— Это были Поттер и Блэк? — резко спросила она.

— Что? Не-ет, этих я не знаю. Убегли куда-то к теплицам, я им кричал, да не обернулись. Я вот, — Хагрид махнул ручищей в сторону Сириуса, и он невольно поджал хвост. — Псинка у меня захворала. Дурная скотина.

Сириус зарычал.

Неожиданно из корзины, которую перевернул Питер, выползло что-то маленькое, кривоногое и толстое и, помахав хвостом-обрубком, пугливо подобралось к Сириусу.

Щенок.

Самый уродливый щенок, которого Сириус когда-либо видел.

— Ощенилась вот, — крякнул Хагрид, сунув руки в карманы своего цветастого фартука. Сириус от возмущения чуть не превратился обратно в человека.

— Ясно, — Макгонагалл коротко взглянула на то, как щенок самозабвенно жует Сириусу ухо, и поджала губы. — Прошу вас, Хагрид, если увидите их, пришлите мне сову.

— Ясное дело! — великан неуклюже потоптался на месте. — А чего они натворили-то?

Макгонагалл обернулась, уже собираясь уходить.

— Играли в сдвигудар, — сухо молвила она.

— Сегодня? — изумился великан.

— Вот именно. Жду вашу сову, Хагрид.

— Вот еще выдумали, — ворчал Хагрид, когда опасность миновала, и ребята собрались вокруг его стола за чаем. — Вечно я чтоль буду за вас отдуваться? Сваливаетесь как снег на голову, а мне краснеть перед профессором Макгонагалл и Дамблдором тоже...

Он так яростно раскатывал тесто для будущего пирога, что грозил сломать у стола ножки.

В хижине приятно пахло деревом, кожей, тыквами, яблоками и корицей. Пучки трав увивали стены замысловатой пряной гирляндой. В маленькой печке сухо потрескивал огонь. На большом круглом столе теснились банки с мукой и сахаром, а вокруг горой лежали коряво нарезанные, густо обсыпанные корицей яблоки. Когда Хагрид отворачивался, над столом обязательно мелькала чья-нибудь рука, и гора яблок сразу становилась меньше.

— Все по-честному, Хагрид. Ты молчишь о наших делах, мы о твоих, — Джеймс подозрительно вглядывался в свое печенье, задрав очки на лоб. — Это что, козье де...

— Шоколад, — быстро сообщил Ремус, гладя по голове детеныша гиппогрифа, на которого они наткнулись в кустарнике за домом.

Джеймс уронил очки на нос, оглянувшись на Люпина.

— Ты его попробовал?

Гиппогриф вскинул голову, вцепившись взглядом в печенье в его руках, и направился к нему с маниакальным блеском в глазках. Детеныш был не больше новорожденного жеребенка, плохо держался на тонких пушистых ногах и время от времени тоненько резко вскрикивал, пытаясь расправить крепко привязанные к спине крылья.

Джеймс, Лили и Ремус наткнулись на него в кустарнике за домом — малыш раскапывал фундамент в поисках мышиных нор.

— Что это за уродец? — спросил Сириус, брезгливо стряхивая со своей ноги любвеобильного щенка. Он сидел на стуле, сгорбившись в неприятном ожидании, в то время как Лили сновала у него за спиной, торопливо листая учебник по колдомедицине. — Я не твоя мамаша, отвяжись! Фу, фу!

— Ты уверен, Бродяга?

— Иди... к черту, Джим!

— Это Клык, — Хагрид уложил последний кусочек яблока в пирог размером с хороший тазик и улыбнулся в бороду, глядя на дело рук своих. В своих огромных рукавицах и ужасном цветастом фартучке с оборками он был похож на страшную бородатую домохозяйку. — Нашел вот вчера беднягу под «Кабаньей головой». Мамка, видать, бросила. Будет мой новый охотничий пес.

— Кажется, он описался, — сообщил Джеймс, наклоняясь вбок.

Маленький гиппогриф, шатаясь и цокая копытцами по полу, подошел к столу и склонил набок голову, задумчиво глядя, как с печенья Питера осыпается крошка. Мальчик покосился на него и сглотнул. На нем последствия превращения почему-то в последнее время сказывались куда острее, чем на остальных. У Сириуса, бывало, несколько часов после обращения держался острый собачий нюх, Джеймс слышал шорохи в радиусе многих десятков метров и шарахался от каждого резкого движения, Ремус различал такие оттенки и мелочи, что даже страшно становилось, а Питер почему-то только все больше и больше напоминал свое звериное подобие. Становился дерганым, нервным и постоянно точил что-то, засыпая себя крошкой. Как сейчас, например.

— Кстати, о питомцах, — Лили отдернула книгу, из которой любознательный гиппогриф пытался вытянуть яркую шелковую закладку. — Хагрид, откуда ты его взял? Это вообще законно?

— Профессор Грей подарила, — миролюбиво сообщил великан, бережно, словно младенца, перенося пирог к печке. — Ей несподручно следить за ним, у нее же уроки, — он на ходу потрепал гиппогрифа по голове. — Славная женщина эта профессор. Привезла с собой кучу всякого зверья, чтобы детишкам интереснее было. Уйди, Клювокрыл, горячо. Так вот, был я у ней на уроке...

Сириус напрягся, когда Лили приблизилась к нему с поднятой палочкой. Джеймс беззвучно засмеялся, наблюдая за ними. Гиппогриф ревниво клацнул клювом и мягко потянул Джеймса за рубашку, разрывая рукав.

— ... бросился-то, а она и глазом не повела, как вынет кнут, да как...

Лили подала Сириусу деревянную ложку.

— Это еще зачем?

— Чтобы ты не орал, — легко пожала плечами она.

— Что-то мне совсем это не нравится, — пробормотал Сириус, беря ложку в рот и зажимая кислое дерево зубами. — Может наложить анестези...

Плечо вдруг с хрустом встало на место, и Сириус сдавленно взвыл от боли, чуть не перекусив ложку пополам.

— Пожалуйста, — весело отозвалась Лили в ответ на его сдавленную ругань. Сириус стукнул кулаком по столу, давая выход чувствам.

— ...а я ей и говорю, что опыта у меня хоть отбавляй, и я завсегда с любой скотиной управлюсь. У ней, вот когда гиппогриф разродился, не было помощника, а я тут как тут. Ну и она сказала, что когда уйдет, мне своих зверушек передаст. Так-то, не хочет, видать, в плохие руки...

— Уйдет? — заинтересовался Ремус. — Почему?

— Лично я уже привык, что преподаватели бегут от нас, как от огня, — усмехнулся Сириус, глядя, как бинт туго обматывает его плечо. — Жаль, конечно, у этой хоть фигурка ничего.

— Бродяга!

— Что?

— Дамблдор ее только на энтот год зазвал. Хочет, чтобы за Хогвартсом приглядела, пока все эти оборотни окаянные не угомонятся. Она в этом деле толк знает, поговаривают, что ее папаша...

— Оборотни? — нахмурился Ремус, выпрямляясь на стуле. — Ты о чем говоришь, Хагрид? Какие оборотни?

Хагрид замер, глядя в печку.

— Зря я это сказал. Очень-очень зря...

— Хагрид!

Великан насупился и принялся убирать со стола.

— Не слыхали небось? В газетах уж всю неделю пишут, что энтот как его... не то Сизый, не то...

— Сивый? — тихо переспросил Ремус, бледнея.

— Он самый. Поговаривают, что он своих нелюдей против маглов повел...

Джеймс и Сириус коротко переглянулись и одновременно взглянули на Ремуса. Пальцы, сжимающие чашку, побелели от напряжения.

— Дамблдор вот опасается за школу, потому и вызвал профессора Грей из Министерства. Все лето уговаривал, не хотела она, вишь, преподавать-то. Уговорил, теперь будет следить, чтобы ни один волчара к нам не влез. Чегой-то ты, Ремус? Не плохо тебе?

Ремус поспешно опустил на стол чашку — она дрожала в его руке так, что чай норовил выплеснуться наружу.

— Нет, я здоров, — едва слышно шевельнул губами тот и поспешно сделал глоток. — Все отлично...

Хагрид хмыкнул, глядя на него из-под кустистых бровей, и перевел взгляд на Сириуса. Лили уже почти закончила бинтовать ему плечо, но ей мешали — маленький гиппогриф подбивал ее под локоть, требуя внимания.

— Это ты на квиддиче себе руку-то обломал, а, Сириус?

— На квиддиче, — пробурчал Сириус, морщась. Рука, которую пришлось держать поднятой, страшно затекла, и от тугого бинта легче не стало. — Сестренка Малфоя постаралась. Я думал, она ее вообще к чертям оторвет.

— Не знал, что у Малфоев двое детей-то.

— Один — уже перебор, — проворчал Сириус.

— Симпатичная, видать? — проницательно улыбнулся Хагрид, и Сириус наградил его злым взглядом.