— Кажется, да, — Джеймс тоже тяжело дышал через рот и держался за бок. — Теперь надо ждать. Вот будет классно, если они сейчас возьмут нас в кольцо?

Сириус нервно заржал, вытер лицо рукавом мантии и выпрямился, оглядываясь по сторонам. Внезапно его напряженное, уставшее лицо просияло.

— Сохатый... Сохатый, смотри! — он оттолкнулся от дерева.

За деревьями рос кустарник. Несмотря на отсутствие ветра, куст покачивался, а на верхней ветке что-то белело в темноте.

Сириус сорвал вещицу с куста, а Джеймс засветил палочку. В руке у Бродяги был кусок ткани — такой, из какой может быть сделана пижама или ночная сорочка — белая в мелкий цветочек.

Они уставились друг на друга.

Лица обоих захлестнул страх пополам с азартом.

— Они где-то рядом, — хищно прошептал Сириус, комкая находку. Думать о том, что эта пижама могла принадлежать какой-нибудь девчонке было слишком страшно, он предпочитал оставить эти мысли до того момента, когда эта девчонка, спасенная и живая будет виснуть у него на шее и благодарить. — Они где-то рядом, Сохатый! Сработало!

Они неверяще захохотали и схватились друг за друга, а потом переменились в лице и брезгливо отстранились.

— Черт возьми, я только что обнял Нотта, да? — Джеймс картинно передернулся.

Сириус хохотнул.

— Понимаю, приятель, мне тоже все время хочется тебе врезать, — Сириус хлопнул его по плечу.

— Знаешь что, — Джеймс потер ладони. — Если мы сейчас дадим знак тревоги, то...

Он прервался.

Вдалеке раздался лай, а вслед за ним — пронзительный визг и отчаянный вой.

Джеймс и Сириус замерли, пораженные этим внезапным звуком. Ещё секунду они вглядывались в лес, а потом они как по сигналу уставились друг на друга.

— Бродяга... — Джеймс странно побелел. — Бродяга, тебе не показалось... что вой был какой-то... знакомый?

Сириус качнул головой.

— Этого не может быть, Сохатый! Это не Лунатик, Лунатик хотел уйти, он...

Звуки волчьей своры стали ещё громче, теперь к лаю и визгам прибавился омерзительный треск — западнее того места, где стояли они.

И тут же — с другой стороны леса, оттуда, куда они так спешили, раздалось эхо нескольких голосов и хруст веток. Кто-то в спешке пробирался мимо них.

Джеймс затравленно оглянулся в ту сторону и снова повернулся туда, откуда доносились звуки боя.

Сириус сжал губы, закрыл глаза и отчаянно выматерился.

А потом они одновременно сорвались с места.

По каким-то причинам волки не убили его сразу. Моментальной расправе они предпочли наказание в стиле Сивого: окружили его плотным кольцом, оставив немного места в центре круга — там, где лежал Ремус. То и дело кто-нибудь вырывался из круга, наносил Ремусу удар, кусал его, ранил, а потом возвращался на место, бросая врага истекать кровью. Круг волновался, волки толкались, каждому не терпелось внеси свою лепту.

Такова была цена за предательство.

Ведь по логике вещей, он не должен был мешать им преследовать жертву. Не имел права нападать на вожака, который сам не спешил атаковать и только наблюдал за происходящим. Ремус узнал его, узнал его подслеповатую морду и этот бешеный взгляд, не раз являвшийся ему в кошмарах.

Лука привел стаю в лес.

Ремус зарычал, глядя ему в глаза и попытался подняться, но на него немедленно кинулся кто-то, вдавил в землю и с такой силой рванул его за шкуру на боку, что Ремус взвизгнул и отскочил, поджимая хвост.

И как бы больно и страшно ему ни было, в затуманенной страхом и злостью голове находилось место и для недоумения. Волки вели себя так, словно отчетливо осознавали происходящее. Их действия были скоординированными, последовательными и продуманными. Они стояли на двух ногах и порой Ремусу чудилось, что за их рычанием он слышит издевательский смех. Ни дать, ни взять компания школьных задир.

Ремус затравленно оглянулся и успел только закрыть голову лапой, когда на него опять набросились — теперь уже вдвоем.

На самом деле он вовсе не хотел нападать на них, не хотел их калечить. Несмотря ни на что они были его братьями, его сородичами, все они были детьми Фенрира Сивого. А он предал их и наказание несет соответственно своему предательству. Но и Мародеры были ему братьями. Всю свою жизнь Ремус разрывался между тем и этим братством и сейчас, когда он умирал за одних от клыков других, эта борьба достигла своего пика.

И переломилась.

Переломилась в тот миг, когда Ремус услышал за ревом и воем топот, а потом увидел светловолосую голову, мелькнувшую среди темных кустов.

Послышался ещё топот — в зарослях мелькнуло белое как мел лицо Генриха Мальсибера. Джеймс и Сириус!

Но, к сожалению, их заметил не только он.

Один из волков вдруг оторвался от развлечения и ринулся в кусты.

Всё, что произошло после длилось не больше десяти секунд. Но от ужаса, пронзившего Ремуса в тот миг, ему показалось, что он видит все в замедленной съемке.

Сириус вырвался из кустарника и окаменел от неожиданности, увидев сборище волков и одного из них — бегущего прямо на него.

А затем волк прыгнул.

Шерсть у Ремуса на загривке встала дыбом. Несколько секунд, всего несколько секунд, даже не минута — разбились на отдельные части — вот он видит, как ноги Сириуса бьются в агонии под тушей оборотня. Душераздирающий вопль а затем короткий рык — и вопль обрывается в разорванной глотке, алая кровь фонтаном бьет в воздух, а затем — тишина. Нет ничего страшнее этой тишины. Ноги человека расслабляются и рука, вцепившаяся в холку зверя, шлепается на землю.

Ремус даже не понял, что кто-то опять напал на него и теперь кусает и когтит.

Оборотень неторопливо слез с окровавленного тела Сириуса, двигаясь совсем как человек, и оглянулся прямо на Ремуса.

Взгляд у него был человеческий. Такой прямой и ясный, какого не бывает у оборотня.

А с морды капала кровь.

Кровь Сириуса.

Сириус мертв.

Сириус мертв.

Эта тварь только что убила его лучшего друга.

Как будто не было этого месяца.

Как будто не было.

Ничего.

Как будто только что Бродяга бросил ему через всю комнату бутылку огневиски.

А Ремус поймал.

Словно со стороны он услышал чудовищный рев и только потом осознал, что этот рев рвется из его собственной груди. Вместе с болью, отчаянием и абсолютной, всесметающей ненавистью.

Чудовище, жившее в нем все семнадцать лет, вырвалось из оков человечности, схватило когтистыми лапами волка, который как раз собирался его наказать, отшвырнуло его как кутенка, а затем в два прыжка вырвалось на свободу. Оборотень, стоящий над телом перепугался и бросился наутек. Ремус — вдогонку. Они пробежали совсем немного и Ремус врезался в убийцу Бродяги. Волк взвизгнул, они покатились по земле. Ремус резво вскочил, схватил рвущегося прочь оборотня за шкуру так, что когти глубоко вошли в его тело, размахнулся и швырнул о ближайшее дерево. Захлебываясь рыдающим рычанием подскочил к упавшему и, не дав ему даже подняться, опять размахнулся и шарахнул о землю. Никогда ещё он не чувствовал такого желания убивать. Убить, растерзать на клочки — и того мало будет! Противник попытался подняться и бежать. Ремус заревел и прыгнул на него, обнажая клыки...

Противник был уже мертв, а чудовище, пораженное, ослепленное горем, все рвало и рвало его на куски и никак не могло утолить свою жажду мести.

И неизвестно, сколько ещё это длилось бы, если бы на помощь не подоспела остальная стая.

Ремус рывком оглянулся и зарычал на них, тараща обезумевшие глаза.

Лука пробился вперед, ошеломленно глядя на кровавую сцену.

А за ним из стаи вдруг появился кое-кто ещё.

Тот, которого Ремус надеялся никогда больше не встретить. Тот, которого он искал, но так и не нашел в колонии Сивого.

Волчица оскалилась и зарычала.

Она тоже узнала своего врага.

Лука по кругу обошел тело убитого сородича. Его единственный глаз выражал такой шок, что даже Ремусу стало не по себе, хотя безумие ещё не оставило его.