Борясь с головокружением, Давос встал на ноги. Первый же шаг причинил такую боль, что он едва снова не упал; горло опухло и болело от рыданий, а от холода его разобрал кашель. Он не знал, куда идти и что делать. Можно попробовать вернуться и прибрать трупы; может, упыри не разнесли башню по камушкам. Но от одной мысли об этом Давосу стало дурно.

Но на нем все еще был черно-золотой плащ с коронованным оленем. Он все еще Десница Станниса Баратеона. Хреновый, правда, Десница, но уж какой есть. Он не может просто лечь в снег и ждать конца. Нужно найти выход.

Давос шел около часа, не ощущая и не осознавая ничего, кроме холода и боли, когда вдруг почувствовал, что рядом кто-то есть, и этот кто-то приближается. Конечно, он сразу вспомнил об упырях, но как бы несокрушимы они ни были, мертвяки не выходят при дневном свете. Тогда кто это?

Давос замер в ожидании, держа руку на мече. Впрочем, вряд ли от меча будет толк. Он – жалкий трус, и ему скорее пристало ползать на коленях, чем размахивать оружием. Меч нужно было использовать раньше, а сейчас, возможно, уже слишком поздно для…

Рядом хрустнули замерзшие ветки, и из-за призрачно-серых деревьев появился молодой человек. Живой, не мертвый. Высокий и полноватый, закутанный в мохнатый плащ из медвежьей шкуры, под которым не видно герба. Волосы у него длинные, темные и сухие, глаза – неестественно бледные. Его толстые губы кривились в ухмылке. На поясе у него висели потертые бурые ножны, ничем не примечательные, но у рукояти мерцал красно-золотой отсвет. Давос, даже оцепеневший и полуобезумевший от горя, насторожился, заметив этот свет.

Молодой человек поднял голову, заметил Давоса и замер. Он тоже невольно схватился за меч, но, приглядевшись, понял, что изможденный беглец не представляет угрозы.

- Эй, друг, - с улыбкой сказал он. – Странное место для путешествия.

- Да, странное. – Давос не узнал собственный голос, придушенный и надломленный от боли и усталости. Что-то в этом юноше ему сразу не понравилось. Может быть, я сбежал от упырей лишь для того, чтобы вляпаться в кое-что похуже, подумалось Давосу. Хотя что может быть хуже?

- Я сам проделал долгий путь, - продолжал молодой человек. – Пойдем со мной. - Он протянул руку. - Нам обоим не помешает подогретое вино, жаркий огонь и мягкая перина. Это недалеко. Ты, похоже, совсем выбился из сил.

Давос сделал шаг назад.

- Я пойду своей дорогой.

- Правда? – спокойно спросил юноша. – И куда же?

У Давоса не было ответа на этот вопрос, но чутье подсказало ему, что нужно остерегаться этого человека. Что-то в этом лице, в этих глазах… свет, этот странный свет… но мысли давались ему с трудом, он так устал, так измучился… хотя выбор невелик – или пойти с незнакомцем, или умереть от голода в зимнем лесу.

Он повернулся.

- Это щедрое предложение, но я думаю…

Шею сзади кольнуло. Это нож. Давос чувствовал зловонное дыхание молодого человека, ощущал странный жар… этот меч, что это за меч…

- Это очень щедрое предложение, - тихо сказал юноша. Значит, вот кто меня нашел. Нагого и умирающего во тьме. – И я не приму отказа. Ты идешь со мной. И скоро ты узнаешь, что я говорю правду. Дредфорт славится своим гостеприимством.

========== Дочь северянина ==========

Комментарий к Дочь северянина

Друзья, простите за задержку. Меня накрыли трудовые будни. Но я постараюсь в дальнейшем регулярно выкладывать главы. Вот очередная глава.

Девочка перестала плыть, только когда окончательно выбилась из сил. С каждым выдохом она ощущала привкус дыма, оставшегося в истерзанных легких. Задыхаясь и кашляя, она крепко вцепилась в сломанный причал и расслабила ноги, позволив им болтаться в воде, словно водоросли. Горящий Черно-Белый Дом давно скрылся за лабиринтом каменных зданий, но она знала, что пламя там еще бушует. Она чувствовала это всем телом. Хоть недолго и неудачно, но она все-таки была Безликой. Убив их, я убила и часть себя.

А может, это из-за раны в плече. Девочка закрыла глаза и снова увидела тот сон: волчица и человек борются в снегу перед развалинами Винтерфелла, а к ним идут воняющие смертью бледные твари. И единственным напоминанием об этом, помимо раны, единственной вещью, которая заставляла ее помнить, что она не Кэт, не Бет и не Лианна, был тонкий меч. Игла.

Внезапно испугавшись, девочка пошарила на поясе, чтобы убедиться, что меч не исчез. Он был при ней. Девочка вспомнила, что убила им доброго человека, но для посвященного одна смерть или даже сотня смертей – ничто, всего лишь ступени, шаг за шагом приближающие к сокрытому в тенях сердцу их великого и ужасного бога. Глупо надеяться, что добрый человек и Якен просто погибли в горящем здании. Но так должно быть, должно быть, ведь даже они такого не ожидали.

Девочка содрогнулась, судорожно схватившись за причал. Ей захотелось плакать, но она понимала, что это глупо, так делают только малые дети. Слезы не помогут ей добраться в безопасное место и не дадут ответа, чей шепот она все время слышит. Коли острым концом. Его имя все время где-то рядом. Она мысленно произнесла его в Черно-Белом Доме, прямо перед тем, как назвала последние три имени. Те имена она помнила. Рамси Болтон. Якен Хгар. Никто. Все они должны умереть. Бастард – это тот, кто напал на нее, когда она была в теле волчицы. Якен Хгар – скорее всего, не настоящее имя и лицо убийцы, но его бог знает это имя и может призвать его к себе, девочка поняла это еще в Харренхолле. А последняя… Никто должна умереть и вернуть ей саму себя. Если это еще возможно. Девочка уже однажды выпила воды из фонтана. Но моя волчица, мое истинное «я», еще жива. Пока жива.

А тот, другой…

- Джон, - вслух произнесла девочка. Имя перекатывалось на языке, словно галька. – Джон.

Почему-то ей показалось, что в этом имени есть какая-то неведомая сила, как будто она вызвала нечто большее, чем просто воспоминание. Но прямо сейчас ей от этого никакой пользы. Конечно, можно наплевать на все планы и попытаться сбежать, но девочка понимала, что далеко ей не уйти. А сир Джастин почему-то чрезвычайно заинтересован в том, чтобы она осталась жива, и… Когда выпадет снег и задуют белые ветра, одинокий волк гибнет, но стая живет. Чьи это слова?

Сир Джастин - не ее стая. Он даже не волк. Он служит Станнису, а Станнис – олень. Но девочка верила голосу Джона и тому, второму. Она была одинокой волчицей, с тех самых пор, как ее оставил тот парень с голубыми глазами и бычьими рогами. В конце концов она оказалась в этом канале на задворках Браавоса, измученная и напуганная, в ее голове порхают обрывки воспоминаний, а раненое плечо горит и ноет. Она выбрала имена, которые следует отдать богам, но не может вспомнить свое собственное.

Девочка с трудом выбралась из воды на причал. Она вспомнила, как очнулась в доках, одетая в саван, но у нее не было сил действовать так, как в тот раз. Она даже встать не могла, даже собственного тела не чувствовала. Девочка наклонилась вперед, ее поступь была медленной и неуклюжей, шаг за шагом, увязая в белом снегу, на который капали алые капли ее крови. Плохо, плохо. Она не единственный охотник в лесах, по этим следам ее могут выследить. Она не знала, где сейчас мертвые люди, они не пахнут. Со всех сторон ее окружали смертоносные тени, но они не выходили на свет, не пытались вступить в схватку.

Волчица бежала уже несколько часов, и ее силы были на исходе. Боль от раны, нанесенной пылающим мечом, прожигала до самого сердца, а порезы и ушибы, которые она получила, сидя в клетке на деревенской площади, до того как ее спас высокий человек в капюшоне, еще сильнее замедляли движения. Она ушла уже довольно далеко на юг и восток от Винтерфелла, но бесплодные леса все еще скованы бесконечной зимой. Окутанное облаками солнце казалось тусклым бледным пятном, висящим над самым горизонтом, а ветер с каждой минутой хлестал все больнее. Кровь замерзла на густой шерсти, превратившись в алые сосульки. Но рядом, где-то совсем рядом…

Вода. Волчица слышала ее шум. Вода – это хорошо; река или ручей, сделать несколько глотков, смыть запах, чтобы те, кто охотятся за ней, ее не учуяли. На переднюю лапу не наступить; плоть вспорота и прорезана до кости. Волчица попыталась сделать еще один шаг и едва не упала.