Он пожал плечами и улыбнулся, засунув руки в карманы.

А у Лили вдруг задрожали губы.

— Ты чего? — перепугался он и подскочил к ней, когда она подобрала белый носок и шлепнулась вместе с ним на кровать.

— Джим... Джим, я так по ним скучаю, — выдохнула она и вконец разрыдалась.

Джеймс потух.

Не так он себе это представлял.

Честно говоря, он рассчитывал на то, что родная кровать немного подбодрит Лили и они закончат эту ночь с пользой.

Ну и о какой пользе может идти речь, когда девушка хлюпает носом и ревет?

— Можно мы останемся здесь? — спросила она, когда немного успокоилась и как следует проикалась. — На одну ночь?

— При одном условии, — строго сказал Джеймс.

Лили послушно закивала.

Джеймс схватил несчастного олененка и пересадил на стол.

— Вот так.

Они забрались под одеяло.

“Сегодня не наша ночь, приятель. Лежать” — мысленно приказал члену Джеймс, но Лили, укладываясь поудобнее так прижалась к нему теплой и мягкой попкой, что тот его не послушал.

Это будет долгая ночь.

— Обними меня, — попросила она и он обнял, страдая.

— С ними ведь все будет в порядке, Джеймс?

Она обернулась к нему.

Конечно, Лили знала, что Джеймс понятия не имеет. И Джеймс знал, что она знает.

Но сейчас это было не важно.

Она была зареванная, очень несчастная и все равно очень красивая.

— Обязательно, Эванс. Ты спи, — он поцеловал ее в мокрый нос.

И не поморщился.

... Питер нарочно замешкался в гостиной и, дождавшись, пока парни уйдут спать, подошел к окну, открыл его и взял с влажного каменного подоконника кучку заветных писем.

В спальне он осторожно, стараясь не разбудить спящего по соседству Сириуса, спрятал их под подушку. Переоделся в пижаму, залез под одеяло, задернул полог, рассыпал в воздухе волшебных светлячков и распечатал первое письмо.

«Я скучаю. Может быть, заглянешь? Пароль: серебряный клинок. Б.З.»

«Катон тут ни при чем. Он придурок. Просто приходи... Б.З.»

«Я уже разделась... тебе понравится. Оно красное сегодня».

«Ты не хочешь сам снять с меня белье?..»

«Я представляю, как ты ласкаешь меня, и я уже вся мокрая. Приходи...»

«Я хочу тебя».

«Где ты? Ты идешь?»

«Пожалуйста, приходи... я буду ждать тебя до утра. Б.З.»

Рука его сама потянулась вниз.

====== Бабочка и волк ======

Понедельник начался для Ремуса с тихого стука в окно.

Дождь за ночь переболел жуткой грозой, и теперь вяло моросил мерзкой осенней простудой. Небо было темным, мрачным — никакого намека на утро.

Джеймс, как всегда, спал, раскинувшись так, что и подушка, и одеяло валялись на полу, а сам он обнимался с пустым матрасом. Питер, наоборот, сопел, зарывшись в подушку и закутавшись в одеяло по самую макушку. Постель Сириуса была аккуратно застлана. К ней явно не прикасались. Похоже, Бродяга так и не вернулся после вчерашнего свидания

Ремус потянулся и взглянул в окно. На каменном подоконнике под струями воды сидела маленькая сова и неотрывно смотрела на него большими круглыми глазами.

Он вскочил.

Птица оказалась очень сердитой из-за того, что пришлось так долго ждать под дождем, поэтому, когда Ремус протянул к ней руку, она первым делом крепко цапнула его за палец и только потом прыгнула в комнату.

Ремус хорошенько вытер сову полотенцем, так что она превратилась в большой пушистый шар, высушил её перья и только тогда получил свое письмо.

Пергамент совсем промок, и чтобы узнать хотя бы имя отправителя, Ремусу пришлось довольно долго вытягивать из бумаги воду.

Письмо было от Маркуса.

И было в нем всего две строчки:

«Ремус! До меня дошли слухи. Эта женщина опасна. Я хочу, чтобы ты немедленно вернулся домой. Папа».

Как всегда — коротко и по делу, но Ремус все равно почувствовал, какая волна беспокойства исходит от сырой бумаги. Не медля ни минуты, он взялся за ответ.

«Дорогой отец! Я чувствую себя прекрасно. Болезнь почти не дает о себе знать. Никто ничего не узнает. Прошу тебя, не верь всем этим слухам. Со мной все будет в порядке. Ремус»

Перед отправкой он накормил сову крекерами, привязал письмо к ее лапке и заколдовал перья так, чтобы дождь их не касался. Так она, по крайней мере, доберется до дома сухая.

Сова улетела, и он смотрел ей вслед, сидя на подоконнике, пока крылатый силуэт не скрылся из глаз.

Был ли он сам уверен в том, что сказал отцу?

Нет.

Так ли у него все хорошо?

Нет.

Был ли он уверен в себе, в ребятах, в том, что переживет это полнолуние, или в том, что его не нашпигуют серебром, стоит ему переступить порог Визжащей хижины?

Нет, нет и нет.

Страх — как навязчивая и неприятная мелодия. Она будет повторяться в мыслях снова и снова. Как ни старайся выкинуть ее из головы, она будет звучать все громче и отчетливее.

В голове Ремуса он звучал примерно так:

Сегодня состоится их первый урок у Валери Грей.

Валери Грей. Знаменитая охотница. Лучшая из лучших.

Ремус провел ладонью по волосам и глубоко вздохнул.

Во имя Мерлина.

Если бы кто-нибудь знал, как ему страшно.

Страшно не только пойти на этот урок.

Страшно просто разжать руки, отпустить колени, шевельнуться и позволить этому дню начаться.

Дверь осторожно скрипнула.

В спальню вошел взъерошенный и сонный Сириус.

— Снова ходишь во сне, Лунатик? — усмехнулся он и отчаянно зевнул.

— Ты же сказал, что не хочешь встречаться с Забини, — Ремус очень боялся, что Бродяга заметит, как его трясет.

Сириус вернулся с рандеву.

Значит, утро наступило.

— А это была не Забини, — Сириус улыбнулся еще шире, рывками расстегивая рубашку. — Это была охуенная, ничего не понимающая по-английски девушка с совершенно невозможными губами. Что она ими вытворяет, ты не представляешь.

Ремус покачал головой, вспомнив тонкое лицо и пухлые губы девушки, которая вчера подсела к ним за ужином. Анестези Лерой. Так её звали.

— Вы же только вчера познакомились. И что, уже?

Сириус смерил его высокомерным взглядом.

— За кого ты меня принимаешь, Лунатик?

— За тебя, наверное, — честно сказал Ремус.

Сириус польщено улыбнулся, стягивая рубашку.

— Да нет. Не знаю, что там делают с девчонками в этом Шармбатоне, но «мы ‘гешили не то’гопиться». Занимались всю ночь «английским». Правда, я так и не понял, зачем она надела красное белье, — он скомкал рубашку и сердито зашвырнул её в угол кровати. — Мне теперь ещё больше хочется, твою мать...

Ремус усмехнулся.

Для него подобное утро не было в новинку. Он частенько просыпался ни свет, ни заря, а Сириус приходил за пару часов до начала занятий, так что почти каждый их день начинался со скрипа двери и разговора шепотом. Проще говоря, они уже могли сверять друг по другу часы. Сонный и довольный Сириус вкратце делился впечатлениями об очередной победе, разбрасывая по комнате одежду, а после уроков, на берегу, за обедом или во внутреннем дворике, где его рассказ могло услышать достаточное количество ушей, расписывал друзьям все в подробностях. Хвост ловил каждое его слово, а Сохатый только посмеивался и делал вид, что в его рассказах нет ничего особенного, хотя было, конечно. Конечно, было.

Девушки, свидания и прелесть кафе мадам Паддифут в Хогсмиде все еще оставались для Ремуса загадочной, полной опасностей территорией. В отличие от друзей, его собственный опыт включал в себя одну-единственную симпатию.

Её звали Шарлотта.

Они познакомились пару лет назад. Каждые несколько дней она появлялась в их лесу с большой корзинкой, и ее красный плащ с капюшоном всегда красиво и зазывно мелькал в косых лучах солнца, среди сочной лесной зелени.

Ремус завел привычку поджидать ее появления каждое третье утро. Незнакомка в красном была для него чем-то вроде доброй приметы, знаком, что день пройдет очень хорошо.

Однажды она его заметила. Почувствовала его взгляд, остановилась, сняла красный капюшон с кудрявых светлых волос и обернулась.