— Кошмар…

— Ну... если все последствия — часть плана близняшек, то они крепкие орешки, — сказал Николай, снова поворачиваясь в сторону замка Герансон.

Тору проводил взглядом ушедшего монаха и вздохнул.

— …

Хуго несколько раз оборачивался и бросал на них подозрительные взгляды, но, в конце концов, растворился в толпе. Похоже, ему не терпелось узнать, кто такие Тору и Чайка, и почему они выступают против князя… но Тору не стал ничего рассказывать и отпустил Хуго на все четыре стороны.

— Тору?.. — спросила Чайка, заглядывая ему в глаза. — Почему? Возможно сотрудничество. Мы… конфискуем останки. Его… останки не интересуют.

Видимо, она полагает, что отряд Тору мог бы примкнуть к революционерам и с их помощью без труда похитить «останки». И действительно, план неплохой, если бы не…

— Э-э… — Тору нерешительно почесал щеку. — Мне трудно объяснить, в чем именно дело, но такие типы мне не по душе.

— М? — ответ застал Чайку врасплох, и она недоуменно заморгала.

— К тому же… опасно сражаться бок о бок с людьми, которыми движет ненависть, — он самоиронично усмехнулся и добавил: — Действительно, боевого духа у таких хоть отбавляй, но кругозор сужается настолько, что они видят лишь то, что хотят. В конце концов, они начинают действовать необдуманно, гибнут сами и утягивают за собой товарищей. Нас всегда учили, что сотрудничать безопаснее с людьми расчетливыми.

— Учили? Кто?

Тору многозначительно улыбнулся.

На задворках сознания промелькнули вечная полуулыбка и щурящиеся глаза учителя-диверсанта, но Тору не стал ничего говорить, развернулся, поманил жестом Чайку и направился в сторону гостиницы, где их ждала Акари.

Он хотел быть сильнее.

Хотел обрести силу, чтобы ни перед кем не преклоняться.

Он родился в семье потомственных воинов, быстро понял, что унаследовал таланты отца и деда, и начал тренироваться еще усерднее.

Мастера военного искусства — далеко не редкость в семьях королей и аристократов.

Когда вокруг бушует война, сила растет в цене даже среди благородных людей.

Вообще, если раскопать, откуда произошли знатные семьи, — многие ведут свой род от разбойников и пиратов. Самые сильные из них в свое время заполучили власть в свои руки и выстроили нынешнюю систему. В жилах знатных людей течет варварская кровь.

К тому же, с самого начала бесконечных битв за власть знать рождается в мире, где предательства можно ждать от всякого, и поэтому для них воинское мастерство — не только искусство, но и своего рода надежный «капитал», от которого напрямую зависит личная безопасность. Поэтому они нанимают дорогих наставников и строят тренировочные залы, где порой сидят безвылазно... И такая «роскошь» доступна лишь знати, которой нет нужды работать.

Помимо того что воинское мастерство позволяет обрести уважение простолюдинов, военные достижения открывают путь наверх в светском обществе. Вот почему многие знатные семьи тратили все свободное время и деньги на обучение отпрысков бойцовским навыкам.

Участь не обошла и Стефана Хартгена. Еще в совсем юном возрасте он достиг в фехтовании таких высот, которые простолюдину не светили и за всю жизнь.

Но однажды… наставник обратился к Стефану с такими словами:

— Господин. Даже сейчас вы не должны расслабляться на поле брани. Может, вы и умелы, но тело ваше не железное и трудиться без устали не может. Рядовой может сразить даже мастера, если тот замешкается. Таковы законы войны.

Наставник внимательно смотрел на Стефана правым глазом — левый он потерял на войне.

Когда человек встречается с неизведанным, он мешкает и дарит противнику шанс.

Поэтому закалять одно лишь тело бессмысленно.

Нужен и дух. Непобедимым и несокрушимым без закаленного сознания не стать.

— Я не понимаю, о чем вы, учитель. Я так просто не замешкаюсь.

— Господин…

Вдруг наставник достал откуда-то сверток.

Сверток зашевелился. А затем подал тихий голос.

Совсем невинный, не испорченный жизнью младенец.

Наставник перехватил белый сверток рукой…

— Господин…

А затем вдруг швырнул его в Стефана.

— ?!

Тот рефлекторно вскинул руки и поймал младенца.

А в следующее мгновение ощутил на шее острие клинка наставника.

— У… учитель, что… — протянул Стефан, держа на руках младенца.

— Вы же говорили, что не замешкаетесь, господин?

— Да, но ведь…

— Таково убийство. Такова война. Возможно, господин, вы на такое и не пойдете, но ваш враг может. Как вы поступите, господин? Поймаете младенца и обнажитесь перед клинком врага?

— … — Стефан не знал, что ответить.

Наставник молча смотрел на него глазом… а затем сказал:

— Раз так, убейте этого младенца, господин. Здесь и сейчас.

— Ч… что?!

— Покарайте невинного, непорочного младенца, словно бог, — равнодушно заявил наставник. — Познайте истинный дух воина, рука которого не дрогнет убить даже бога.

В тот день Стефан впервые отнял чужую жизнь.

Жизнь ничего не ведающего младенца.

Младенца, которого держал на руках.

Конечно, наставник просто купил малыша на свои деньги… Конечно, нищие нередко бросали, убивали и продавали собственных детей, чтобы выжить… Конечно, у того младенца все равно не было будущего, но…

Вскоре Стефан оказался на войне.

Слова наставника никогда не покидали его головы… но все же Стефан сомневался и понимал, что не может принять наставления на веру.

И первая же битва показала ему, как он ошибался.

Грязное, бессмысленное, адово побоище.

Когда Стефан бежал, истекая кровью от раны, что нанес безымянный солдат, он, наконец, осознал, насколько прав наставник.

Поэтому Стефан пустился во все тяжкие, чтобы закалить свою душу.

И вместе с закаленной душой обрести истинную силу.

Взрослые и дети. Знать и простолюдины. Мужчины и женщины.

В конце концов, все они люди. В конце концов, все они мясо.

Все их жизни равны, все убиваются одинаково.

Уже скоро Стефан начал смотреть на людей как на цели для убийства.

Он смотрел на голых женщин и не возбуждался.

Каждый раз, когда Стефан видел кого-то еще, он думал лишь о том, куда лучше вонзить меч, чтобы прикончить поскорее. Если меча с собой не было — о том, как проще убить голыми руками.

Он считал, что людей можно лишь ломать и убивать — не больше и не меньше. Стефан дышал, существовал и думал лишь для того, чтобы эффективно уничтожать жизнь и убивать людей.

Но тогда…

Во время штурма столицы Империи Газ.

Он и семеро товарищей ворвались в главную башню императорского замка.

Там Стефан и повстречал ту девушку.

С тонкими, словно серебряные нити, сияющими волосами.

С гладкой и бледной, словно фарфор, кожей.

С прекрасными, словно драгоценные камни, глазами.

С идеальными чертами изысканного лика.

С телом хрупким, готовым рассыпаться в крепких объятиях, но притом отчетливым и ярким.

Стефан настолько посвящал себя военному делу, настолько не интересовался женщинами, что придворные начали беспокоиться о наследниках… но в тот миг он впервые познал влечение к противоположному полу.

Он захотел ее. Он пожелал овладеть ей.

Но…

— Умри.

Стефан слишком привык постоянной войне. Ему ничего не стоило отбросить мысли и чувства.

Потому его тело не прислушалось к любви, что забила ключом из глубины души, и сделало все само.

Он настолько привык уничтожать других людей, что прикончил противника самым оптимальным образом, ни о чем не задумываясь.

Стефан опомнился уже после того, как опустил клинок.

...

— !..

Он очнулся в собственной постели и вскочил.

Он ощутил, что обливается потом.

Каждый раз, когда Стефан вспоминал тот день, каждый раз, когда видел его во сне, в глубине души оживали любовь к той девушке и всепоглощающая ненависть к самому себе.