Роксана подняла на него взгляд и невольно сжала плечи.

Абраксас смотрел на неё с откровенной злостью.

— Нет слов, чтобы описать, как я был разочарован, когда вместо него у меня родилась дочь, — его губы скривились. — Я был зол? Нет. Я был в бешенстве. Помню, как я впервые взял её на руки. — он зачем-то изобразил руками колыбель. — Единственным желанием во мне тогда было — выкинуть орущего младенца в океан!

Роксана почувствовала, как к щекам приливает кровь. Стакан задрожал в руке, а памяти зашумели волны, бьющиеся о каменные утесы Дурмстранга. Зачем он ей все это говорит?! От жуткой обиды и несправедливости у неё на глазах выступили слезы, она едва смогла разомкнуть губы, чтобы отпить из стакана. Рука, сжимавшая стакан, побелела от напряжения. Будь она такой же сильной, как Сириус или Джеймс, он бы наверняка треснул.

— И вот я остался один на один со своей будущей старостью, огромной империей, которую мне не с кем было разделить, трусливым сыном и абсолютно бесполезной дочерью, — безжалостно продолжал отец. — Тогда мне было безразлично, кем она вырастет и что с нею станет. Мне было все равно, умрет она от драконьей оспы через неделю после рождения, или от магловской через год. Я потерял последнюю надежду получить третьего наследника в пожаре, и, кроме того, потерял один из крупнейших особняков моего рода. Один я с трудом удерживал влияние, поэтому бросил все силы на то, чтобы мало-мальски воспитать из Люциуса преемника. Бывали дни, недели, месяцы, когда я вообще забывал о том, что в моем доме, кроме меня, моей жены и нашего сына живет еще и моя дочь.

Пару мгновений Абраксас молча испытывал её взглядом, но Роксана не доставила ему удовольствия плачем. Собрав все силы в кулак, втянула сопли и уставилась на отца самым злющим взглядом, на который была способна. По щекам у неё катились слезы, но в той ненависти, которая в этот момент горела у неё в глазах, можно было бы ковать железо.

— Однако, всё изменилось в тот день, когда ей исполнилось семь лет, — вдруг произнес Абраксас. — Помню, в тот день в нашем доме было много детей. Среди них были дети Кигнуса Блэка. Его старшая дочь Беллатриса часто избивала Люциуса в детстве, и он всегда прибегал жаловаться к Эдвин. И остальные дети, которых третировала эта дьяволица тоже бегали жаловаться к своим матерям. Только не ты, — задумчиво проговорил Абраксас, поглаживая небольшую бородку. — Единственное, что меня в тебе удивляло, так это то, что ты никогда ни на что не жаловалась. Так вот, в день твоего рождения твоя мать как обычно устроила прием. Я разговаривал со своим другом в гостиной, когда краем уха услышал, как эта девица над тобой смеется. Ты стояла перед ней и ревела… а потом вдруг со всей силы наступила Беллатрисе на ногу! — Абраксас отрывисто засмеялся, и Роксана даже подскочила от неожиданности. — Со всей силы, вот так! — он с размаху хлопнул по столу ладонью. — Никогда этого не забуду!

Абраксас вдруг перестал смеяться, вздохнул и уставился на Роксану, как удав на кролика.

— Это было поразительно. Но поразительнее было то, что ты не побежала с этим к матери, ко мне, или к Люциусу. Ты боялась всего на свете, но никогда и никому этого не показывала. В тот день я впервые разглядел в тебе не надоедливого ребенка, а свою дочь. Люциус никогда бы не решился наступить на ногу Беллатрисе Блэк, никогда не посмел бы обидеть своего обидчика. Он всегда слишком боялся последствий. Твой брат рос, как две капли воды похожий на свою мать. От меня он не взял ничего. Но ты… ты вдруг оказалась точной моей копией. До этого я совершенно не обращал на это внимания, но в тот момент — это стало для меня откровением, ослепительным открытием. У меня есть дочь.

Пару минут на кухне царила звенящая тишина.

— После того, как ты наступила ей на ногу, убежала в сад, — продолжал Абраксас. — Ты всегда-а убегала. Но тогда был невероятно холодный октябрь, а ты убежала в легкой одежде. Я пошел за тобой. Нашел тебя в саду и отнес в твою комнату. Ты наверняка этого не помнишь, ведь тогда у тебя поднялась ужасная температура и ты заболела. Я не отходил от тебя все две недели, что ты лежала в кровати. Даже эльфам не разрешал за тобой ухаживать. Я так боялся, что ты умрешь. Мне казалось в то время, что я не задумываясь продал бы душу и все, что только попросят — лишь бы только ты выжила. Лишь бы твой маленький лоб не был таким горячим, лишь бы ты не страдала… До того момента я и не подозревал, что когда-нибудь смогу полюбить кого-нибудь так сильно и слепо.

Раздался громкий треск, и Роксана дернулась, отбросив остатки лопнувшего стакана. Руку обожгло болью и пролившимся огневиски. Абраксас повернулся на своем стуле, увидев заляпавшую её ладонь кровь, но Роксана уже успела вскочить на ноги и теперь пятилась к двери.

— Зачем ты мне это говоришь? — слегка задыхаясь спросила она, трясущейся рукой вынимая палочку. Глаза застилали слезы злости, обиды и непонимания, так что Абраксас превратился в размытое красное пятно. — Ты, что, не понимаешь, что ты делаешь, отец?! — закричала она, встряхивая палочкой.

— Я говорю тебе правду, — спокойно сказал Абраксас. Несмотря на все сказанное, его лицо продолжало сохранять это непроницаемо-холодное выражение и потому Роксане было очень трудно поверить в услышанное.

— Правду? — задохнулась она. — Ты думаешь я в это поверю? Поверю в то, что в этом доме меня хоть когда-то, хоть кто-то любил?! ДА Я НИКОГДА В ЖИЗНИ НЕ ВИДЕЛА С ВАШЕЙ СТОРОНЫ НИЧЕГО, КРОМЕ ГРЕБАННОГО БЕЗРАЗЛИЧИЯ! — заорала Роксана, на секунду потеряв над собой контроль.

— И это не давало мне покоя все эти годы, но иначе я просто не мог поступить, — резко сказал он. — У меня перед глазами был пример того, что делает с ребенком безотчетная и слепая родительская любовь. Я не мог допустить, чтобы моя дочь выросла такой же тряпкой, как Люциус! Ты должна была занять со временем мое место! — он начал медленно подниматься со стула, и Роксана невольно отступила назад. — В тебе и только в тебе я видел достойного преемника! Я не мог допустить, чтобы Эдвин вырастила из тебя очередную бестолковую куклу в кружевах! Мне нужен был Малфой! Закаленный, способный выжить в любых условиях и идти по головам, если это будет нужно!

— Нет… — Роксана отступила на пару шагов, мелко тряся головой, отчего слезы катились по щекам. — Нет-нет, это все… — она хрюкнула носом, лихорадочно утирая щеки. — Это не может быть так, так не должно…

Абраксас слегка поостыл, глядя, как она всхлипывает и трясется с головы до пят, оглушенная и раздавленная внезапно свалившейся на неё правдой.

— Возможно та школа жизни, через которую я заставил тебя пройти была слишком жестока и трудна, — тише проговорил он. — Но я должен был. Я обязан был быть холодным и жестким. Только так я мог сделать тебя по-настоящему сильной. Только так. Словами меча не выковать, — отрывисто сказал он. — Я слишком любил тебя, чтобы жалеть.

Лицо Роксаны исказилось мученической усмешкой, она прерывисто всхлипнула и отвернулась, отчаянно пытаясь успокоиться. Лишь бы только не смотреть на него и ни на секунду не верить во всю эту дикость. Ни на секунду.

— Трудно оставаться безразличным к ребенку, в котором заключена вся твоя жизнь, но иначе я не мог поступить. В наш век в нашем кругу выживают только сильные и независимые. Я должен был внушить тебе уверенность в том, что по-настоящему ты можешь полагаться только на себя. Люциусу уже бесполезно было это внушать, а тебе...

— А как же все эти слова о семье?! — закричала Роксана. — Ты же сам всегда говорил, что только семья имеет значение! Что ради семьи можно принести любую жертву! Почему, почему на меня этот твой принцип никогда не распространялся?!

— Да потому что! — не выдержал Абраксас. — Потому что только так, только оторвав тебя от гнезда в таком раннем возрасте, я смог внушить тебе настоящую любовь к нему! Отчаянное, навязчивое желание быть частью этой семьи. Только это желание и заставляет тебя стремиться сюда снова и снова! Ты этого не понимаешь пока, потому что тебе семнадцать лет, и ты упрямишься, как последний гиппогриф! — рявкнул Абраксас, потеряв терпение и хлопнув по столу ладонью. Роксана отскочила назад. — Но рано или поздно все твои глупости сойдут на нет. И тогда ты захочешь вернуться в этот дом. И не просто вернуться. Подчинить себе весь его порядок и доказать всем, кто в этом сомневается, что ты, только ты — истинная глава этой семьи! И ты бы это сделала, черт тебя дери, потому что в тебе — моя кровь!