Он шел по улице и то и дело ощущал на себе пронзительные взгляды.

Это чутье у Тору было развито превосходно, и потому такие взгляды раздражали его больше всего на свете. Но в то же время он осознавал, что он здесь не только новенький, но еще и отчетливо не вписывающийся в обстановку. И поэтому жаловаться не никакого смысла.

— ... — рефлекторно вздохнул он.

Справа стоял покосившийся дом. И слева тоже. Обветшалые дома тянулись вдаль, насколько хватало глаз. Не будь вокруг людей, эти старые обшарпанные здания можно было бы с легкостью принять за руины. Дома с облезшей краской и трещинами в стенах казались шикарными — в большинстве своем они были именно что покосившимися. У каких-то отсутствовали крыши, и от дождя и ветра их защищали водостойкие покрывала, вымазанные жиром. Конечно, жить в таких домах небезопасно... но жить, как известно, приходится по средствам.

Если что-то и не отдавало упадком, так это воздух.

Конечно, воздух, наполняющий эти улицы, нельзя назвать ни изысканным, ни чарующим... но он был наполнен жизнью, вернее, запахом грязи и бодрости.

На этой улице постоянно сам по себе возникал рынок.

Именно поэтому здесь и ходило на удивление много людей... которых ждали даже не магазины, а деревянные коробки, с разложенными на них «товарами», которые назвать этим словом можно было с натяжкой. Повсюду виднелись мужчины и женщины, торгующие и всяким хламом, и дикими овощами, и непонятно каким мясом. Среди толп взрослых бегали смеющиеся дети, одетые в лохмотья, и хрюкающие свиньи, которых выпускали из домов, чтобы они искали на улице съедобный мусор.

Их страны пали.

Их улицы сожгли дотла.

Их друзья и родители погибли.

Но... пока эти люди были живы, они не могли сдаться. Те из них, кто не впал в пучину отчаяния и не поставил точку в собственной жизни собственноручно, пили грязь, грызли корни, но жили. Это место полнилось такими сильными духом людьми. Именно поэтому, несмотря на всю суматоху, воздух здесь переполняла жизнь.

И именно поэтому... Тору так выделялся на их фоне.

Он был как всегда угрюм, как всегда апатичен, и казалось, что даже воздух вокруг него начинал пахнуть закатом и упадком.

— ...

Он шел по южной окраине Дельсоранта, столицы этого региона. В подобных кварталах жили беженцы.

К счастью — если так, конечно, можно сказать — после затяжной войны в городе хватало заброшенных домов, потерявших своих жильцов. Многие из беженцев приходили сюда из других стран и регионов, ремонтировали заброшенные дома и селились в них.

Конечно же, коренные жители города не очень радовались переселенцам, но и не пытались активно с ними бороться. Осознание того, что наступил долгожданный мир, и жизнь продолжается, привело к тому, что понятие взаимовыручки не только начало возвращаться в умы горожан, но и помогало им преодолеть разницу в положении.

Это было время послевоенного хаоса.

В большинстве стран правители, знать и рыцари занимались восстановлением политических систем, а до жизни простых людей у них не доходили руки. Поэтому бедняки не ждали помощи свыше, а организовывали все сами. В воздухе улиц словно витала атмосфера борьбы за каждый день существования.

Заброшенный дом, в котором поселились они с Акари, тоже находился в этом квартале беженцев.

Полгода они провели в скитаниях в поисках места, которое можно будет назвать домом. Естественно, что в конце концов они оказались в уголке Дельсоранта, в районе, куда стекались все остальные беженцы.

Они с сестрой жили вдвоем.

Они не знали о том, где были их родители и родственники.

Вскоре после окончания войны всю их семью раскидало по свету, и они не знали даже того, остался ли в живых кто-то, кроме них. Впрочем, из родных мест все они уходили в полном облачении, и многие из них были крепкими и храбрыми людьми, похожими на остальных беженцев, так что, наверное, они выжили и поселились где-то еще.

— Батюшки, Тору, — подала голос старушка, сидевшая у обочины на стуле и плетшая корзины.

Тору забыл ее имя, но помнил лицо. Он не раз встречался с ней, когда только поселился в квартале беженцев. Она была безнадежно добродушной, часто выступала посредником в семейных ссорах, помогала искать несложную работу, а благодаря ее богатому жизненному опыту ходили слухи о том, что она жизнью этого округа и заправляла.

— Как непривычно видеть тебя на улице.

— Наверное, — лениво отозвался Тору.

Он уже догадывался, что именно услышит в следующей фразе.

— Не заставляй Акари делать за тебя всю работу. Тебе тоже нужно найти себе занятие.

— ...

Слова «не твое дело» почти смогли покинуть его горло, но Тору удалось остановить их.

Поскольку Тору не работал, то он вынужден был признать, что кормит его именно Акари. Но поскольку Акари была Акари и многого не понимала о том, как нужно вести себя в обществе, то и зарабатывать у нее получалось... не очень хорошо. Да и вообще, найти относительно хорошую работу, живя среди беженцев, весьма трудно. Собственно, именно поэтому сегодня утром оказалось, что им уже нечего есть...

— Когда-нибудь... если захочу, — ответил Тору, помахал старушке рукой и прошел мимо.

Тору был безработным.

Вот только... это не значило, что его уволили с прошлой работы, и он искал себе новую, или что он учился или тренировался ради того, чтобы найти новую работу. Строго говоря, он нашел время записаться в гильдейскую организацию этого города, пусть и формально... но по факту он никогда в своей жизни не делал какой-либо конкретной работы.

Другими словами, он был нищим без какого-либо дохода, а главное — не ощущал ни малейшего желания что-либо с этим поделать. Он был тунеядцем в чистейшем виде.

Пожалуй, многие люди согласились бы с тем, что именно по этой причине сестра попыталась атаковать его с утра молотом... пожалуй, они бы даже добавили, что это неизбежно. Конечно же, для самого Тору, которого при этом чуть не убили, это не было утешением.

— «Работа», значит… — ироничным тоном прошептал Тору.

Если он и обращался к кому-то, то разве что к самому себе. Убедившись, что его спину все еще тянет вес подвешенного топорика, Тору прошел через квартал беженцев в сторону южных врат Дельсоранта.

На стол легло перо, и послышался протяжный вздох.

Хотя Конрат Штайнмец и приступил к работе лишь полчаса назад, он уже чувствовал себя смертельно утомленным. Впрочем, этого следовало ожидать, ведь усталость росла день ото дня и все никак не хотела покидать его.

Он перевел взгляд на ростовое зеркало, стоявшее у входа в кабинет рядом с вешалкой для шляп, и увидел в нем укоризненные, изможденные глаза немолодого мужчины. Ему казалось, что в последнее время у него начали выпадать последние волосы, оставшиеся по бокам головы. Уже в весьма недалеком будущем ему светило окончательное облысение.

— Кстати... — вдруг обратилась к нему его ассистентка, Карен Бомбардир, которую он едва видел за горой документов, высившейся на его столе.

Видимо, заметив, как Конрат положил на стол перо, она решила, что тот взял паузу. Поправив пальцем очки, обрамлявшие ее нервно выглядящее лицо, она равнодушным тоном продолжила:

— По поводу того случая.

— Какого еще случая?

Конрату в этом году исполнялось 58 лет. Он был уверен, что память его оставалась так же хороша, как и в былые времена, но в то же время он не мог запомнить детали всех дюжин документов, что проходили через него каждый день.

Члены Агентства по Ускорению Послевоенного Восстановления «Климан», в котором они с Карен состояли, всегда были заняты по горло. Количество вопросов, требующих обсуждения и рассмотрения, увеличивалось с каждым днем с такой скоростью, что ему явно не хватало сил со всем разбираться.