Но все равно ужасно переживал. А вдруг что-то пошло не так? Её и так продержали там на две недели дольше положенного, вдруг решили подержать еще? Если решат задержать её еще хотя бы на день, он не выдержит, и сам переберется в Мунго, что бы там ни говорила Макгонагалл…

Джеймс как раз затянулся поглубже, когда за изгородью мелькнули две человеческие фигуры. Он замер, во все глаза глядя перед собой, медленно выдыхая дым и все еще держа сигарету у рта.

Лили вошла в ворота школы в сопровождении пухлой, строгой медсестры из Мунго. На Эванс была надета короткая теплая куртка и длинный черный шарф. Из-под короткой шерстяной юбки, больше похожей на обрывки какой-то ткани торчали две тонкие, почти кривые ноги в грубых ботинках и черных колготках. Темная одежда, внезапно ставшая ей велика, бледное личико со следами недавней болезни в виде кругов под глазами, огненно-рыжие волосы, плещущиеся на ветру.

И ярко-красные губы.

Наверное, целую минуту Джеймс просто стоял и пялился на неё. Тяжело дышал и пялился, пока пепел с его сигареты падал в бегущую под ногами воду. А Лили медленно шла от ворот к школе. Так медленно, так тяжело, словно прошагала до этого всю Шотландию и еще парочку стран. Её взгляд был прикован к Джеймсу, губы дрожали.

А потом Лили вдруг сделала странный, нетерпеливый жест руками, хныкнула, подогнув на ходу колени и сорвалась с места.

В этот момент Джеймс тоже очнулся и рванул ей навстречу.

Лед трескался под их ногами, вода брызгала во все стороны, солнце горело в каждой капле и пылало на волосах, выбившихся из-под шарфа. Лили буквально запрыгнула на Джеймса, обвила его руками и ногами в этих смешных тяжелых ботинках. Он покачнулся, но устоял, переступая с места на место и крепко обхватывая Лили руками. Она рыдала так безутешно и бурно, что даже у суровой медсестры, наблюдавшей за ними со стороны, внезапно зачесался нос, так что она поспешно отвернулась и полезла за платком.

Лили цеплялась за Джеймса, как коала, спасенная из лесного пожара, ощупывала трясущимися руками, словно пыталась убедиться, настоящий он Джеймс Поттер, или нет. А он покачивал её из стороны в сторону, неторопливо топтался на месте и жмурился, шепча слова благодарности…

Джеймс улыбнулся Лили в ответ и едва заметно подмигнул, отпивая из своего кубка. Как раз в этот момент пьяный в доску Фабиан что-то напутал с пластинками и вместо грохочущего рока «Диких сестричек», гостиную заполнила нежная баллада в исполнении Биттлз. Раздалось несколько недовольных голосов, даже можно сказать, недовольный гул, но он почти сразу сошел на нет, как только как-то приглушил свет и девчонки потащили парней танцевать. Кто же будет против потискаться в темноте?

Джеймс поставил свой кубок на ближайший стол, подкатил к группке девчонок, где застряла Лили, втянул губы, стараясь побороть улыбку, которая из него так и лезла и, сверкая глазами как Чеширский кот из магловской сказки, увел Лили танцевать.

Джеймс Поттер был не единственным, кого одолели воспоминания прямо в разгар вечеринки.

Роксана остановилась у стола с напитками и попыталась вручную открыть бутылку магловского виски, которое, одному Мерлину известно, как, проникло на праздник, но руки у неё дрожали, и она никак не могла совладать с открывалкой. В конце концов, психанула, выпростала из узкого кармана свою старую черную палочку и срезала пробку, так что она и остатки стекла зазвенели по стоящим на столе бутылкам. Кое-кто из толпы вокруг оглянулся на шум, кто-то окинул слизеринку высокомерным взглядом, но Роксана на них не смотрела.

Её все еще трясло после встречи с этим уродом. Гребанный Мальсибер. Мерзкое животное. Он ведь знал, что она не сможет не отреагировать, он специально её провоцирует?! Чего он хочет добиться? Неужели думает, что она пойдет у него на поводу?!

Конченый ублюдок. Мразь.

Роксана плеснула на дно стакана немного виски, выпила залпом и зажала рот рукой…

После того, как они вернулись в школу утром десятого февраля, её привычная жизнь слетела нахрен с катушек. Разговор с отцом, его признание, всё, что она услышала, перевернуло весь её мир. Роксана была напугана. Напугана и растеряна. Она не знала, что делать и куда кидаться. Ей пришлось вернуться в школу, потому что так было нужно, и этого хотел Абраксас, но спокойствия эти мысли ей не приносили. Все, чем бы она не занималась, вызывало у неё огромное чувство вины. Её отец согласился пожертвовать жизнью и добровольно ожидает смерти, в то время как она занимается всякой ерундой и… как это вообще могло произойти?! Нет, ей надо вернуться домой, вернуться и попытаться все исправить! Неважно, как, но она должна быть там, ведь это правильно!

И как только уверенность в этом «правильно» достигала апогея, Роксана смотрела на Сириуса, который сидел рядом с ней на уроках, в библиотеке, иногда даже спал рядом с ней, и понимала, что если вернется домой во всех смыслах – потеряет его. Сириус никогда её не поймет и вряд ли смирится с её решением. Ведь этот мир уже давно стал для него чужим. Он никогда в этом не признается, но Роксана знала, что он боится его, как огня, как сбежавший из цирка дикий медведь боится своей старой клетки и штыков. Поэтому о возвращении вместе с ним не могло быть и речи. А потерять Сириуса Роксана не могла. Это было все равно, что добровольно отказаться от руки, или ноги.

Тоже самое она чувствовала и по поводу отца. Никогда не думала, что Абраксас Малфой когда-нибудь вызовет у неё подобные чувства, но это было так. И она разрывалась между ними двумя, не зная, не понимая, какую сторону принять.

И именно в таком состоянии её и застал Генри Мальсибер, когда одиннадцатого февраля решил бросить в её сторону какую-то дежурную шуточку. Он никогда не упускал возможности как-то её подначить. Но все дело в том, что до того момента Роксана каким-то образом совершенно забыла о его существовании в такой непосредственной близости от неё. Мальсибер-старший заполнил все её мысли, как одна гигантская грозовая туча, снова и снова она представляла себе, с каким наслаждением бы вогнала свой старый-добрый нож ему прямо в лоб, снова и снова вспоминала его холеное равнодушное лицо и сжимала кулаки.

А тут вдруг его прямой отпрыск сам напомнил о своем существовании.

Роксана даже толком не могла вспомнить, как отреагировала на его тупую шуточку. Все было как в тумане. Позже Сириус рассказал ей, что она снова корчила из себя вейлу, что набросилась на Мальсибера, визжала как чокнутая банши и пыталась выцарапать ему глаза. Наверное, это была правда, потому что под ногтями у неё запеклась кровь. И, судя по шее и щеке Сириуса, не только Мальсибера. Роксане было стыдно. Не перед Мальсибером, а перед Сириусом, потому что она так и не смогла внятно ему объяснить, что на неё нашло. Списала все на месячные. Сириус поверил. Должно быть все еще помнил, как она однажды попыталась вырвать у него сердце. Хорошо хоть не получилось как в тот раз, и этого почти никто не видел, а то дело не закончилась бы простой отсидкой после уроков. Как ни странно Мальсибер тоже не стал жаловаться Слизнорту. Зато сделал кое-что другое.

Он поймал Роксану в гостиной Слизерина после уроков в тот же день. Один, без своей компании, что было уже само по себе необычно, Мальсибер без лишних слов сграбастал её за локоть, зажал рот и уволок в коридоры, ведущие к спальням, туда, где их точно никто не смог бы подслушать. Роксана сопротивлялась, но специально вызвать приступ вейлиного безумия она бы все равно не смогла, так что вместо этого вцепилась зубами в его руку.

– Ай, Малфой, твою мать! – Мальсибер разжал руки, и Роксана попыталась бежать, но он одной рукой схватил её за предплечье и ударил о стену. – Почему ты такая дикая? – он с противным чмокающим звуком засосал кровоточащие ранки на руке. Его лицо выглядело так, словно на него напали бешеные совы. – Я так понимаю… ты уже все знаешь, да?

Роксана молча прожигала его ненавистным взглядом.

– Ну и что планируешь с этим делать? Что Абраксас планирует делать? Он наверняка рассказал тебе о своем плане?