Скуля, волчица продолжила путь на трех лапах. Прихрамывая и тяжело дыша, она соскользнула вниз по заснеженному берегу к воде – нескольким ручейкам, струящимся из-подо льда, который окружал и защищал их, словно жесткая шкура, в которой люди сражаются. Еще немного, и она сможет попить… И прилечь на минутку. Она так устала бежать, здесь ей ничто не угрожает…
Но там оказался другой волк.
Ослепленная усталостью и болью, волчица сперва его не заметила. Но потом учуяла запах, вскинула голову и увидела его за ручьем. Она издала низкое рычание, а тот прижал уши и огрызнулся в ответ. Волк казался темным пятном на белом фоне – черная шерсть, зеленые глаза. Такой же крупный, как она, и гораздо сильнее. Он оскалил зубы, и она тоже. Ей придется с ним драться, это будет в последний раз… вряд ли она выживет, но…
Большой черный самец прыгнул. Она увернулась, вся подобралась и прянула ему навстречу. Они кружили по снегу, огрызаясь и щелкая зубами. Бесполезная передняя лапа вся горела от боли. Волчица чувствовала, как от волка несет падалью; он тоже питается человечиной. Кусок мяса, всего один кусочек… так хочется есть…
Они боролись, терзая друг друга зубами и когтями. Волчица чувствовала на языке вкус его крови. Она ударила его здоровой лапой по морде, почувствовала, как под их весом затрещал лед. В этот миг они оба погрузились в студеную воду и, яростно взвизгнув, тут же отскочили друг от друга. И когда она приготовилась к следующей атаке…
Вот оно. Она почти ухватила воспоминание. О мертвой матери, лежащей в летнем снегу со сломанным рогом в горле, и об остальных. Пятерых. Старший, золотоглазый, уже давно погиб, к его голове прибили железную корону. Милая серая сестра тоже мертва. Брат, говорящий с призраками, один из тысячи шкур. Большой белый с красными глазами – он тает, уходит все дальше, а позади него в темноте стоит пылающая фигура. И младший, самый дикий из всех, большой черный охотник.
Волчица застыла на месте, поджала хвост и заскулила.
Заподозрив уловку, самец дернул головой и огрызнулся. Но когда она не последовала за ним, он пробежался по берегу, потом вернулся к ней. Его рычание превратилось в низкое протяжное урчание. Он недоумевал. Сестра. Они так долго не виделись, разве такое возможно?
Волк тоже заскулил, легонько куснул ее за шею, а потом, когда передняя лапа совсем отказалась служить ей и она упала, он покружил вокруг нее, а потом исчез в снегах. Его запах остыл и волчица решила, что он ушел насовсем, но волк вернулся, таща за собой нечто белое и разодранное. На покрывающих это нечто лохмотьях был изображен человек, сжимающий трехконечный коготь.
Мандерли. Это подумала девочка, не волчица. Герб дома Мандерли. Значит, они где-то в лесах к северу от Белой Гавани. Выходит, эти люди мертвы, растерзаны в снегах ее братом или кем-то еще… Ей не стоит… но она раньше уже ела такое мясо, и она так голодна…
Она оторвала кусок мяса, жилистого и промерзшего, но все равно сладкого. Откусила еще, захлебываясь слюной и жадно глотая, а ее брат настойчиво подсовывал ей под нос остатки трупа. Она чувствовала нечто странное, голубое и неестественное, какое-то воспоминание, которое не принадлежало ей, о том, как ее брат ел эту не живую и не мертвую плоть и чувствовал, как она шевелится у него внутри…
Но этот труп не пробудился, а она была слаба и умирала с голоду. Она съела почти все, оставив только кучку окровавленных костей, а потом брат оттащил ее к ручью и она попила. Тогда он толчками и покусываниями заставил ее добраться до небольшой рощи, где он из поваленных стволов устроил себе логово, и начал вылизывать ее раны.
Боль вернулась – сильная, слишком сильная. Рана горела, словно тысяча солнц, красный клинок все стоял у нее перед глазами. А потом она почувствовала, что ее как будто ударили, она начала падать, падать, падать… Девочка обнаружила, что лежит на пороге дома сира Джастина Масси в Браавосе и совершенно не помнит, как там оказалась.
Наверное, я пришла сюда, пока была с ней. И снова она вспомнила имя. Нимерия. Она была в ее шкуре, и это не сон. Я видела его. Черного волка. Моего брата. Он спас меня. Но они ведь мертвы, мертвы, мертвы. Как и я.
Шатаясь, словно новорожденный жеребенок, девочка встала на ноги – две ноги, а не четыре – и огляделась в поисках своего излюбленного лимонного дерева, которое переросло стену дома, так что по нему можно взобраться, не привлекая внимания стражи. Она проскользнула за угол, подпрыгнула, ухватилась за ветку, подтянулась и, упираясь и извиваясь, перебралась через стену.
Разжав руки, девочка шлепнулась по ту сторону стены, во внутренний двор. Плечо вновь пронзила боль. Похоже, рана воспалилась. Девочка раз и навсегда уничтожила возможность выпить воды из фонтана и отделить себя от Нимерии, так что теперь ей придется вынести все, что происходит с волчицей. Мне нужен сир Джастин. И его рог. Рыцарь сказал, что этот рог подарил ему Феррего Антарион, но девочка помнила, что она убила Морского Лорда, а еще - что покойный был совершенно не заинтересован в деле сира Джастина, так что, возможно, тот просто украл рог. Но как? А может быть, Феррего – или Якен, его слуга и Первый Меч, вор, умеющий менять лица, - тоже его украл?
Слишком много вопросов. Слишком много. Девочка осторожно пошла по террасе, но как она ни старалась, быстро идти не получалось. Охраны нигде не было видно. Должно быть, они сейчас в башне, смотрят на горящий Дом. Каждый браавосец знает, что из себя представляют Безликие, и все, наверное, дрожат от страха при мысли о том, какие страшные кары теперь обрушатся на город. Девочке подумалось, что, может быть, она опоздала, что они уже пришли сюда и…
И в этот миг воздух прорезал короткий резкий вскрик. Не рядом, но и не далеко. Крик раздался из той части дома, где жила Летняя Дева.
Девочка остановилась. Летняя Дева наняла Безликого, чтобы убить Антариона, так что им нет нужды убивать ее… но их храм сгорел, святилище их бога и тысячи их тайн уничтожены. Правила, которые связывали им руки, больше не действуют.
«Мы убиваем только тех, о чьей смерти попросили», - всегда говорил добрый человек. Но в пламени… могло ли это считаться молитвой за всех на свете?
Нет времени думать об этом. Девочка побежала со всех ног.
Она бежала по коридору, так же, как в первый раз, когда искала куртизанку. Тиша, ее зовут Тиша. Но это имя давным-давно стерлось, теперь поверх него маска Летней Девы. «Никто», - девочка назвала это имя, прежде чем бросить факел в фонтан. Я имела в виду себя, но это может относиться и к ней.
Девочка повернула за угол и застыла как вкопанная.
На мраморном полу неподвижно лежал человек, из-под его головы медленно растекалась алая лужа. Над ним стояла Летняя Дева, сжимая окровавленный кинжал. Ее темные волосы растрепались и упали на глаза. При появлении девочки она окинула ее безумным взглядом.
- И ты тоже?
- Нет. – Девочка опасливо покосилась на тело. Невозможно было с уверенностью сказать, Безликий это или нет. Может быть, это просто наемник, нанятый одной из купеческих гильдий в отместку за смерть Антариона; при его правлении торговля процветала. Теперь к власти пришел более воинственный Фрегар, и, возможно, купцы боятся потерять барыши из-за войн. – Я… нет, я нет.
Летняя Дева опустила клинок лишь на полдюйма, не больше. Она уверенно обращалась с кинжалом. Даже куртизанке, жемчужине Браавоса, иногда приходится бояться за свою жизнь, особенно если мужчина выложил за нее целое состояние и теперь чувствует себя вправе делать все, что захочет.
- Зачем ты вернулась, дитя?
- Я… я искала сира Джастина. – В данный момент лучше говорить правду. – Он мне нужен.
- Зачем?
Ответить на этот вопрос гораздо труднее. Главное – не выдать себя ни голосом, ни взглядом.
- Чтобы убедиться, что он вас освободил. Это ведь несправедливо. Ну, что трибунал считает вас виновной.
Летняя Дева издала короткий, безрадостный смешок.
- Справедливо? Кто говорит о справедливости, дитя? Разве справедливо то, что случилось со мной или с тобой? Я действительно подстроила, чтобы Антариона убили. Мне повезло, что половина судей в кармане у Фрегара. Скорее всего, меня приговорят к домашнему аресту на год-другой, не больше. А Масси здесь нет.
