Сандор опустился перед ней на колени.

- Пташка, - сказал он. – Я не могу.

- Но… - Если Братство последует за ней в Долину, ей уже не понадобится его защита, но если она сейчас его отпустит, то уже никогда больше не увидит. – Сандор…

Он опустил голову и промолчал.

- В Долину? – спросил Торос. – С вами?

- Да, со мной. – Санса повернулась к нему. – Вы согласны?

Жрец взглянул на леди Бессердечную. Ее решение было очевидно.

- Я за, - сказал одноглазый.

- Ну еще бы, Джек, - подколол его певец.

- Тебя не спросили, Семерка.

Санса едва слушала их перепалку. Они пойдут туда, куда им прикажут, а в Долине для них есть более полезное дело, чем вешать Фреев. Все ее внимание было сосредоточено на Псе.

После молчания, которое длилось целую вечность, он поднялся на ноги. Не говоря ни слова, он подошел к ней, взял ее лицо в свои большие ладони и долго смотрел, словно пытаясь запомнить ее черты. Она решила, что он хочет поцеловать ее. Ей так хотелось этого, она чувствовала ни на что не похожее тепло, разливающееся по животу, и это совсем не имело ничего общего с той гадливой неловкостью, которую она испытывала, когда Петир оказывал ей знаки внимания. Но Сандор Клиган ничего подобного не сделал. Тихо-тихо, совсем шепотом он сказал:

- Прикончи ублюдка.

- И ты тоже.

Пес скривился, будто она ударила его. Казалось, он хотел что-то добавить, но не мог подобрать слова. Наконец он покачал головой, отвернулся и пошел прочь, не разбирая дороги.

Санса смотрела ему вслед, пока не стало ясно – он не вернется. Не в этот раз. Никогда. Она была настолько опустошена, что у нее даже слез не осталось. Только долг. Фарфор, слоновая кость и сталь.

Она повернулась к Братству.

- Идемте, милорды, - сказала она. – Мы должны выступить немедленно. Еще один снегопад – и Кровавые Ворота станут неприступны.

Комментарий к Санса

Уфф… Тяжелая получилась глава.

========== Мира ==========

Она уже стала забывать, каково это – чувствовать лицом дуновение ветра. Она стала забывать солнечный свет, пробивающийся сквозь деревья, быструю воду, голубое небо, славное теплое солнце, как она шла через болота, летя над водой, слившись воедино с грязью и мхом. Все это казалось ей сном; сначала она видела его словно наяву, а потом воспоминания начали неумолимо угасать. Ей с трудом удавалось вспомнить Сероводье, место, где она родилась и провела почти всю свою жизнь. Она лишь смутно помнила улыбку матери. А однажды она проснется в темноте и поймет, что не помнит даже свое имя.

Такова цена. Жойен никогда не говорил ей, видел ли он ее судьбу, а теперь уже было не у кого спрашивать. Но Мире не нужно было быть древовидцем, чтобы понимать, что с ней станет. Кровь, кость и бронза. Сны и больше, чем сны. И Листочек, вонзающая нож в ее тело, творящая новое заклятье. Защита будет длиться столько, сколько будет жить Мира.

Они были очень глубоко под холмом. Темнота казалась живой, осязаемой. Она была единственным другом Миры, пока та долгими часами лежала без сна, слишком измученная, чтобы спать. Девушка небрежно перевязала свои раны, но для заклятий требовалась не только кровь. Нужны были сила, душа, память, и нож Листочка забирал все это с каждым новым надрезом.

Нет, не Жойен открыл ей ее судьбу. Это сделал лорд Красный Ворон.

Бран ушел с Ходором, а она осталась наедине с безжизненным телом брата, когда из темноты тихо, словно тень, появился Трехглазый ворон. Правду сказать, Мира смертельно перепугалась; она подняла глаза и увидела его, а он с непроницаемым лицом изучал ее. Красный Ворон чуть наклонил голову, извиняясь за вторжение, и произнес:

- Соболезную твоей утрате, Мира Рид.

Мира хотела гневно спросить его, зачем он насмехается над ней, – а как еще это понимать, ведь Жойен умер несколько часов назад от рук Детей Леса, которые приносили его в жертву кусок за куском, капля за каплей, отдавая его древовидение Брану. Но в лице Красного Ворона не было ни веселья, ни даже намека на улыбку. Он сел, шурша листьями, уставил на нее чудной красный глаз и произнес:

- Он умер слишком скоро.

- Да уж, - с нажимом ответила Мира. – Вы за этим пришли сюда, милорд? Оплакать его вместе со мной? Я буду петь для него озерные песни. Вряд ли вы их знаете.

- Вряд ли, - сказал лорд Бринден, не обидевшись на ее горькие слова. – Хотя буду рад послушать. По правде говоря, я пришел не за этим. Иные с каждым мгновением забираются все глубже под холм, и мы не можем тратить время. Битва вот-вот начнется; глаза и шкуры твоего принца могут сыграть решающую роль, если он научится управлять ими. Нужно снова выковать заклятья.

Мира нахмурилась.

- Вы сказали, заклятья рухнули.

- Да, сказал. Заклятья Детей Леса.

- Я… я не понимаю.

- В этой великой игре, в которую мы играем, в игре льда и пламени, Детей Леса, оборотней и Иных, мы часто забываем, что и в простом человеке есть необычайная сила. Твоя кровь на время сможет удержать защиту. Жойен мог бы послужить для этой цели, но он умер. Ты – наша последняя надежда.

Мира лишилась дара речи. Она поразилась его бесцеремонности, пришла в бешенство от его уверенности в том, что они с братом просто смертные пешки, удачно подвернувшиеся под руку. Но в то же время она с ужасом поняла, что он говорит правду, и почувствовала на затылке холодное дыхание, которое, казалось, предвещало ее неизбежную гибель. В этот миг она возненавидела судьбу и все шарлатанские россказни о том, что жизненный путь каждого человека якобы можно прочесть по звездам. Неужели само ее рождение, все, чему она научилась, все, что она знала, все, что она сделала, - все это привело ее сюда, и теперь она должна умереть во тьме?

- Это благородная цель, - сказал лорд Красный Ворон, пристально разглядывая ее. – Мы не можем себе позволить растерять то, что у нас есть. Но заклятья будут намного сильнее, если ты согласишься добровольно.

Мира судорожно вздохнула. Она очень хорошо поняла его слова: так или иначе, они получат ее кровь. Для Детей Леса, которые живут веками, это небольшая потеря; люди приходят и уходят, словно листья на ветру, сменяют друг друга, как приливы. Бран – оборотень, зеленый принц, сейчас он готовится стать одним из тех Старых богов, которым молилась его семья, поэтому Дети Леса дарят ему свои знания и защиту. А они с Жойеном – всего лишь жертвы, которые случайно пришли сюда вместе с ним. Только смертью можно заплатить за жизнь.

Мира подняла глаза.

- Это больно? – прошептала она. Глупый детский вопрос. – Я буду жить?

Лорд Красный Ворон посмотрел на нее.

- Нынче все возможно, Мира Рид.

Она сидела неподвижно, изредка вздрагивая от молчаливых рыданий. Я хочу домой. Хочу домой. Ей стало ясно, что она больше никогда не увидит Сероводье, не услышит, как летними вечерами трещат цикады, не проведет свой челнок среди плакучих ив. Она должна просто сохранить эти воспоминания в своем сердце, укрепиться духом и сдержать свое слово. Я дала клятву тогда, в Винтерфелле. Я поклялась бронзой и железом, землей и водой, льдом и пламенем.

Она подняла голову и не своим голосом произнесла:

- Да будет так.

Лорд Красный Ворон кивнул. Он махнул куда-то в темноту, и оттуда появилась Листочек, держа в руке диковинный фигурный клинок. Она пронзила им ее плоть, сердце и душу, и Мира закричала.

Она не могла вспомнить, сколько времени прошло с момента первого жертвоприношения. Она не видела, что делали с ее кровью, каким образом Дети Леса создавали свои заклятья. Их всех еще не забрали Иные, так что Мира предполагала, что ее жертва принесена не зря, но все прочее оставалось для нее загадкой. Дети Леса кормили ее медом, соком и листьями, но от мысли о том, чем они кормят Брана, Миру начинало тошнить. Наверное, когда мои силы иссякнут, они возьмутся за Ходора. Лорд Красный Ворон сказал, что Ходор – человек, поэтому Бран не может входить и выходить из него, когда вздумается, но здоровенный конюх ничего не понимал и не мог дать своего согласия. Иногда Мира думала, что Ходор – главная жертва происходящего. По крайней мере, они с Жойеном знали, на что идут, когда решили двинуться к Стене вместе с Браном, а Ходор просто делал то, что ему велят.