— Надо поговорить, — с ходу сказал он.

— Чего тебе?

— Вы были там, когда на Марлин напали, — прямо сказал Пруэтт. — Вы, трое. Вас нашли рядом с ней в лесу. А теперь кто-то снова пытался на неё напасть. Я бы не… — Фабиан поджал губы, явно пытаясь улыбнуться, но ноздри его раздувались, и вообще, вид у него был взбешенный, как у мантикоры из вольера Валери. — Я бы никогда не стал тебя об этом спрашивать, но нет выхода. Ты знаешь, кто пытался на неё напасть?

— Нет, — коротко рубанул Сириус, скучающе глядя на Пруэтта.

Тот слегка растерялся.

— Ты знаешь, Блэк. Я уверен.

Уголок сириусового рта насмешливо опустился.

— Что такое, Пруэтт? Подозреваешь меня?

У Фабиана дернулось лицо, на нем появилось то же выражение, которое возникало всякий раз, когда Пруэтт видел Марлин и Блэка вместе.

— Пока нет, но всякое болтают, — вежливо отозвался он и сглотнул, так, что чуть не выбил кадыком челюсть. — Вас нашли рядом с ней в лесу, вы были там, когда погибла Мэри, и та француженка, которую ты трахал…

Улыбка Сириуса увяла.

— …перед смертью назвала твое имя. Если бы я не знал о том, что вы сбегаете ради Люпина, наверняка подозревал бы тебя. У тебя есть секреты, и, говорю тебе честно, мне насрать на них, но до тех пор, пока они не касаются Марли. И если ты знаешь, кто пытался её убить, ты должен мне сказать.

Пару секунд Сириус просто глядел на него, а потом небрежно сказал:

— Я тебе ни черта не должен, Пруэтт.

С этими словами он сунул руку в карман и пошел дальше. Фабиан растерялся еще больше, не зная, как еще зацепить его и сделать больно за тот страх, который грыз его днем и ночью, за то, что он видел — Марлин никогда не полюбит его так, как любила этого ублюдка, за то, что рой соперников постоянно маячит неподалеку, за дурацкие подсолнухи на тумбочке. Мгновение он боролся с собой, а потом резко обернулся ему вслед и крикнул:

— Притащишь еще один гребаный веник в крыло, Блэк, и придется отвечать, понял?

Сириус остановился и оглянулся.

— О чем ты?

— Я о тех цветах, которые ты таскаешь в крыло! Не знаю, на кой черт ты это делаешь, но, говорю тебе, хватит, а не то…

— Я не таскаю в крыло цветы, Пруэтт, отъебись, — теряя терпение сказал Сириус и снова отвернулся, но тут уже терпению Фабиана подошел конец, и он, явно не руководствуясь головой, схватил Блэка за локоть и рывком развернул обратно. Сириус вспыхнул, как сухой хворост, и, со словами «Эй, руки от меня!», толкнул Пруэтта так, что тот отбежал от него на несколько шагов. Сидящие за столами ученики оглянулись, покой в зале дрогнул, Макгонагалл вскочила из-за стола.

— Никто не знает, что она любит эти гребаные подсолнухи, только я знал! И ты, выходит, ты же был с ней, был ведь! — рычал Фабиан, вырываясь из рук брата и Люпина. — Клянусь Мерлином, Блэк, увижу там еще хоть один сраный букет, я тебя прикончу!

— Я уже сказал тебе, я этого не делал, хера тебе надо?! — Сириус, уже с палочкой в руке, пытался достать его из-под рук Джеймса и Крессвелла.

Неизвестно, чем бы закончилась эта утренняя потасовка, если бы Макгонагалл, вся в черном, не налетела на сцепившихся, как фурия, и не разогнала в стороны, влепив каждому по штрафу и наказанию. К счастью, от проповеди на тему «На днях погибла ваша одноклассница» всех спас колокол, и Мародеры поспешно ретировались из Зала, разделившись в холле пополам — Лунатик в компании с Лили отправился в лес, Хвост — на консультацию, а Джеймс и Сириус — подальше от гневно раздувающихся ноздрей профессора трансфигурации.

— Какого черта он наехал? — отдуваясь, спросил Джеймс, когда они выбежали в коридор, и, убедившись, что никто за ними не идет, перешли на шаг.

— Да хрень полная, — проворчал Сириус, лихо запрыгивая на подоконник. — Доебался со своими подсолнухами, решил, что я таскаю их Марлин, — он подергал древнюю, как трусы Филча, оконную раму, открыл её, насквозь мокрую из-за дождя, и достал сигареты.

Мимо проплыл Почти Безголовый Ник и с учтивым чавканьем приподнял голову. Джеймс кивнул ему, взлохматил башку и пристроился рядом с Бродягой.

— Какими еще подсолнухами? — он вытянул у него одну сигарету.

— Да неважно, хрень полная, — уверенно повторил Сириус, нахмурился, помолчал немного и сказал, уже спокойнее: — Я после уроков подойду к Эванс, идет?

Джеймс дернул плечом.

— Да забудь, Эванс не злопамятная, она уже забыла, и вообще, она понимает, почему ты на людей кидаешься. И все понимают.

Сириус нахмурился еще больше.

— Я не готов к воспитательной беседе, пап, — протянул он и щелкнул зажигалкой.

— Да? Ну и иди нахуй, — отрывисто сказал Джеймс, проедая его глазами. — Иди в сортир и вздрочни, только потом закрывай свою долбаную кровать на ночь чарами, понял?

Они помолчали, дуясь, как тринадцатилетние девочки и вытягивая жизни из сигарет.

— Я…

— Слушай, Бродяга, это уже нездорово, — вскинулся Джеймс. — Присунь уже какой-нибудь девчонке, а то я не готов проснуться в одно прекрасное утро и увидеть, как ты трахаешь Полную Даму, или миссис Норрис!

— Я был у Роуз неделю назад, — нехотя сказал Сириус, и голос его звучал невнятно из-за сигареты, а потом он осторожно взглянул на Джеймса и разозлился.

— Что ты пялишься, я не смог, ясно? — громко сказал Сириус, выдыхая на каждом слове по облачку, а потом яростно затянулся. — Хотел, но не смог. Но я, мать твою, пытался, ясно?

Джеймс был здорово удивлен, и еще его, кажется, порывало заржать, но этого он бы сам себе не простил.

— Да ладно? Вообще не смог? Бля, мне, что, отсесть? — он красноречиво оторвал от подоконника задницу, делая вид, что собирается уйти.

— Нет, Сохатый, я почти не смог, еще немного — и смог бы, — язвительно сказал Сириус, кажется, из последних сил сдерживаясь, чтобы не врезать Джеймсу по очкам. — Не стоит, как тебе еще, блять, объяснить?

Джеймс сел на место и погрузился в скорбное молчание.

— Пришлось поделать ей и съебаться, пока она не начала спрашивать, — Сириус дергал ногой и снова выглядел так же паршиво, как за завтраком, как вчера, и вообще всю эту неделю. — Я уже три склянки, ну знаешь, того зелья выхлебал, и ни хрена. А сейчас я чуть не сшиб её, и у меня гребаный столб в штанах. Эта сучка точно меня чем-то опоила, говорю тебе, — процедил он и затянулся так, что даже у Джеймса в горле защипало.

— Ну так и что? Она, конечно, могла тебя опоить, но… бля, Бродяга, трахайся с ней, в чем проблема? Не обязательно… ну знаешь, делать уроки вместе, или проводить вместе Рождество. Когда это было проблемой? Просто трахай её время от времени, а потом тебя отпустит и все будет нормально. Или ты перед Мальсибером зассал? — Джеймс криво ухмыльнулся. Сириус юмор не оценил и спрыгнул с подоконника.

— Завали, Сохатый, я к ней больше не притронусь, — отрезал он, расплющивая сигарету о подоконник. — И еще, надо антидот поискать. На всякий случай.

— Нюниуса попроси, — осклабился Джеймс. — Потому что если ты сунешься с этим к Эванс…

Сириус усмехнулся в ответ и качнул головой, снимаясь с места и одновременно засовывая руку в карман.

— Всё, валим. Не хочу Филчу попасться.

Джеймс зафыркал от смеха, и все еще нес сигарету ко рту, когда на его лице вдруг проступило смятение.

— Бродяга, а сегодня среда, или четверг?

— Четверг, — бросил Сириус, не поворачиваясь.

— Твою мать! — Джеймс спешно затушил сигарету, снимаясь с места похлеще скакового гиппогрифа. — Сегодня же Травология с утра, окно у нас по средам! Стебль нас жопой в пень с огурцами засунет, бежим!

Когда они пробегали по пустым коридорам мимо запертых классов, их шаги казались особенно громкими, но было поздно думать о том, что будет, если их застукает Макгонагалл, или Филч. В холле был уже почти совсем пусто — если не считать небольшой группки слизеринцев, идущих со стороны кухонь. В другой ситуации Джеймс постарался бы просто побольнее задеть кого-нибудь из сальноволосых засранцев плечом, и дело с концом, но сейчас он замедлил. Уоррингтон прятал в сумку выстиранную форму для квиддича, Мальсибер посмеивался над чем-то, Регулус шел последним и сворачивал свою форму в рулон.