Нет. Он будет стоять здесь до рассвета и сражаться. Его меч не из обычной стали, он может рассечь мышцы, которые соединяют этих тварей. Это мой долг. И даже смерть его не остановит. Еще одно воспоминание, слишком слабое, чтобы облечь его в слова, которые однажды произнес его брат. Это был черный брат или кровный брат? Его кровный брат, у него их было два, нужно вспомнить… но нет, он должен сражаться…

И тут он увидел лютоволка.

Зверь сломанного мальчика. Варга. Оборотень, вот он кто. Может отбросить свое тело, свои бесполезные ноги и побежать, слившись воедино с большим серым золотоглазым волком, которого звали – и следопыт находил это ироничным – Лето. Лето не пошел за своим хозяином внутрь холма. Частью своей души он мог бы это сделать, но только частью − остальное было диким, словно лесная чаща. Дети Леса не ели мясного, только ягоды и корни, и пили воду из потайного родника. Волк не смог бы этим прокормиться. Дети Леса сами стали бы для него едой.

Здесь тоже было немного пропитания, разве что белки. Поэтому огромный лютоволк становился все более худым, голодным и диким. Следопыт не мог определить, есть ли внутри мальчик, длится ли еще эта связь, помнит ли волк что-нибудь – может быть, помнит даже больше, чем он сам.

Но сейчас Лето был окружен кольцом упырей, и их становилось все больше.

Следопыт видел, как волк рычит, обнажая клыки, как он бросается на мертвецов, напирающих со всех сторон. Его золотистые глаза сверкали почти так же ярко, как их голубые. Потом он встал на могучие задние лапы и набросился на одного из упырей. Волк и упырь вместе рухнули на снег, мертвые пальцы вцепились в густую серую шерсть на горле Лета.

Лютоволк рычал, вставал на дыбы, боролся, но не мог сбросить с себя мертвяка. Вновь и вновь они катались по снегу, яростно сражаясь. Волк крепок, словно закаленное железо, но все же он живой, и его можно убить. А если его убьют и он восстанет бессмертным, как это происходило со всеми животными, которых убили мертвецы…

Он убьет сломанного мальчика. Он прикончит следопыта. Он может убить и Детей Леса, а вместе с ними и слабую надежду на приход весны.

«Я должен пойти к нему, − подумал следопыт. – Я должен его спасти».

Но пойти к Лету означало оставить дверь, вход, который он охранял в течение трех поворотов луны…

Рывки волка стали слабее. Его рычание перешло в придушенный хрип, а из пасти потекла пена.

Сейчас или никогда.

Следопыт напрягся и вложил всю свою силу в мощный прыжок. Он пронесся над головами разъяренных упырей, и на мгновение ему показалось, что он может летать. Затем он рухнул вниз, перекатился, вскочил и побежал.

Его меч вонзился упырю в череп. Наружу хлынули протухший мозг, черная кровь и обломки костей. Даже упырь не может не заметить, что ему снесли полбашки, и этот лихорадочно забился, выгибаясь назад, как пронзенная острогой рыба. Лето уперся лапами в землю и с рычанием открыл пасть.

Почти обезглавленный упырь повернулся к следопыту. Тот поднял меч. Иди ко мне.

Так и случилось. В следующий миг они сошлись. Меч следопыта пронзил бледный живот упыря, и оттуда вывалился клубок замерзших внутренностей. И все же это не остановило мертвеца. Холодные руки вцепились в холодные руки, выворачивая, разрывая, ломая, хватая, размалывая. Они боролись лицом к лицу, и упыри сомкнулись вокруг них в молчании.

Вдруг меч следопыта сломался.

Он услышал лишь пронзительный скрежет, дрожащий и гудящий, словно гнездо обозленных шершней, а потом его меч рассыпался на осколки, осталась только рукоять. Тогда он выбросил руку вперед и воткнул обломок меча упырю в глаз до отказа. Но тот все равно не остановился. Трупное зловоние ударило следопыту в лицо, и он скривился.

Глаз лопнул и превратился в черную шипящую слизь, которая дымилась и разъедала сталь, будто кислота. Но в другом глазу все еще мерцал огонь. Мертвец видел.

Следопыт потерял равновесие. Тяжело, словно камень, он упал в сугроб. Призрачная боль пронзила вывернутую ногу. Упыри остервенело карабкались к проходу − над ним, вокруг него, мимо него.

Заклятья… Следопыт не знал, действуют ли еще они. Огонь отпугивает мертвецов. Но огня не было. Тьма. Тьма и смерть. Вороны так и говорили.

Вороны.

Они с карканьем вылетали из крон деревьев, клевали, хлопали крыльями. Изогнутые черные клювы яростно впивались в зачарованную плоть и открытые глаза. Снег шел все сильнее.

Сломанный меч выпал из рук следопыта. Он не мог подняться.

На него упала сияющая лунная тень. Он услышал шаги по снегу, легкие, словно поцелуй матери.

Нет ни лунной тени. Ни матери.

Иной встал над следопытом, так близко, что исходящий от него холод лишал возможности двигаться. В глубине черепа чудовищным, разумным светом сверкали голубые глаза. Он протянул тонкую руку и схватил следопыта за горло.

Следопыт был мертв, и в его легких не было воздуха, но все же холод пронзил его словно копье, словно огонь. Голубые замерзшие ногти впились в его шею.

Смерть, каркали вороны. Смерть.

«Есть вещи хуже, чем смерть», − подумал следопыт.

Пальцы Иного глубже впились в его плоть. Силы следопыта были на исходе. Щит, который охраняет царство людей.

Да, это так − и разве он не охранял? Невзирая на смерть, невзирая на страх? Нет, он не нарушил клятву.

Во тьме дико завыл волк. Лето. Но лето никогда не наступит.

Зима близко. Давным-давно эти слова что-то значили для него, но теперь они стали просто непреложной истиной.

Иной разжал пальцы. Следопыт молча упал на снег.

Заклятья, защищающие вершину холма, утратили силу.

========== Вель ==========

Вокруг царил хаос. Вель отчаянно работала локтями, но как только расчистила себе путь, толпа вновь сомкнулась. Поклонщики в дурацких стальных подштанниках и нелепых шлемах спешили мимо нее. Один из них просил, чтобы им дали увидеть королеву, которая, услышав вести о своем муже, упала в обморок, и ее пришлось унести. Другой хотел знать, где красная ведьма, требовал отрубить ей голову за то, что ее лживое пламя погубило его величество в этих диких северных краях. Громче всех орал Тормунд Великанья Смерть, который настаивал, чтобы его пустили к тем воронам, которые разделались с лордом Сноу. Он хотел знать, мужчины они или жалкие трусы без яиц.

Во всем этом безумии никто не обращал на Вель внимания. Уже почти рассвело, но восточный горизонт был затянут туманом. Сегодня солнца не будет. Это место проклято, она и раньше это знала. Еще до того, как молодой вороний лорд был сражен своими же людьми.

Она машинально оглянулась на то место, где пал Джон Сноу. Там было пусто, осталось только большое пятно крови – кто-то унес прочь полумертвую или уже мертвую ворону. О боги, что они наделали?

Вель была одичалой до мозга костей. Она не собиралась становиться женой для вороны и вскрыла бы глотку любому, кто предложил бы ей подобное. Хотя она и была узницей Черного замка еще с тех пор, как вороны победили одичалых в битве у Стены, она не приняла ни толики южной ереси и по-прежнему считала поклонщиков просто смешными. Вечно они падают на колени, твердят свое «м’лорд» и гордо носят на груди вышитых зверюшек. А их Ночной Дозор, вороны в черных плащах, − погибель для ее народа.

Но Джон Сноу – не простая ворона. Он − девятьсот девяносто восьмой лорд-командующий Ночного Дозора, то есть был лордом-командующим. Кажется, самый молодой; он вряд ли видел больше трех зим, и все они были короткими. И похоже, первый лорд-командующий со времен Короля Ночи − того самого, чье имя не произносят вслух и вычеркнули из всех свитков, − кто попытался заключить союз с одичалыми. Джон даже некоторое время жил с ними. Он послал Вель в леса, чтобы разыскать Тормунда и вольный народ, и открыл тяжелые ворота, чтобы дать им безопасный проход на другую сторону. Он убедил некоторых одичалых надеть черное, собрал отряды разведчиков и копьеносиц, чтобы заселить заброшенные замки на Стене, приютил их женщин и детей в своих стенах и выделил им свои запасы. Он отправил флот в Суровый Дом, чтобы спасти почти четыре тысячи одичалых, бежавших от белых охотников, что преследовали их в лесах.