Сердце провалилось в желудок — даже в таком полуразрушенном состоянии Ремус не мог спокойно выносить её близость. Ногти больно впились ему в кожу даже через куртку. Конечно, она зла на него. Он ослушался, сунулся в самое пекло, и похоже опалил усы. Но он, может, тоже зол за то, что она оглушила его тогда во дворике, поэтому ответил коротко и сухо:

— Да.

— Славно! — она хлопнула его ещё раз. — Значит тебе известно, кто такой Сивый и ты не будешь сильно удивлен.

С этими словами она рванула последний узел, веревки упали, и кровь горячо и больно хлынула в онемевшие, распухшие руки.

— Конечно я знаю, кто такой Сивый, — Ремус потер запястья. — Сивый — самый сильный и свирепый из… — Валери вдруг обхватила его лицо и зачем-то оттянула ему веки, повертела голову из стороны в сторону. Ремус так оторопел от её прикосновения, что перестал понимать, о чем говорит и лепетал по-инерции: —…из живущих оборотней. Он мой кумир. Говорят только в его колонии волк может стать по-настоящему свобо…

Внезапно полумрак, в котором они купались с Валери расщепило ослепительно-белым светом — кто-то поднял клапан брезента. Глаза Ремуса больно обожгло, он зажмурился и инстинктивно закрылся руками.

— Что, новенький очнулся? — прогудел чей-то голос.

Ремус приоткрыл слезящиеся глаза, несколько раз моргнул, и перед ним сфокусировался бородатый мужчина в таком же мешковатом, гигантском свитере, что и Валери. Он незнакомца несло хвоей и мокрым мехом. Вместе с дневным светом в палатку (очевидно, это всё-таки была именно палатка), втекли голоса, смех и какой-то деревенский, уютный гам.

— Да, бери его, — легкомысленно отозвалась Валери, отворачиваясь от Ремуса.

— Выглядит неважно, — невнятно прожевал незнакомец, указав на сидящего на земле мальчика куском хлеба. — Он точно в порядке?

Ремус взглянул на сухарь в руке бородача, и у него подвело желудок.

Последний раз он нормально ел ещё в Хогвартсе, и этот хлебец вдруг показался ему самой аппетитной штукой в мире.

— Я всегда так выгляжу, — проворчал он и поднялся, цепляясь за столб. — Это вы — Лука?

Бородач выдавил сиплый смешок, обменявшись взглядом с Валери. Она приподняла уголки губ.

— Не дай Бог, парень! Я — Грум. Просто Грум, — и он протянул ему широкую ладонь.

Ремус пожал её, отметив шрамы, исполосовавшие грубую кожу вдоль. Он вскинул взгляд, посмотрел в пронзительно-синие глаза бородача и вдруг удивительно широко и полно осознал, что перед ним стоит оборотень. Настоящий оборотень! Такой же, как и он сам!

От простоты и величины этого открытия у Ремуса даже дыхание перехватило.

Раньше ведь… раньше он никогда не видел оборотней. И не думал, что они могут быть такими… обычными?

Грум усмехнулся, словно прекрасно знал, о чем он думает.

— Тебя-то как звать, шкет?

— Ремус. Просто… Ремус.

— Серьезно что-ль? — хмыкнул Грум. — Или прозвище выдумал?

— Серьезно, — озадаченно пробормотал Ремус.

Бородач издал ещё один вытянутый смешок в сторону Валери, указывая на Ремуса, как на нечто крайне забавное.

— Видала, а? — Валери сделала вид, будто её очень интересует рукав её свитера. — Он «серьезно» Ремус. Может завтра к нам «серьезно» Ромул заявится, а, а?

И он сипло захихикал, вздрагивая широкой грудью под своим вязаным балахоном.

— Довольно, Грум, — холодно произнесла Валери. — Он ждет. А у меня ещё куча дел и у тебя, кстати, тоже.

— Да-да, — спохватился новый знакомый и с хлопком потер ладони. — Ну идем, малец. Представимся, а потом решим, куда тебя пристроить.

Они вышли из палатки и мир, ослепительный, оглушительный, ледяной и яркий вломился в замучанное сознание Ремуса и он замер у палатки, ослепший, беспомощный и слабый, как новорожденный котенок.

— Иди! — Валери легонько толкнула его в спину. Ремус запахнул куртку и пошел, а его провожатые устремились следом.

В первые секунды лагерь показался ему обширным и масштабным кэмпингом, который за годы превратился в тщательно убранную и цивилизованную свалку.

Жильем здесь служили вместительные палатки-хижины в человеческий рост, но от самих палаток в этих сооружениях осталось очень мало, один только брезент, выглядывающий из утепляющих пуховых одеял и досок, служащих палаткам опорой. Построены они почему-то были вокруг стволов деревьев. Повсюду здесь царило нагромождение самой разномастной, старой или поломанной мебели и предметов быта. Жилища отгораживались друг от друга самодельными изгородями, но при этом все дома смотрелись друг в друга, как будто их жильцы были одной большой семьей.

Рядом с каждым «домом» горел огонь. Его устраивали в самодельных полевых печах, бочках, разводили прямо на земле и вокруг каждого очага ютились люди.

Точнее… это были не совсем люди.

Ремус изо всех сил старался не глазеть по сторонам, но ничего не мог с собой поделать.

Оборотни, оборотни, повсюду были оборотни, мужчины, женщины, дети, бегающие вокруг стайками и то и дело попадающие под ноги! Он не мог поверить, что в ночь полнолуния все они, эти милые женщины, помешивающие в котлах, дети, старики, все становятся волками, это было совершенно невероятно! Их одежда: дутые куртки, грубые теплые свитера, джинсы, ботинки, их манера собираться вокруг костров, готовить еду, чинить какие-то вещи, общаться, всё это только укрепляло впечатление о большой веселой компании, которая выехала в лес на праздник Гая Фокса или чего-то в этом роде.

И только когда Ремус вглядывался внимательнее в то, чем они занимались, истинная природа «кэмпинга» выползала наружу. Женщины голыми руками освежевывали зайцев и мелкую лесную живность — печальные шкурки висели на растянутых бечевках рядом с выстиранной одеждой. Мужчины, почему-то все как один бородатые или со щетиной, разделывали тушки и готовили оружие. Лица, руки многих из них, даже маленьких детей и хорошеньких девушек покрывали шрамы, а иногда — и волосы. Кто-то выставлял их напоказ, а кто-то наоборот прятал лицо под капюшоном. Впрочем, долго вглядываться у Ремуса не получалось — стоило ему заглядеться на что-нибудь, Грум или Валери толкали его в плечо.

— Куда мы идем? — спросил он, тяжело переступая по снегу и слегка нервничая от того, что Валери шла позади и была такой чужой и холодной. Точнее, ещё более чужой и холодной, чем обычно.

— Мы идем к Отцу! — жизнерадостно сообщил Грум. — Сивый лично знакомится с каждым новичком, так уж положено. И не удивляйся, если он…

— Почему вы называете его отцом? — Ремус окинул взглядом грузного, как минимум сорокалетнего мужчину. — Он же не ваш…

— Он Отец всем нам, парень. А мы все здесь братья и сестры, — ответил Грум и Ремус понял, что именно он подразумевает под «Отцом».

— Всем? — Ремус оглянулся по сторонам. — А сколько чел…

— Мы не люди, парень! — резко оборвал его Грум. — Не люди! Мы волки, понятно?

— Д-да… извините, — Ремус выждал пару секунд и снова открыл рот.

— Сорок один, — опередила его Валери, схватила за предплечье и заставила повернуть направо и нырнуть в утоптанный «проулок» между тентами. — Сюда.

— Сивый обратил сорок человек? — севшим голосом уточнил Ремус, очень надеясь, что Грум посчитает это признаком восхищения.

— Освободил, — значительным тоном поправил его тот. Он шумно дышал в морозном воздухе, выдыхая целые облака пара. — Он освободил сорок человек, верно. И знаешь, что я тебе скажу? Фенрир Сивый мог бы пойти дальше этого Темного Лорда, вот только не все это понимают. Но когда-нибудь поймут, обязательно, в…

— Пришли, — объявила Валери, остановившись у одного из тентов.

Он был немного больше остальных и обит по крыше и стенам коричневой кожей, но в целом ничем не отличался от всего лагеря. Ремус замер, глядя на палатку с некоторым замиранием.

— Заходи, мальчик.

И она медленно отвела вверх клапан.

С падающим сердцем, Ремус шагнул в полумрак тента.

Всё происходило так быстро. Он шел к этой палатке всю жизнь, с тех самых пор, как узнал, что это именно Фенрир Сивый превратил его существование в ад. Ремус мечтал увидеть Сивого, да-да, он не врал Валери, он мечтал встретить его и убить, хотя прекрасно понимал, что этого не случится. Он заготавливал сотни прекрасных обличительных выпадов в адрес Фенрира Сивого, зная, что никогда не выскажет вслух ни один из них, думал, что когда они все-таки встретятся лицом к лицу, он будет готов!