Вариса, что там его ждет маленький сын его дорогого друга. С каждой милей боль в искалеченной руке жгла все сильнее, на ляжках открылись гнойные язвы. Может быть, ему и удалось остановить медленное продвижение серой хвори, но во время этого тяжелейшего броска на восток Джон Коннингтон чувствовал на затылке дыхание смерти. Он не осмеливался резко оборачиваться, боясь увидеть призрак Неведомого – черную рясу, пустой капюшон и протянутую руку.

Наконец, на четвертый день ближе к вечеру, после того как они едва не столкнулись с передовым отрядом Тарли, поспешно укрылись от них в Королевском лесу и проследовали вдоль одного из притоков Путеводной на север, к ее устью, они добрались до бесплодного, каменистого берега, где стоял на якоре флот Эйегона. Все знамена были спущены, а люки задраены. Корабли пострадали не так сильно, как опасался Коннингтон, но это была мелочь по сравнению с потерей людей и слонов.

Изнемогая от усталости, лорд Джон лихорадочно прикидывал, куда им следует направиться, - определенно, им нельзя здесь находиться, ведь лорд Рендилл всего в нескольких часах пути отсюда. На севере находится Морской рубеж, но это всего лишь крошечный незащищенный остров, к тому же Коннингтон не горел желанием снова быть обязанным Аурану Уотерсу. На юге – Штормовой Предел и Грифоний Насест, но если они отправятся в этом направлении, то попадут прямо в руки наступающей армии Тарли. На западе – Королевская Гавань, сейчас ее точно захватить не удастся, а на востоке – Пентос. Эту возможность следует рассмотреть, но Коннингтон скорее бы улегся спать в змеиное гнездо, чем стал связываться с магистром Иллирио Мопатисом, невзирая на его торжественные заверения в преданности и дружбе. И все же, это может быть их единственный шанс.

К тому времени, как они спустились на топкий, подернутый тонкой корочкой льда берег, Коннингтон уже еле держался в седле. Их встретили два сержанта из Золотых Мечей, явно не ожидавшие увидеть лорда Джона так скоро. Они обменялись приветствиями, и, сопровождаемый наемниками, Коннингтон поднялся на борт и спустился в каюту принца Эйегона.

Внутри было жарко и темно, пахло свечным жиром, лекарствами, потом и кровью. Принц, весь обмотанный бинтами, лежал на узкой койке, за ним ухаживали Арианна Мартелл и Элия Сэнд. Дорнийки выглядели неприбранными и невыспавшимися, их густые черные кудри были беспорядочно распущены по плечам, и Коннингтон с неохотой был вынужден признать, что благодарен девушкам за их заботу об Эйегоне. По крайней мере, здесь нет Лораса, - и это либо очень хорошо, либо очень плохо.

- Оставьте нас, - сдавленно произнес он. Голос прозвучал глухо, словно звон надтреснутого колокола. Сержанты поклонились, пододвинули к нему табурет и оставили его наедине с принцем и девушками.

Эйегон, услышав его голос, взволнованно пошевелился. Он даже попытался сесть, чему Коннингтон был рад; значит, ранение не такое уж тяжелое. Плотная льняная повязка закрывала большую часть лица принца, но один глаз был все-таки виден.

- Гриф? – хрипло прошептал Эйегон.

- Это я, мой принц. – Коннингтон пододвинул табурет ближе и убрал прядь серебристо-голубых волос с пылающего лба Эйегона. – Боги милостивые, что же?..

Эйегон попытался что-то сказать, но Арианна положила руку ему на плечо.

- Позвольте мне. – С этими словами она повернулась к Коннингтону, явно напрашиваясь на то, чтобы он приказал ей убираться, и сказала: - У принца порезано лицо, от левого глаза через правую щеку до нижней челюсти. Рану зашили, но ее нужно часто промывать, чтобы избежать заражения. К счастью, зрение сохранилось, благодарение Матери, но не известно, сколько времени нужно, чтобы все зажило.

Эйегон издал низкий булькающий звук, явно пытаясь что-то спросить. Он хрипло откашлялся и смог произнести лишь: «…Утес?»

- Утес взят, - устало ответил Коннингтон, решив не обременять принца своими размышлениями касательно Уотерса и рассказом о том, как он не допустил резни в Ланниспорте. – Может быть, нам даже удастся закрепиться там.

- Вы приехали, как будто уже закрепились, - холодно заметила Элия Сэнд.

- Я приехал, потому что нужен моему принцу. – Коннингтон гневно взглянул на Песчаную Змейку. – И не тебе указывать мне, как обращаться с Ланнистерами, девочка. Разве не твоя сестра Обара похваляется тем, что ей удалось убить принцессу Мирцеллу прямо под носом у твоего дяди Дорана?

Арианна, сидящая с другой стороны постели, вздрогнула, словно от удара. Она не могла даже говорить о гибели Мирцеллы, и Коннингтон сам не знал, что и думать. С одной стороны, Мирцелла была плодом кровосмешения Джейме и Серсеи Ланнистеров, преступления ее семьи были всем известны. Но он только что видел, как Бобровый Утес превратился в руины. И только Грегор Клиган убивал детей без зазрения совести, этот бешеный пес убил бы и Эйегона, если бы не Варис.

Коннингтон был вынужден задать еще один трудный вопрос.

- Где сир Лорас Тирелл?

Дорнийки переглянулись, и наконец Арианна ответила:

- Он не вернулся на корабли вместе с нами. Если он остался в живых, значит, он где-то в Королевской Гавани, разыскивает свою сестрицу.

- Если он остался в живых на Драконьем Камне, после того как его облили кипящим маслом, не стоит его недооценивать. – Правда, если он погиб, будет трудно потом объясниться с Тиреллами. Еще одна головоломка. – Мы должны отплыть до ночи. Лорд Рендилл Тарли уже близко. Я знаю, вам это придется не по душе, мой принц, и мне тоже, но нам придется отправиться в Пентос.

- Ннн… - Эйегон попытался что-то произнести сквозь толстый слой повязок. Он поперхнулся, откашлялся и начал снова: - Нет. Не в Пентос. Мы можем плыть. Только в одно место.

- Куда? – в отчаянии спросил Коннингтон. – Куда?

Глаз Эйегона лихорадочно блестел, но во взгляде принца пылала неистовая убежденность.

- Лорд Станнис. Далеко. Мы должны занять. Родовое гнездо моего дома. Мы должны создать. Собственных драконов. Если моя тетка не придет. Со своими. Драконий Камень, милорд. Мы должны плыть на Драконий Камень.

========== Тирион ==========

Здесь он увидел больше звезд, чем за всю свою жизнь. Сухой воздух пустыни, высокая скала, на которой они очутились, Скахазадхан, лениво огибающий жалкие остатки разграбленного города, все еще льнущего к его устью, извилистая гряда песчаных холмов, прорезанных каньонами, кружащие над головой стервятники и доносящаяся издалека сладковатая вонь трупов из юнкайского лагеря… дотракийцы разграбили все, что еще можно было разграбить, и убили всех, кого еще можно было убить, а потом повесили тела на крепостной стене, где те сначала распухли, потом почернели, а потом иссохли… если не обращать внимания на все это, звезды здесь просто обалденные. Огромные, размером с кулак, яркие, словно хрусталь, они украшали черный бархат миэринских ночей, будто в качестве возмещения за ужасные дни. Да, он застрял в заброшенном оазисе посреди пустыни вместе со своей побочной дочерью, которая даже не знает, что она его побочная дочь, и они скоро умрут от голода и лишений, но зато звезды здесь красивые. Боги, спасибо вам. Я знаю, вы изо всех сил заботитесь обо мне.